Тусклый свет в маленькой комнатке. Четыре стены грязно-кирпичного оттенка моей совести. Ночной мотылек, бьющийся в яростном припадке о пыльную лампочку, раздражающе кромсает гудящее молчание разума и немые вопли, что доносятся эхом из-под ребер.
По углам разбросаны клочки изорванных бездумными метаниями рисунков памяти, измазанный застаревшим салом хлам, любое случайное прикосновение к которому вызывает приторно-мерзкий вкус сожаления. Запах опустошения забивается при малейшей возможности в еле заметные трещинки на подушечках пальцев. Жадные кратковременные попытки ухватиться за возносящиеся к пожелтевшему от времени потолку дымовые облака, будто это воздушные замки,непорочные острова звонкой детской радости. На запачканной былыми утехами столовой скатерти опрокинута неловким движением чаша из помутневшего хрусталя. Ранее покоившаяся в ней живительная влага не оставила теперь после себя ни единой капли. Тщетно вылизываю, словно бродячая собака, разбитый сосуд.