Эмоции можно извлекать по-разному. Представьте, что играют дети с солдатиками, а мы за ними подглядываем. Один ребенок придумывает историю, в которой солдатик идет, идет, падает. При этом ребенок безотрывно следит за солдатиком, он — и мы вместе с ним — переживает за его судьбу. А другой ребенок делает так: он пристально смотрит вам в глаза и отрывает солдатику одну руку, потом вторую. Потом ногу. А по вашему лицу угадывает: может, подольше надо руки отвинчивать, чтоб сильней зацепило? Второй способ — это фильмы Ларса фон Триера, они сделаны как рок-концерт. Они бьют тебя в морду и не отпускают до конца. Какой способ честнее? Не знаю. Второй мне не нравится по-человечески.

У меня нет сверхзадачи какой-то. Я никого не собираюсь перевоспитывать. Когда Толстой писал "Севастопольские рассказы", он был веселым офицером, который пьянствовал-гулял и сочинял замечательно. И только под конец жизни он почувствовал себя мессией и стал страшным, бородатым дядькой, ходил босиком, написал "Библию для детей" и рассказ "Булька". Он хотел образовывать и учить, а стал просто глупым и злым стариком. Самоощущение мессии — это верная смерть. Серийный убийца, решивший убить всех блондинок с грудью четвертого размера, и человек, который всех собирается перевоспитать, — в целом одно и то же.

Я всегда был двоечником, меня выгнали из двух школ. Но я для себя понял, что ничего не понимаю в правилах русского языка. Или стихи — учить их не буду, пусть делают, что хотят! А я буду делать то, что хочу я. Мне 33. Пока получается.