Репост yasko)   http://yasko.livejournal.com/1351870.html

     [496x600]

А.Рублёв. " Спас в силах".


И поэт чему-то учит,
Но не мудростью своей:
Ею он всего скорей
Всех смутит иль всем наскучит.

Жизнь сладка ль на вкус, горька ли,
Сам ты должен распознать,
И свои у всех печали:
Учит он — воспоминать.
             Вяч. Иванов



                               «Учит он — воспоминать».

                            Толкование термина «воспоминать». Флоренским, по Платону.

 

«Лик в портрете—идея данного лица. Икона. Лик есть идея данного человека. <...> Икона есть попытка зафиксировать и выразить то высшее художественное видение, с которым мы соприкасаемся в творчестве. Если алтарь—умное место, то, значит, граница между ним и миром должна знаменоваться живыми стражами, реальными святыми.
Иконостас, отделяющий алтарь, есть цепь ангелов, не пускающих нас духовно в мир горний, в умное место. А так как их присутствие не для всех и не всегда явно, то в напоминание пишутся иконы, посредством которых мы восходим от образов к первообразам.
Самые платоновские термины взяты из культа. посредством которых мы восходим от образов к первообразам. Самые платоновские термины взяты из культа.
'Ανάμνεσις—припоминание, вторичное ощущение чувственного касания мира горнего. Когда мы смотрим на иконы, то припоминаем духовные первообразы, которые мы когда-то имели.
У Платона—предсуществование душ. Ближайший смысл термина άνάμνησις -
—отверзение чувств при посвящении в мистерии, и потом душа при малейшем намеке охватывается волнением и понимает его. Церковные идеи потому подходят к Платону,
что он взял свою терминологию из культа».

П.А. Флоренский. Сочинения. ФН том 129. М.,  99. Стр. 438

«Я хотел бы подольше остановиться на понятии иконы. По установлениям Вселенских Соборов икона есть образ, напоминающий Первообраз [возводящий нас к Первообразу]. Мы поклоняемся, воскуряем фимиам пред ними потому, что честь
переходит к Первообразу. Здесь платоновская терминология. Первообраз не есть мысль, «идея», мыслимая отвлечением представления, а духовная реальность, та духовная сущность, которая делает святого им самим, та сила, которая формует его
духовную личность и организм, светится в его лике, которую мы видим сквозь покровы его тела. Образ есть, во-первых, энергия тела святого, во-вторых, то, что понимает художник под сущностью святого. (На полях запись: «Образ есть то, что мы видим и что изображает художник».

На отдельных листках, вложенных в тетрадь, запись: «А вот православное понимание мысли иконопочитанием. По постановлениям Вселенских соборов икона есть образ, напоминающий Первообраз. Мы поклоняемся им и воскуряем фимиам потому, что честь переходит к Первообразу. Эти слова, однако, всем так приелись, что их перестали понимать. Здесь Платоновская терминология. Первообраз не есть идея,
мыслимая отвлечением представления, а духовная реальность, та духовная
сущность, которая делает святого им самим, та сила, которая формирует его организм, светится в его лике, которую мы видим сквозь покровы его тела».)

При взирании на образ, ум,—в смысле святоотеческом, средоточие духовного существа,—возводится от образа к Первообразу посредством напоминания,
άνάμνησις, говорится в постановлении Вселенских Соборов.

Слово άνάμνησις есть термин мистерии и Платона. Он означает наше духовно-мистическое состояние, которое возникает от прикосновения к платоновским идеям, мистическое припоминание, которое возгорается при прикосновении к образу.
Я настаиваю, что этот термин имеет здесь метафизический,а не психологический смысл.
(На полях запись: «Постановление Собора имеют не психологический,
а гносеологический, метафизический и мистический смысл»)

Икона являет Первообраз: мы прикасаемся к дереву, холсту, лаку, а упираемся в некоторую духовную реальность. Икона — окно в другой мир, и, покуда мы не видим в ней этого окна, до тех пор наше отношение к ней будет ложным, будет идолопоклонством. А верою мы видим сквозь нее, как через тусклое или прозрачное стекло,— это зависит и от высоты нашего духовного состояния и от степени духовного проникновения художника,—другой мир, подобно тому, «якоже зерцалом в гадании»; здесь мы имеем духовное видение, как в зеркале.

В древности во времена мистические нет иконостаса, а когда духовное сознание стало меркнуть, иконостасы стали увеличиваться.
У нас на Руси, в XVI и XVII вв. алтарь есть другой мир. Этот участок помещения, пола, пространства, все это, что чувственно можно создать и разрушить, есть символ, несет
энергию другого мира. Хотя пол остается полом и краски—красками, чрез них дается другой мир. Это место само по себе страшно. А для людей, не ощущающих страха Божия,—непосредственного присутствия Божия, им надо ставить деревянные барьеры. Алтарь, как небо, охраняют Ангелы и Святые, и иконостас напоминает об их присутствии, напоминает в порядке не психологическом, а онтологическом, мистическом: они тут.
Мы теперь стали столь толстокожи, что нам надо напоминать об этом и посредством такого удара по нашим мистическим чувствам пробудить в нас ощущение, что святые тут.
(На полях запись: «Мы этого не чувствуем, поэтому приходится напоминать об этом,—не в психологическом смысле, не как мысль» а путем удара, толчка пробудить ощущение, что здесь ангелы». )
Иконостас это, можно сказать,—материализация духовных сил, ограждающих алтарь,—этот мир, подчиненный особым законам.

Но с эпохи Возрождения живопись и вся жизнь стали быстро искажаться и теперь мы даже иконами не ожигаемся: они для нас—как запотевшее окно».

Стр. 480-481.


   
[579x600]

А.Рублёв " Спас Вседержитель".