По долгу службы исполняю свои обязанности, подолгу на службе задерживаясь. Держусь за место, а не оно за меня, потому не имею с ним взаимопонимания. По нему течет как с гуся вода, а по мне – как кисель из чана, в рот мало что попадает, как ни трудись.

 И труд из меня человека не делает, а наоборот даже, в мартышку превратил, ошибается старик Дарвин! И в зеркале, как эта обезьяна, вижу образину, а не образ, свыше печатью отмеченный. Намечал другое, доброе себя для, а длились дни и проливались сквозь решето под ноги.

 Под нули списаны прожекты и планы, планирую в пустоте старым кукурузником, пустой воздух мелю винтом языка, гаечки завинчивая на ходу. И неохота, и надо. Надо мной небо то дождем киснет, то солнцем погодится, а самолету все равно: лети, раз завели, без права на перемену маршрута. Права наши в органах зарегистрированы, и тут ни вправо, ни влево! Ни-ни, не задумывайся!

 И я тоже не думал. Так, крутился, где придется, а приходилось, где скажут. И сам сказал: да ну это всё! И продолжал крутиться.

 Кругами небо излопатил, посчитать – там тысячами наберется, но сколько ни набирай, та же пустота, и опять по кругу.

 Да, в общем, и ладно, так мне казалось. И на все лады перебирал одно и то же. И меня перебрали: патрубок – сюда, крыло – в обратную сторону. Со стороны – агрегат агрегатом, но я-то знаю, в чем дело!