Салют)

Когда-то в одном стихотворении я написала "Жизнь идёт, часики тикают". Знать бы, как я тогда была права. Вы никогда не замечали, как быстро идут часы, когда мы счастливы? О, не стоит пенять мне, что не я сделала великое открытие. Просто слова - это только слова, пока не ощутишь их реальность на собственной шкуре.

Ну шкура у меня толстая... А и ту пробили. О чём я? Счастливая я...

Страшно сейчас писать об этом. Чтобы не перечитывать потом. Просто... всё хорошо. И внутри такое счастье и умиротворение. Счастье действительно делает красивым... Смотрю на себя в зеркало и почти не узнаю. Вот это, летящее на крыльях взъерошенное создание - я? Та самая я, что совсем недавно писала страдательные посты?

Да... Я действительно изменилась. Я тут о себе, потому что дневник мой и положено как-то...

А вот ещё, чтобы не совсем о прекрасном, я недавно узнав о... Ну да не важно о чём, написала рассказ. Откровенно говоря, период деланной готичности в моём творчестве давно канул в лету. Но это... Совсем иное. Я верю в вас, друзья мои. И смею надеяться, что и я смогла достаточно понятно донести свои мысли. Держите вам подарок.

------------------------------------

О традициях.

---------

- Все мы, по крупному счёту, не живём, а медленно умираем, - сказал Морингтон, размазывая по тосту апельсиновый джем.

Бредли кивнул и потянулся за своей чашкой. Томас Морингтон и Джим Бредли были старыми приятелями, они часто сидели вот так – в глубоких креслах за маленьким столиком, и пили утренний чай. Неизменно потрескивал камин, разгоняя осеннюю сырость, негромко щёлкали часы на стене, а где-то на кухне возилась старая кухарка. Обыкновенно, когда первый голод уже бывал утолён, а чай ещё не выпит, Морингтон заводил какой-нибудь философский разговор, а Бредли лишь кивал, разморённый теплом от камина и мыслью о горячем пироге в духовом шкафу.

- Послушайте, друг мой, это весьма любопытно, - Томас отложил надкушенный тост и дирижировал себе чайной ложечкой. – Человеческое тело состоит из клеток, это доказано. Но что есть жизненное время клетки? – Морингтон многозначительно посмотрел на приятеля и, дождавшись кивка, продолжил. – Это есть ничто. Час, день – не более. А человеческая жизнь? Гораздо длиннее, да, вы верно заметили!

Бредли задумчиво кивнул, солидно допивая свой чай. Он, в общем-то, не был против подобных разговоров, но от них почему-то всегда возникала странная сухость во рту. Джим уже говорил об этом своему врачу, и тот посоветовал пить побольше чаю. Сейчас Бредли понимал, что в этом есть смысл.

- Получается, что древняя традиция отнюдь не глупа, - Морингтон бросил взгляд на книжный шкаф, отыскивая энциклопедию, в которой вчера прочёл об этой самой традиции. – Да-да, дарить гроб на праздник – это вполне нормально. Смерть – естественная часть жизненного цикла, в ней нет ничего необычного.

Джим, как всегда, кивнул. Смерть была вполне естественна для индейки, которой начинён пирог. Её сытный запах уже проникал сквозь щель в приоткрытых дверях гостиной, и не было ничего более нормального, чем это. Бредли снова кивнул, поощряя приятеля к продолжению рассуждений. Но тот уже вглядывался во что-то за окном.

- Что там? – хрипло спросил Джим, чуть приподнимая своё располневшее тело в кресла.

- Миссис Джефри… У неё вчера случился сердечный приступ, - Морингтон неуклюже перекрестился и одним глотком опустошил свою чашку.

Дело в том, что личный доктор мистера и миссис Джефри был так же личным доктором самого Морингтона, и сейчас он, увидев траурную процессию, испытывал понятное беспокойство, заставлявшее его срочно передумывать планы на воскресенье. Томас вдруг осознал, что скачки теряют всю свою привлекательность по сравнению с воскресной службой. И, решив так, Морингтон снова снисходительно улыбнулся, вновь приобретая всю свою респектабельность.

Тут вошла кухарка, и приятели абсолютно одинаково повернулись к ней, следя взглядами блюдо с пирогом. Томас поспешно доел свой тост, а Джим налил им обоим ещё чаю. Впереди была вторая, и самая приятная, часть завтрака.