...Она очнулась от прохладного прикосновения ночного ветра. Она не могла понять где находится: глаза окутывало что-то мягкое, оно не давало взглянуть в окружающее Её пространство. Единственное, что Она осознавала очень чётко, было ощущением того, что Она сидит в кресле с подлокотниками. И не просто сидит. Руки были были примотаны мягкими шёлковыми лентами к холодному лакированному дереву. Ноги также опутывал шёлк. Вдруг в звенящей тишине раздался голос. Его голос. Такой бархатный, манящий, он напоминал старое, выдержанное вино, такое сладкое и такое терпкое. Он проникал в душу, гипнотизировал...
- Наконец-то... Я добился своего. Ты со мной... Любимая... Теперь ты никуда от меня не денешься, - короткий смешок резанул ту плавную атмосферу, созданную предыдущей репликой.
- Ты добился лишь моего тела, но не моей души. Её тебе я никогда не отдам. Запомни эти слова... - Она закашлялась. - И развяжи меня уже, в конце то концов! - Она пыталась быть холодной, строгой, но голос всё равно выдавал Её, выдавал то напряжение, которым полнилось Её тело.
- Слушаю Вас, моя повелительница... - с этими словами повязка из шёлка слетела с Её взора, - моя королева... - шёлковые путы покинули Её нежные ноги. Её порыв встать был прерван поцелуями, покрывающими белоснежную кожу стоп и поднимающимися выше, по ногам. Она в ужасе отпрянула обратно, в кресло, воскликнув:
- Остановись, что ты делаешь!?
Его гипнотически-синие глаза перехватили Её испуганный сероглазый взгляд. Буквально на секунду Он прекратил своё занятие и произнёс:
- А разве не так вассалы должны привечать свою королеву?
- Но ведь я не королева, а ты не мой вассал. Мы вообще чужие люди, ты это понимаешь?
- Ты глубоко ошибаешься, родная... Очень глубоко... - заключил Он, сопроводив свой словесный выпад хитрой, но мягкой, улыбкой.
Она была в глубоком шоке. Не могла ничего ответить. Мало того что, Она только что потерпела поражение в словесной дуэли с человеком, полюбить которого так боялась, но так желала, так ещё и оказалась с ним наедине, в полупустой комнате, в одном нижнем платье. "Нет, это сон, только сон... Я не могла тут оказаться. Нееет!". Её раздумья прервало прикосновение Его тёплой руки, к Её, уже заледенелой. Его длинные, тонкие пальцы ловко распутали ленты на Её узеньких запястьях. Он галантно подал Ей руку, Она, в свою очередь, послушно поднялась и последовала за Ним. Он галантно подвёл Её к зеркалу в середине комнаты. Она дрожала от восхищения: в первый раз Её посетило это странное чувство, оно будто сжало сердце, а душа выскользнула оттуда и полетела куда-то вверх. Тем временем Он принёс небольшой свёрток. Им оказалось дивной красоты платье. Его нежные руки заботливо облекали Её тело в мягкие струящиеся волны ткани. Сиреневый шёлк поблескивал в лунном свете. - Взгляни на себя. Нет в мире никого прекраснее, - произнёс Он.
- Возможно... - тут Она замялась. - Поцелуй меня.
Он оторопел:
- Ну только если ты сама этого хочешь.
Нежно коснувшись Её губ своими губами, Он совершил огромнейшую ошибку в своей жизни. И последнюю. Укрылся от Него тот факт, что Его ненаглядная была ведьмой, получавшей сильную энергию из самых диких и необузданных человеческих чувств. Когда вокруг всё заискрило, словно в жуткую грозу, Он не обратил на это внимания. Зачем, когда рядом есть лишь единственное пламя - Она? Когда лопнула поверхность зеркала и разлетелась на осколки, Он тоже не обратил на это внимания. Зачем Ей зеркала, ведь любая песчинка докажет, что его возлюбленная прекрасна. Это была Его последняя мысль. Один из осколков зеркала ловко опустился в подставленную заранее ладонь. Её рука сдавила осколок с такой силой, что на белой коже выступила глубокие багровые порезы. Не замечая этой чепухи, Она вонзила кусок зеркала Ему в спину. Лицо Его побледнело. Тело Его скользнуло вниз, на костёр, в роли огня которого выступало разбитое зеркало. Губы Его застыли в немом крике, выражающем всю боль от предательства. Глаза Его опустели, утеряв смысл жизни. Он догорел. Она же легко выпрыгнула в окно, обернувшись стайкой белых бабочек, чьи крылья подсвечивались лунным сиянием, а воздух расколола фраза:
- Как же ты ошибался, мой милый...