Я не знаю, как там на счет правильности цитаты Льва Толстого «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Наша с Петечкой (Петюнчиком, Петюсиком и даже Барсом) семья была счастлива таким звенящим счастьем, что я купалась в нем, летала, как на крыльях и...боялась, что так не бывает! Что мне это просто снится! И вскоре я могу проснуться...
После той истории с напавшим на меня "волком", которую мы частенько вспоминали, мы с Петей стали неразлучными...Нас даже не слишком долго донимали дразнилкой:" Тили-тили тесто! Жених и невеста!" Потому что нам это было "по барабану". А когда объект дразнения не обижается, не бросается с кулаками, не плачет, дразнить не интересно. У меня же вдруг произошел какой-то скачок-от ненависти к любви. Не зря, видно говорят, что "от ненависти до любви -один шаг!". Возможно, что и мне раньше нравился , дававший обидные клички соседский мальчишка, да я просто этого не понимала? А когда он вдруг предложил МИР, я вдруг взглянула на него другими глазами. И мне он уже казался самым красивым, самым умным, самым благородным, самым талантливым. Мы частенько произносили вместе одну фразу-и хохотали при этом. Или один что-то говорил, а второй с удивлением отмечал, что как раз именно сейчас об этом подумал! Нам никогда не было вместе скучно. Мы были как две половинки одного яблока!
Родители -и одни и вторые -нашу дружбу приветствовали. Я нравилась его маме и папе, а он-моим. И ни для кого не было удивительным, что поженились мы, едва мне исполнилось восемнадцать лет.
Я закончила педучилище и пошла работать в тот самый детский садик, в который сама ходила, и в котором все еще работала моя обожаемая тетя Мила. Работа была мне в радость, детвора и родители меня любили-что еще надо?!!
А Петечка знаменитым поэтом так и не стал! Просто он к любому празднику мог написать стихотворение. И его даже друзья просили:
-Петь, а напиши моей тёще к юбилею стишок-хочу ее удивить!
Или:
-Слышь, друг, у нас скоро годовщина свадьбы. Можешь что-нибудь наваять?
И он "ваял"!
Он писал мне прекрасные стихи и никому, кроме меня, их не показывал. Таких стихов набралась толстая общая тетрадь. Там было столько любви, нежности ко мне одной, что ни мне, ни ему не хотелось эти чувства выставлять на показ, на всеобщее обозрение. Это было ЛИЧНОЕ!
А стал он...альпинистом! И работал монтажником-высотником!
Конечно, мне не очень-то нравилось его увлечение высотой. Хоть он и рассказывал о надежности страховки, "пудрил мозги" статистикой сравнения погибших альпинистов и во время ДТП на дорогах, легче и спокойнее мне не становилось! Предчувствие, что ли было? Но из экспедиций он возвращался таким вдохновленным, так поэтично рассказывал о прекрасных видах с вершины покоренного пяти-(потом шести-, затем семи-)- тысячника, опуская, конечно, подробности тягот подъема. Когда не хватает кислорода, а шквальный ветер норовит оторвать от скалы и сбросить вниз наглецов, посмевших нарушить покой Гор. Он писал песни об альпинистах, дружбе, высоте и исполнял их под гитару. А на Фестивале бардовской песни даже занял второе место!

Жили мы у моих родителей. Они души не чаяли в зяте. Я порой даже ревновала их, особенно маму, которая обожала его с детства и часто ставила мне в пример.
-А вот Петя всегда вежливо здоровается со взрослыми!-Говорила она мне, шестилетней, когда я, стесняясь, буркала соседям:"Здрасти!"
-А вот Петя всегда выносит мусор!
-А вот Петя ходит в магазин за хлебом!
И, пока мы не подружились с ним после того, как я его отмутузила в костюме волка, у меня просто волна ненависти поднималась при этих словах!
Но странно, что когда мы стали с ним дружить, мама перестала так часто ставить его мне в пример! Зато когда поженились, мама всегда была на стороне любимого зятька.
С папой они ездили на рыбалку, и интересы у них были общие, мужские, и разговоры-про наживку, клев, донки...
Нам выделили самую просторную комнату в нашей трехкомнатной квартире (если можно так назвать шестнадцать квадратных метров). А мама с папой спали в крохотной восьмиметровой спаленке. В проходной же "гостиной" мы любили вечерами все вместе ужинать и смотреть телевизор. Нам было легко и комфортно вместе. А у нас с Петечкой ссор, даже мелких, практически не бывало. Обязательно кто-нибудь уступал другому. И я не понимала, как это моя подружка Светка вдруг утром появлялась на улице с фингалом на лице. Пряча глаза, она говорила:
-Ночью спросонья об дверь бахнулась...
Но все знали, что эту "дверь (или косяк, или угол стола) зовут Витек, а он с пьяных глаз всегда распускает руки. Что это за дикость такая: "бьет-значит любит"?!! У меня и родители редко ссорились (при мне, по крайней мере). А уж с моим Петюнчиком я и вовсе не представляла, что можно из-за чего-то поссориться.

Но самая главная радость-на третьем году нашей совместной жизни у нас родились два сынишки-близняшки Саша и Алеша.
Не знаю, почему жалуются молодые мамочки на трудности ухода за младенцем? У меня их было сразу двое, и мама смогла мне помогать только в первые несколько дней, когда взяла отгулы. Потом при ее скользящем графике внуками заниматься особо было некогда. А Петина мама, моя свекровь Татьяна Ивановна , в это время вообще переехала в деревню к своему отцу. Тот категорически не согласился поселиться в городе, а обслуживать себя сам уже не мог...Но мне абсолютно не было трудно!
Молока у меня было много, хватало обоим обжорам, которые так активно присасывались к груди, что оторвать не было никакой возможности, пока не насосутся до отвала и не заснут от усталости и сытости. А я была просто в эйфории от их первых улыбок, гуления, первого осмысленного взгляда, узнавшего маму или папу. Я как бы проживала жизнь заново, с нуля, и делала все новые и новые открытия, глядя на мир глазами моих детей.
У нас не было шока, как у других детей и родителей, когда малыша отдают в годик в ясельки. Я просто перешла работать в младшую ясельную группу, и мои мальчишки всегда были со мной. И это тоже было счастье!

В восьмидесятом году, накануне Олимпиады в Москве нашим сыновьям исполнилось по пять лет. А наш папа засобирался в горы.
-Представляешь,-с жаром говорил он,-мы в честь Олимпиады хотим подняться на пик Коммунизма по тому маршруту, по которому еще никто никогда не ходил! И оставить там знамя Олимпиады!
Ах, как не хотелось мне его отпускать! Меня прямо всю сжимало и обдавало какой-то ледяной стужей изнутри, когда я видела его оживленные сборы. Но у нас в семье было принято, что каждый имеет право на свои хобби, что никто никого не переделывает под себя. Я могла только помогать ему и...ждать, когда их экспедиция улетела.
На третью ночь после отлета мужа я вдруг проснулась от его прикосновения к моим волосам. Я услышала его шепот:
-Прости, любимая! Я тебя люблю! Прощай!
Я вскочила в холодном поту. В темной комнате как бы растворилась светлая дымка...Сердце сжала чья-то холодная, безжалостная рука. Наверное, я потеряла сознание, потому что очнулась оттого, что Саша и Алеша испуганно трясли меня за плечи:
-Мамочка, вставай! Ну мамочка!
Я как будто вынырнула из какой-то черной дыры и вдруг поняла: Пети больше нет...И он никогда не вернется...
Как потом оказалось, их лагерь накрыла ночью, именно в то время, когда я увидела Петю, лавина из снега и льда. Из восьми человек не спасся никто...И никого не удалось найти спасательной экспедиции...Даже похоронить было некого...

Для меня время остановилось. Мама взяла на работе отгулы и от меня не отходила. Папа приходил вечером и что-то пытался говорить неестественно бодрым голосом. Но, наткнувшись на мой потухший взгляд, замолкал на полуслове. Я не могла есть. Не могла спать. Иногда казалось, что усталость наступила такая, что я засну, едва голова коснется подушки. Но...стоило лечь-и сна не было ни в одном глазу...Я не могла плакать. Глаза были сухие и воспаленные, как засыпанные песком. Мама порой гладила меня по голове:
-А ты поплачь, поплачь, дочечка! Тебе будет легче!
Но как поплакать, когда внутри образовалась пустыня Сахара, когда горе испепелило не только сердце-ДУШУ!
Мальчиков забрали к себе тетя Мила и дядя Миша. Только мысли о том, что я им нужна, заставляли меня жить.
На пятый день такого нахождения в каком-то непонятном измерении я сквозь туман услышала, как тихонько разговаривают мои родители.
-Не знаю, что делать,-говорила мама,-может, к психиатру обратиться? Она же просто тает на глазах! А вдруг еще что с собой сделает?!!
-Ты с ума сошла!-Зашипел на нее папа.-Помогут-не помогут, а клеймо на всю жизнь останется!
Я все слышала, все понимала, но мне было ВСЁ РАВНО!

Говорят, клин клином вышибает. Совершенно правильно! Таким клином оказалось очередное несчастье. К нам ворвался дядя Миша и с порога громыхнул:
-Саша в больнице!
Меня вышибло из того непонятного состояния, в котором я находилась все эти дни, как пробку из бутылки с Шампанским.
-Как в больнице? Что с ним?-Закричала я.
-Они катались с Лешкой на велосипедах, он упал и сломал ногу! Его увезли на "скорой" в больницу. Мила с ним.
Меня как ледяной водой окатило: это я виновата! Ушла в свое горе и забыла про детей! Навязала их чужой женщине! Тетя Мила хоть и любит их, как своих внуков, но все равно не родная кровь! А ведь это НАШИ с Петей дети, это ЕГО продолжение! Да, его нет-так распорядилась судьба, но ведь дети остались! И я обязана вырастить их счастливыми! Я должна им дать все, что могли дать мы вдвоем! А значит, надо забыть о себе, о своем горе, и жить для них! А Петю не вернешь-хоть прячь голову, как страус, в песок, лежа целыми днями в прострации, хоть прыгай с моста. Все! Его НЕТ и НИКОГДА не будет. Я вспомнила, как вычитала фразу: "Если не можешь изменить ситуацию-измени к ней отношение!" Да, мне ПРИДЕТСЯ это сделать! Принять смерть любимого и жить дальше!
К счастью, перелом у Саши оказался без смещения. Ему наложили гипс и через три дня выписали домой. Мне удалось построить вокруг себя высоченную крепостную стену, за которую я не впускала больше к себе уныние и отчаяние. Я не впускала к себе воспоминания, способные разрушить с таким трудом завоеванное равновесие. И самое главное-я смогла есть и спать! В тот же день, приехав от Саши из больницы, я мгновенно заснула, едва легла в кровать. И проспала четырнадцать часов!
Началась обычная жизнь. Такая, как будто Петечка просто в длительной командировке. Мы ведь не видели его мертвым.

А пару месяцев спустя мне начал сниться один и тот же сон.
Весна, как в мае, когда зелень яркая и нежная. Еще не выгоревшая под жаркими лучами солнца. Я поднимаюсь на красивый невысокий холм. И вокруг такие же холмы, покрытые зеленью и цветами. Деревьев совсем мало-значит, это не Урал, где все горы заросли лесами. Только-только рассветает. Внизу сквозь туман виднеется неширокая река, опоясывающая холмы, как подковой. Туман совсем как сказочные кисельные берега, лежит и дремлет в ожидании рассвета. Первые лучи Солнца окрашивают небо и Землю нежными розовыми и малиновыми оттенками. Я чувствую ароматы незнакомых трав. И вдруг я раскрываю руки-а это уже не руки, а белые крылья!-разбегаюсь, отталкиваюсь от земли и...взлетаю! Я парю над этими прекрасными зелеными холмами совсем как птица! И нет никакого страха, а только восторг от полета!
Когда я просыпаюсь-то весь сон помню так ясно, как будто это не сон вовсе, а ЯВЬ! Я начинаю анализировать и понимаю, что ТАМ я никогда не была, что это местность совсем незнакомая. Но почему же мне это снится еще и еще?!! И я уже жду ночи, чтобы снова ощутить упоительное чувство полета!