Название: Заставляя жить
Автор: Кофий
Бета: Natsuo Nightray
Пейринг: Шизуо/Изая
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst, drama, hurt/comfort
Дисклеймер: не мое
Статус: закончен
Предупреждение: оос, мат, pov Шизуо
Саммари: события шагнули вперед, обойдя бандитские войнушки и прятки головы Селти. У Изаи не вышло осуществить свой грандиозный план по каким-то внешним причинам. Тем временем жизнь ставит ему свой диагноз.
От автора: боюсь, это несколько не те ребята, что хотели удавить друг друга в каноне. Сейчас им не до того.



Приходить домой с некоторых пор стало пыткой, изощренным проклятьем, и собственная дверь начала казаться затасканным входом в ад, где «оставит надежды всяк входящий». Зато она открывается с полпинка, даром что железная и пуленепробиваемая. Хотя в моем случае практически любая дверь не имеет права называться прочной.
Из кухни раздается дикий грохот, будто там разорвался гигантский снаряд. Спустя несколько шагов послышался отчетливый звон битья тарелок. Или чашек, я за месяц так и не научился различать, с каким звуком бьется очередное фарфоровое изделие. Давно пора было покупать железную посуду.
- Добрый вечер, - равнодушно здороваюсь я, открывая дверь почему-то непострадавшего при раздаче холодильника.
- Иди на хуй, - злобно шипят мне в спину.
Я пожимаю плечами, по-привычке достаю бутылку молока и отправляюсь в свою комнату. Мне нечего ему сказать. Все двадцать секунд дороги до следующей комнаты я слышу отчетливый звук шагов у меня за спиной. Странно, что он не кинул мне вслед какую-нибудь вазу. Ах да, у меня же нет в доме ваз.
Ложусь на заправленную кровать прямо в ботинках, включаю телевизор, не обращая внимания на ссутулившуюся фигуру, замершую в дверном проеме. Может быть, он уйдет, а, может, захочет попытаться спровоцировать скандал. Если бы я мог злиться так, как раньше, то вызверился бы уже при входе на собственную кухню, где не осталось камня на камне.
- Ничего не хочешь мне сказать? – вскидывает он голову в попытке изобразить прежнюю браваду.
- Нет, - приглушенный желтый свет именно сейчас начинает казаться каким-то больным, слишком неестественным.
Вот тебе еще одна заметка, Шизуо, купи нормальные лампочки. Знал же, что энергосберегающие – дерьмо.
- Отлично, тогда скажу я, - он сделал несколько порывистых движений в мою сторону. Нечто среднее между скачком и шагом. – Я хочу трахаться, хочу, чтобы ты завелся уже, наконец. Ну же Шизу-чан.
На последних словах он схватил меня за волосы и притянул к себе. Резким грубым движением, именно так, как я ненавижу. В следующий миг я обнаружил, что он сидит у меня на коленях и нетерпеливо сдирает с меня помятую рубашку. Температура, казалось, сделала гигантский скачок вверх, накалив пространство в комнате до предела. Я уже целовал его в губы, вцепившись в его волосы обеими руками. Он кусал меня в ответ, сжав мои бедра своими коленями именно так, как я люблю.
На один короткий миг мне показалось, что во всем этом действительно есть хоть какой-то смысл, что меня снова – как год назад – захлестывают сумасшедшие жгучие эмоции. Сделать больно и сделать хорошо. Только ему, только для него, как раньше. Разрывать к чертовой матери эту кожу ногтями, а потом зализывать раны. И видеть в его глазах такой же совершенно бешеный восторг, который чувствовал я.
Но это было лишь на одно мгновение.
- Блять, - задохнулся он, сжимая свою голову руками.
Ко мне снова вернулась апатия. Привет, я по тебе скучал.
- Забыл принять обезболивающее, - прокомментировал я очевидное.
- Пошел ты, - выдавил он, когда приступ начал проходить. – Я так просто не сдохну.
Мне осталось только устало потереть глаза, когда он неловко слез с моих колен и, спотыкаясь, побрел по направлению к своей комнате. Было видно, что его шатает. Сильно в этот раз шибануло.
- Изая, - спокойно позвал я.
Орихара остановился, прислушиваясь.
- Прими таблетки сейчас.
Он показал мне фак и скрылся в коридоре. Буду надеяться, что этот озлобленный маленький ублюдок послушается совета. Не хотелось бы всю ночь слушать его крики и стоны.
Чувство сострадания я в себе привычно задавил.

Том сегодня был молчалив. Обычно болтает много и не по делу, а сегодня слова лишнего не сказал, да и клиенты были на редкость сговорчивые. Прямо идеальный день, хоть в календарь вноси памятную дату.
Город с лихвой компенсировал молчание начальника: повсюду раздавались визг тормозов, телефонные звонки, случайные разговоры – Икебукуро жил.
- Думаю, сделка принесет нам тысячи, нет миллионы!..
- А потом он хлопнул дверью и укатил к этой своей сучке.
- Никогда так больше не говори!
В голове царил приятный вакуум. Шум улицы только дополнял идеальную картину, был тем самым изъяном, что делал тишину в моей голове подвижной.
- Не думаю, что все может быть так…
- Летом обязательно махнем в Болгарию!
- Эй, ты меня слышал?
- На что спорим, что завтра я ее трахну?
Это было практически удовольствием. Шагать по оживленным улицам, ловить обрывки чужих фраз, скользить взглядом по витринам, каждый раз отмечая в них себя и Тома. На ум не шло ни единой мысли – пусто, ничего нет. И, конечно, нет там чертова ублюдка Изаи, который смылся из дома в неизвестном направлении с утра пораньше.
Я нахмурился, вспоминая брошенную на кровати куртку. Ушел без нее, значит, вдобавок ко всем неприятностям еще и простынет.
- Ты слушаешь, что я тебе говорю? - Том говорил с такой интонацией, что становилось понятно, как долго он уже на разный лад повторяет одну и ту же фразу.
- Слушаю, - кивнул в ответ я.
- Я говорю, может быть, ты положишь его в клинику? Ему там помогут. В конце концов, ему нужен специальный уход…
- Я ему не мамочка и не папочка, чтобы укладывать в больничку, - я с удивлением отметил, что медленно начинаю закипать.
Разговоры об этом мне тяжело даются. Это стало заметно уже тогда, когда Орихара впервые переступил порог моего дома с целью остаться. Тогда я его чуть не пришиб, но оставил жить исключительного потому, что марать руки не было смысла. Сам через пару месяцев сдохнет. Вроде бы я долго смеялся.
А потом друзья-знакомые начали задавать вопросы: как так вышло, что мы вместе живем, сколько еще это продлится, спим ли мы в одной кровати, сколько осталось жить ему? Слухами земля полнится.
Почему-то сейчас мне не смешно - я начинаю злиться.
Давно уже не ощущал в себе это чувство. Даже наивно полагал, что оно исчезло, испепелилось под постоянным прицелом больных темных глаз. Забавно, раньше я искренне думал, что не могу выносить присутствие Изаи больше пары минут. Кто знал, что мне придется терпеть его месяцами?
- Да ты посмотри на себя, - в голосе Тома был мягкий укор. – От тебя осталась бледная тень. Думаешь, этого никто не замечает?
- Со мной все в полном порядке, - выдавил я сквозь зубы.
- Шизуо, в его состоянии просто необходимо…
Я со всего размаху ударил кулаком по стене дома, которому не посчастливилось быть выстроенным именно здесь. Красный кирпич раскрошился, впиваясь мне в кожу, но я едва ли что-то чувствовал, только волну гнева и раздражения, которая приближалась и собиралась снести все нахрен, как сошедший с рельс скоростной поезд.
- Ты думаешь, я ему этого не говорил?! – я даже не пытался контролировать себя, срываясь на крик. – Я не могу положить его на лечение насильно! Он должен сам этого захотеть! Черт, да я был бы счастлив, если бы он убрался из моего дома!
- Так что же ты его не выставишь?
Я развернулся и пошел в обратном направлении, едва не срываясь на бег. Нужно было немедленно уходить, пока Том, сам того не зная, не вынудил меня распустить руки и сломать ему пару ребер. Как же быстро можно выйти из себя, когда в глазах твоего собеседника плещется нечем неприкрытая жалость.


Это уже становилось причудливой традицией: каждый раз перед тем, как войти в дом, я останавливаюсь на пороге и просто смотрю на дверь. Скоро выучу все царапины, это не сложно. Одна особенно живописная россыпь трещин напоминает по форме Францию. Всегда хотел съездить в Париж, только подыхать после этого не собирался, как бы прекрасно это не звучало в той крылатой фразе.
В который раз, разозлившись на себя, вошел внутрь и прислушался. В доме было пусто, ни одного звука. И ни малейшего присутствия посторонних лиц. Расслабившись, я отправился на кухню.
День прошел довольно быстро. Телевизор производит гипнотический эффект. Вроде бы садишься щелкать передачи, когда солнце еще высоко, а встаешь, чтобы глотнуть молока, когда оно уже закатывается за крыши соседского дома.
К слову, Изая по-прежнему не появился.
Я пожал плечами, не предав значения этому открытию, и вышел прогуляться. Сейчас мне было жаль, что Селти и Шинра исчезли из Икебукуро. Без них было пусто, тихо даже. Весь город притих.
Ко мне вновь возвращалось то липкое оцепенение, которое не желало меня покидать уже больше месяца. Я был бы уже рад хорошенько разозлиться, выйти из себя и крушить все вокруг, но случались только короткие вспышки, как сегодня с Томом.
На улице тем временем сгущалась ночь. Я возвращался домой дворами.
- Эй, парень, руки к стене, живо! – раздался хриплый бас неподалеку.
Я медленно развернулся к говорящему.
- Ты что глухой?! – рявкнул он.
Секунду я на него просто смотрел. Мужик ничего собой не представлял и вряд ли мог обеспечить мне хотя бы забаву. Нокаут с первого удара я бы ему гарантировал.
- Что ты вылу…
И вот на этом слове он будто задохнулся. Я все еще стоял на месте, не предпринимая ни малейшей попытки сдвинуться с места и напасть первым. Похоже, меня узнали.
- Слушай, чувак, извини. Считай, что ты меня не видел, хорошо?
Не дожидаясь ответа, он развернулся и бегом устремился в соседний двор. Иногда репутация сильно выручает, особенно когда нет настроения махать кулаками.
Я вернулся домой, не задерживаясь на этот раз на пороге, потому что в доме никого не было. Я это нутром чувствовал. Изая словно сквозь землю провалился.
Ощущая некоторое беспокойство, я лег спать.
На следующий день он не появился. И через день тоже. Я пытался уговорить себя, что мне это только на руку. В конце концов, я же весь месяц мечтал, чтобы он свалил из моего дома, так какого черта?..
Ощущая себя донельзя глупо, на третий день исчезновения Орихары я отправился его искать. Целенаправленно шатался по городу, выискивая взглядом встрепанную макушку, чутко вслушиваясь в голоса и не слыша знакомых раздражающих интонаций. Что и говорить, ничего у меня не вышло.
На шестой день половицы на пороге подозрительно скрипнули. Я выругал себя за идиотскую надежду – какого хрена я вообще хочу возвращения этого психопата?! – и отправился встречать гостей.
В дверях, пошатываясь, стоял Изая. Зрачки его были расфокусированны, по лицу блуждала пьяная улыбка, и по всему выходило, что все эти дни он не выходил из запоя. Вид у Орихары был изрядно потрепанный.
- О, Шизу-чан, - хохотнул он, привалившись к косяку. – Не ожидал, что я вернусь?
- Да, была такая надежда, - процедил я.
- Я знаю, что ты скучал, - Изая намеренно растягивал гласные в словах, подходя ко мне ближе. – Еще как скучал.
Он навалился на меня всем своим небольшим весом, распространяя вокруг запах спиртного, и уцепился руками за ворот моей рубашки. Заглянул в глаза, бесстыже усмехаясь, и опустился на колени.
- Кажется, ты даже рад, что я вернулся. Интересно получается, да? – он погладил рукой внутреннюю поверхность моего бедра, я от неожиданности вздрогнул. – Почему-то я всегда сюда возвращаюсь.
Пальцы его заметно дрожали, когда он попытался расстегнуть мой ремень. Мне было бы даже интересно поиграть в эту игру, не заметь я секунду назад, как он впивается зубами в свою нижнюю губу. Так Изая делал, когда не хотел показывать, как ему больно. Похоже, док был прав, и приступы учащаются. Теперь голова будет болеть постоянно?
Я агрессивно вздернул его наверх и пытливо уставился ему в лицо.
- Где ты все это время был? – переусердствовал, наверное, с эмоциями, раз ублюдок так довольно улыбается.
- Сколько беспокойства, Шизуо-кун, и все для меня одного?
Выругался, полегчало. Изая смотрит на меня с интересом, хотя по его напряженной позе понятно, как тяжело ему удерживать вертикальное положение. Если бы я не держал его за плечи, скорее всего он бы упал. И не поймешь, то ли в алкоголе дело, то ли…
Не говоря больше ни слова, я потащил его за собой в спальню. Он брел за мной, то и дело, норовя врезаться в разные предметы. Пострадал журнальный столик и лежащая на нем пепельница – наплевать. Все равно этой квартире уже ничего не поможет, такой бардак сможет убрать разве что толпа профессиональных служащих.
Уронил его на кровать, запретив двигаться. Он выплюнул что-то ядовитое мне вслед. Наверное, нечто оригинальное, только мне не до того. Таблетки раньше лежали на подоконнике, теперь я их нашел рядом с открытым ноутбуком. На матовом экране часто моргал чат, люди всегда найдут, что обсудить. Может даже сейчас, там речь шла о том, что мы с Орихарой съехались. Когда-то это был взрыв во всех смыслах этого слова. Я закрыл крышку компьютера.
Насилу заставил его принять обезболивающее, гаденыш еще и упирался. Спустя пять минут он начал успокаиваться, слава богам, лекарства его усыпляли. Я устало потер виски, растягиваясь рядом с ним на кровати.
- Знаешь, это даже обидно, - тихо заметил он.
Я повернул голову в его сторону, удивляясь трезвому голосу и серьезному тону. Изая редко говорил без ужимок и подколок.
- Ни войны, ни рая, ни валькирий. Пусто, - продолжал Орихара, уставившись в потолок. – И умру совсем как те, кто умирал миллионами до меня. С этим я даже смирился. Шизуо, знаешь, в чем самая большая проблема?
Он повернулся ко мне, и я не смог прочитать в его глазах ни одной эмоции. Нечитаемое и оттого слишком беззащитно искреннее выражение на лице.
- Я не хочу умирать.
Если и были у меня хоть какие-то слова в ответ, то они застряли на полпути в глотке. Я лежал, не шевелясь, и чувствовал уже до трясучки знакомое оцепенение. С другой стороны окна на небо выползала луна, освещая бледным светом волосы Изаи. Сам он уже спал, мерно приподнимались бока в такт вдохам и выдохам. На меня же напала бессонница.


Проснулся я как по команде: открыл глаза, будто и не спал только что, и столкнулся с пристальным взглядом напротив. На улице монотонно накрапывал дождь, добавляя утру еще большую заторможенность, как будто время погрязло в горячем битуме, как будто я и не просыпался, продолжая видеть во сне мокрый асфальт и серый пепел. Блики в его глазах отсвечивали серым пеплом. Я захотел курить.
Он медленно потянулся ко мне, запуская руку в отросшие волосы. Минуту он просто поглаживал их, внимательно следя за мной, не отпуская моего взгляда. Затем накрыл губы своими губами, аккуратно пройдясь языком по сомкнутой линии. Все это было так непохоже на Изаю, так отдавало чем-то слишком ломким, хрупким, неясным, отчего я боялся сделать хоть одно лишнее движение. Просто позволил ему следовать дальше, просто приоткрыл рот, осторожно притягивая его ближе, чтобы не отстранился.
Орихара неторопливо целовал меня, навалившись сверху, смотря при этом прямо в глаза, изучая, запоминая, доводя до смятения. Руки его очерчивали линию моих скул, спускались на шею, затем снова зарывались в волосы. Нога ненавязчиво придвинулась к моему паху, легко касаясь, даже не дразня, только обозначая эту возможность. А я планомерно плавился под этими непривычными ласками – раньше между нами такого не было. И щемило что-то в груди от этого цепкого взгляда.
Никто из нас не произнес ни слова, это было негласное правило, которое каждый уловил в молчании другого.
Двигаясь в том же плавном тягучем ритме, он раздел сначала меня, потом разделся сам, оставляя на своих плечах, только светлую рубашку, где не хватало две трети пуговиц. В прошлые ночи я сам их отодрал.
Я вздрогнул всем телом, когда его рука, смазанная кремом, легко прошлась по моему возбужденному члену, чуть сдавливая у основания и практически отпуская в конце. Он повторил это движение, я сдержал в себе полувздох-полустон, крепко стиснув зубы. Уголки его губ слегка дрогнули, пряча ухмылку за улыбкой, и он перекинул через меня одну ногу, приноравливаясь к следующему этапу. Я откинул голову на подушку и вцепился руками в простынь, ноги при этом чуть согнул в коленях. Сердце заходилось быстрым мощным ритмом, сбивая дыхание.
А потом он опустился на меня, впуская в себя мой член. Только самую головку, затем замер, опираясь руками мне на грудь и по-прежнему смотря в глаза. Это было практически невыносимо, практически больно – мучительно приятно.
Он продвинулся еще немного вниз и снова остановился, не садясь до конца. Я собирал в себе последние крохи самообладания, не прикасаясь к нему, не толкаясь внутрь, хотя это было единственное, чего требовало тело. Да какое там «требовало», оно заходилось в истерике, которая выражалась крупной дрожью, сотрясающей меня. Я коротко застонал, когда Изая снова приподнялся, выпуская мою плоть из себя. А потом снова сел на нее, повторив свое недавнее движение. И смотрел на меня, улыбаясь, как умеет только он, чуть издевательски и открыто, поглаживая при этом руками грудь, впиваясь в нее ногтями. Останутся глубокие следы. Это было натуральной пыткой. Я держался не дольше минуты.
Затем коротко рыкнул, прощаясь с рассудком, и, вцепившись пальцами в его бедра, насадил на себя до конца. Он издал протяжный стон, притягивая меня к себе за волосы, вцепляясь руками мне в спину, обнимая ногами торс. Я покорно принял сидячее положение, и это было последнее, что я сделал безропотно, соглашаясь. Потому что та череда агрессивных толчков, которыми я в него вбивался, кусая плечо и зацеловывая следы зубов, никак нельзя было назвать смиренными. Он громко стонал, изредка мотая головой, подаваясь мне навстречу, и я готов был поклясться, что в глазах его сейчас бешено пляшут все черти, какие только есть в этом сумасшедшем парне, выражая первобытный восторг. Единственное, что у нас осталось.
В какой-то момент все кончилось: я последний раз глубоко толкнулся внутрь, замерев. Он кончил пару секунд назад и пребывал в эйфорическом состоянии оргазма.
После мы долго целовались, лежа на грязных липких простынях, пропитанных нашим потом. В душ он пошел первым.
Когда я помылся и вышел в коридор, послышался страшный шум и грохот. К моему сердцу подступил знакомый холодок, я прошествовал в гостиную, откуда доносились звуки. Изая, полностью одетый, грохнул деревянный стул о стену, отдышался, затем взялся за декоративный столик. Плечи его истерично подрагивали, кажется, он смеялся.
Я поднял с пола пачку сигарет, вынул оттуда зажигалку и закурил. На часах было без двадцати три.

Том более не пытался разговаривать со мной на тему Изаи, мы по большей части вообще не разговаривали. Он болтал с клиентами, я страшной встрепанной тенью следовал за ним, внушая задолжавшим дополнительную причину вернуть все до последней крохи. Все в городе знают парня в костюме бармена, и вряд ли кто-то захотел бы со мной связаться. Тем более, после распада Долларов и Желтых платков, когда ни одной группировки не осталось. Скатертью им дорога, теперь каждый сам за себя.
Я выкинул из дома часть вещей, все равно половина безнадежно испорчена. Орихара притих, теперь чаще всего его можно было найти за ноутбуком или на кровати. Он любил смотреть в потолок, когда думал, что его никто не видит. Я старался его не трогать лишний раз, не провоцируя истерик. Наш дом скоро покроется плесенью.
Я сказал наш?
- Шизу-чан, сыграем в карты? – предложил он вечером, сидя на диване. – Кто проиграет, пьет до дна оставшийся виски.
Смерив его подозрительным взглядом, я осторожно согласился. Он широко ухмыльнулся, впрочем, не так, как делал это раньше. В последнее время он не мог толком сосредоточиться, больше уходил в себя. Таблетки принимал сам, но они его уже не спасали. Наверное, больно. Какого это, когда голову постоянно будто пилят надвое тупой бензопилой? Я вижу это по его глазам – невыносимо.
Подумать только, всего лишь одна злокачественная опухоль. Рак головного мозга. И навсегда засевшее выражение безвыходности на лице, как у загнанного зверя.
- Мне ведь не так долго осталось, - продолжал он, раздавая карты. – Завещаю тебе свою фотографию под твоей подушкой.
Я лениво усмехнулся, беря карты в руки. Покер.
- Ах да, мы же не успели вместе сфотографироваться, - на его лице появился оттенок напускной печали. – Как жаль.
Издевается, пусть. Мне не жалко, мне все равно, а ему необходимо что-то говорить. Может, так он чувствует себя живее.
- Стрит-флеш, извини, Шизуо-кун, - вроде бы он действительно доволен выигрышем.
Опытный, зараза, я даже не пытался поддаваться. Одним глотком была прикончена бутылка. Я ощутил приятное тепло, спускающееся вниз к желудку. Забот стало в два раза меньше, почему я вообще раньше о чем-то волновался? Диван показался уютным бархатным убежищем от бытовой беспощадной реальности.
Изая придвинулся ближе, положил руку мне на шею и прошептал в самое ухо:
- До встречи на том свете, Шизуо.
Короткая вспышка – понимание. Ублюдок подсыпал какую-то дрянь в спиртное. Затем удар по затылку чем-то тяжелым, и свет погас.
Возвращение в сознание всегда давалось мне тяжело, а теперь голову будто пробила разрывная пуля. Некоторое время сидел на полу, осоловело оглядываясь по сторонам, не в силах догнать и остановить кружившееся вокруг пространство. Что вообще происходит? Точнее, не так. Как такое могло случиться?
Желудок взбунтовался, меня мутило. Это неприятное ощущение вернуло мне ясность ума, и я вскочил на ноги.
- Вот дерьмо! – рявкнул я, выбегая на улицу, начисто забыв закрыть за собой дверь.
Сукин сын, похоже, решил свести счеты с жизнью, не дожидаясь срока. Черта с два я ему это позволю. За годы я успел неплохо его изучить, так что наверняка знаю, где эта блоха захотела бы сдохнуть. В отключке я провалялся недолго, он недооценил мой организм, добавляя в спиртное снотворное. Такой малостью меня не то, что не убить, надолго усыпить нельзя.
Пожарные сирены только добавили мне уверенности в выстроенной теории. Изая стал предсказуем.
Хотя, надо признаться, тяга ко всему масштабному в нем по-прежнему оставалась. Его квартира пылала так, что за квартал было видно огромный столб огня. Я ощутил укол страха в самое сердце, а если не успел?..
Растолкав людей вокруг, проигнорировав угрозы пожарников, я вылил на себя ведро воды и рванул внутрь. Было адски горячо, я кожей чувствовал, как моментально испаряется на мне драгоценная влага. Метнувшись в его кабинет, перемахнув через горящую балку, я увидел этого недоноска. Он сидел на кресле, пребывая в забытье. Наверняка позаботился, чтобы отключиться еще до пожара. Этот миг я запомню на всю жизнь: наполовину сгоревшие волосы, ожоги на коже, безвольно опустившиеся руки – он сгорал заживо. Более жуткого зрелища я еще не видел, и оно врезалось мне в память, въелось в самую кожу вместо язвы.
Закинуть его на плечи и бежать к выходу.


Через два месяца я стоял у входа в больницу, разговаривая с его лечащим врачом. Изаю выписывали.
- Мы пытались его вразумить, говорили о пользе лечения. Он мог выиграть лишние пару месяцев, - мужчина в белом халате неодобрительно покачал головой. – Вместо этого он желает выписаться немедленно. Вы его родственник?
- Нет, - я отрицательно покачал головой. – Но я за ним присматриваю.
- Постарайтесь его уговорить, ему необходимо лечь в больницу.
- Я постараюсь, - согласился я, прекрасно понимая, куда пошлет меня Изая, когда поступит предложение снова лечь в больничную койку.
Из-за ожогов он и так провалялся там достаточно много времени. Еле выкарабкался и поначалу сам был не рад этому факту. Я бы дал ему в морду, если бы это было разумно. Ведь очень хотелось, прямо руки чесались. Особенно когда он несколько недель отказывался со мной разговаривать.
- Сколько ему осталось? – неожиданно спросил я.
Нет-нет, абсолютно точно я не хотел этого знать. Грудную клетку будто что-то сдавило в ожидании ответа.
- Месяц – это как максимум. С его характером и того меньше. Знаете что? Подождите здесь.
Врач торопливо куда-то ушел, а я остался, привалившись плечом к стене. Месяц – это мало или много? Ком в горле сглотнуть не получалось.
- Вот, держите. Это можно принимать раз в сутки, не больше, - доктор сунул мне в руку пачку капсул.
- Что это? – медленно спросил я, разглядывая приобретение.
- Новое обезболивающее. Только с наркотическим эффектом. Используйте его разумно, пожалуйста, я не имел права вам этого давать. Его используют только на последней стадии лечения рака, когда больным необходимо отключаться от реальности.
Наверное, я окаменел. Информация плохо воспринималась, как будто через вату в ушах. Почему-то именно сейчас, в данную секунду, пришло отчетливое осознание – месяц. Месяц на наркотиках, практически без боли, практически без реальности. Безумно захотелось кого-нибудь избить, но я не мог. Только стоял и смотрел, как доктор сочувствующе поглядывает на меня и выдает свое прощальное:
- Это облегчит его страдания. Мне жаль.
Через полчаса привели Изаю. Он морщился и цеплялся за стены, подходя ко мне, но выглядел полным решимости убраться отсюда как можно скорее. На лице его виднелись четкие следы ожогов, которые уже не исправит никакое лекарство, волосы неровно торчали в разные стороны – те, что не сгорели.
Я неловко похлопал его по плечу, растянув губы в подобии улыбки, и пошел рядом, подстраиваясь под рваный шаг.
Мы возвращались домой.