 [225x12]
 [показать]
[показать]
[показать]
Фото: Wireimage/Fotobank
Она должна была войти …
Я жил тогда в своем мире. Принципиально не читал никаких газет, чтобы не видеть «фотографические группы свиноподобных рож». Но ее лицо я знал, как и весь мир. Прекрасная женщина, на руках которой погибает застреленный Президент. Одна из последних трагедий проклятого века… Всю первую половину века — душегубство и человеческая бойня. И вот во второй половине, которая обещала быть человечнее, убийство… Теперь уже на глазах миллионов. Картинку донесло телевидение…
[показать]
И вот она вошла! Женщина с экрана… Легенда. Она была без всякой косметики, но это была она, красавица Жаклин, не боящаяся времени. Сейчас она должна была обсудить мою книгу о Николае II. Легенда стала прозой: она начала совещаться. Жаклин со свитой редакторш и мой литературный агент.
[показать]
Я хотел понять, о чем они говорят, но девушка из посольства, которую пригласили переводить, как загипнотизированная глядела на легенду, и было ясно: толку от нее не будет. Однако из некоторых слов я понял ужасное: легенда предлагала сократить мою книгу. Она сказала что-то вроде: «Я не знаю русского, но верю экспертам, что книга интересная. Однако перевод такой большой книги обойдется очень дорого. Книгу надо сократить».
[показать]
Фото: Getty Images/Fotobank
Я понял: нужно выступать и немедля… Я смотрел призывно на девицу из посольства. Но она меня не видела, она смотрела на Жаклин. И я решился забыть про эту загипнотизированную и говорить самому.
[показать]
Я встал и начал речь. На языке, который учил в школе и который несправедливо считал английским… Надо сразу сказать, что запас слов у меня был необычен. Это была «Баллада Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда. Я выучил ее наизусть вместе с переводом Валерия Брюсова. Потому я не знал жалких, повседневных слов типа «ушел», но знал vanished in air. К сожалению, из-за произношения выпускника советской школы, справедливо именуемой «средней», Жаклин трудно было оценить эти красоты и понять мой длиннющий монолог, который она вежливо выслушала до конца…
 [показать]
Я рассказал, что четверть века назад, в 70-е годы, я пришел в архив и попросил документы о царе. Мне дали дневник Николая. Это были множество тетрадей со слипшимися от времени страницами, их много лет не открывали (для выразительности я похлопал руками, она кивнула)
[показать]
Фото: Getty Imаgеs/Fоtоbаnk
И, читая дневник, я решил написать книгу об убийстве Первой Семьи России, которое стало отправной точкой красного террора. Я писал книгу для себя, не надеясь ее когда-нибудь напечатать. Но в России надо жить долго. И вот теперь перестройка, и я могу ее публиковать… Но я никак не мог закончить эту книгу. Писать историю о зверском убийстве царской семьи? Но о большевистском терроре сейчас написаны горы книг. И наконец я понял. Эта история не об убийстве. Смысл ее в стихотворении, найденном после убийства в книге, принадлежавшей великой княжне Ольге. И я начал читать стихи.
[показать]
(На лице моей агентши отразился ужас. Но Жаклин? Она внимательно слушала!)
Ободренный, я читал:
«Молитва
Пошли нам, Господи, терпенье в годину бурных мрачных дней
Сносить народное гоненье и пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о, Боже правый, злодейство ближнего прощать
И Крест тяжелый и кровавый с Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья, когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленье, Христос Спаситель, помоги.
Владыка мира, Бог Вселенной, Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной в невыносимый страшный час.
И у преддверия могилы вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы — молиться кротко за врагов».
И только когда я понял, что эта история — о прощении, я смог закончить книгу. (Уже в самом начале мне не хватало английских слов, я смело перешел на русский… Но Жаклин… слушала!)
[показать]
Фото: Corbis/Fotosa.ru
В заключение я сказал, что уже опубликовал на родине несколько кусков из книги и даже начал печатать всю книгу в одном из наших самых модных тогда толстых журналов. Однако после каждой публикации я получал горы писем, и в большинстве они были об одном — требовали покарать потомков убийц царской семьи. Предлагали выкинуть из могилы тела цареубийц и т. д. Я понял, что к идее прощения люди совершенно глухи. Книгу воспринимали как призыв к возмездию. Таково было состояние сердец… И я поехал в Троице-Сергиеву лавру поговорить со священником.
 [показать]
Он мне сказал:
— Сейчас не время… Подождите. Волна ненависти уляжется, и люди прочтут вашу книгу, как вы ее задумали…
Я сказал:
— К сожалению, я уже начал печатать ее в журнале…
— Остановите.
— Но подвести журнал, это скандал!
— Не подведите душу.
И я написал обращение к читателям и остановил публикацию книги.
Уже вскоре я испугался. Испугался, что, пока буду дожидаться перемен в сердцах, перестройка, как часто бывало в нашей истории, может закончиться, и книга никогда не будет напечатана. И поэтому я решился печатать ее за границей. Но я не могу позволить ее сокращать и уродовать. Я забираю книгу. Для меня это не просто книга — это моя миссия.
(В те годы каждый серьезный русский писатель должен был иметь бороду и миссию. У меня бороды не было, но миссия была.)
[показать]
Помню, наступила тишина. Жаклин смотрела на меня обольстительно-нежно. Потом сказала:
— Я ничего не поняла…
(Здесь, наконец, вышла из анабиоза девушка из посольства и с удовольствием перевела эту фразу.)
Жаклин помолчала и добавила:
— Но я вам верю... Мне кажется, вы хотели сказать, что эта книга не об убийстве, а о прощении. Если так, это важно, — и, обратившись к своей свите, сказала: — Мы переведем всю книгу, как написал ее автор…
[показать]
Как и обещала, она напечатала книгу без сокращений… Точнее, только с одним. У меня было несколько страстных фраз, клеймивших Великую французскую революцию. Вот их она тайно вычеркнула. Она оставалась француженкой.
[показать]
Со времени смерти Жаклин вышло множество книг и фильмов, посвященных ей. И многих авторов волновал вопрос: почему она выбрала эту книгу? Была ли связана в ее сознании эта книга об убийстве царской семьи с тем страшным 63-м годом? Мнения здесь разные… Для меня — была, не могла не быть… Картина расстрела семьи… Кровь… Родные люди, погибающие на глазах друг друга… Убийство, тайно пересказанное для секретных архивов самими убийцами… Впоследствии все это мучило ее кошмарами.
[показать]
Она оказалась блестящим редактором. Точно почувствовала внутреннюю структуру книги — столкновение идиллической, сказочной жизни царской семьи, описанной в дневнике самим царем, с хаосом и насилием Революции.
Из сказки людей выталкивают в ад… И царь в своем дневнике ведет нас по кругам этого ада — к последней крови… И потому она усердно искала фотографии той жизни, снятые самими членами семьи. Фотографии потонувшей русской Атлантиды.
[показать]
«Последний царь» быстро попал в список бестселлеров. Прекрасные рецензии были во всех газетах: от «Нью-Йорк таймс бук ревю» до элитарного The New Yorker. Пожалуй, только в одной небольшой газете появилась плохая рецензия, подписанная фамилией известного русского писателя.
Узнав от меня об этом, Жаклин сказала:
— Не огорчайтесь. Я люблю вашу страну, но знаю этот жанр — «Русские о русских».
[показать]
Когда она пришла на презентацию «Последнего царя» в Russian Tea Room, по залу прошел гул. Клянусь, в скудно освещенное помещение вошла молодая, сияющая Жаклин с той трагической фотографии 63-го года, когда она еще не знала, что ее поджидает в следующую минуту.
Правда, через какое-то время ее лицо начало возвращаться в нынешний день... И она уехала с бала.
[показать]
В музее Метрополитен была выставка «Жаклин Кеннеди: годы в Белом доме». Там были ее платья и ее фотографии. Божественно элегантная, царственная красавица, повелительница сердец, мечта длинной очереди женщин и мужчин, стоявших на эту выставку.
Эта была Жаклин, которая и останется в истории.
Последняя королева века…
Но я знал другую Жаклин.
[показать]
Фото: Corbis/Fotosa.ru
Она должна была быть редактором моей следующей книги... Все требовали, чтобы я писал о Распутине. Это напрашивалось само собой после успеха книги о Николае. Но я хотел — о Сталине.
Я рассказал ей свой замысел. У нее была самая важная редакторская черта: когда вы рассказывали ей, вы сами становились талантливее. Мой друг, знаменитый итальянский сценарист и блистательный поэт, узнав о моем замысле, сказал: «В этой теме нет поэзии».
[показать]
Когда я передал ей эти слова, она сказала: «Там — дьявольская поэзия. Недаром сам дядюшка Джо сочинял стихи».
Жене демократического лидера был очень интересен диктатор. Но книгу о Сталине я закончил уже без нее.
[показать]
* Очерк Эдварда Радзинского «Последняя королева века» написан специально для совместного книжного проекта «Сноб» и издательства Corpus «Все о Еве».
[225x12] |
|
|
|
|
|
|
|