Настало, наверное, время задуматься
О том, почему переполнены улицы
В двух-трех городах необъятного гетто,
А в прочих местах населения нету;
Задуматься о бесконечности тюрем,
О том, что, возможно, нас ждет только тюнинг
Страны как машины, в которой едва ли
Отыщешь не ржавые нано-детали;
О том, почему с языка так беспечно
Слетают плевками блатные словечки;
В чем смысл элитарности с люмпенским стержнем,
Которая, грязно ругаясь в коттедже,
На люмпена смотрит со страхом и, в целом,
Во всем полагается на огнестрелы;
В чем смысл бескультурья, которое вышло
Из подворотен и лезет повыше,
Во власть и в бюджет, и понятие чести
Смешит адвоката в присутственном месте;
Понять, отчего раствор политуры
В беспечных умах пробуждает культуру,
Которая чище и явно богаче,
Чем масс-медийный резиновый мячик.
Возможно, пора отделить слово «вера»
От политических акций у сквера,
Всяких господ, друг на друга похожих,
В церкви мечтающих о новом «Порше»,
И благородных любителей свечек,
Явно напрасно теряющих вечер,
Любящих службы в храмах огромных,
От христиан, незаметных и скромных,
И не судить о церкви по разным
Людям, к ней попросту непричастным.
Время такое… бездарное время,
Парус – как грязная тряпка на рее,
И офицеры на карту компас
Ставят, и рынду, и камбуз, и нас…
Боцман лютует, матрос недоволен,
Кто-то в открытое море уволен,
Море штормит, но без этого тошно…
Что впереди? То же, что в прошлом…
Время мне ставит задачу простую:
Кем на загадочный берег сойду я?