Paloma Faith – Upside Down
Все с нескрываемым интересом следили за моими действиями. Я с некоторой долей мазохизма ещё раз проверила, везде ли я подписала добровольный договор на рабство. Отвлечь «зрителей» от моего шуршания смогла лишь Шан, которая робко пробралась с картонной подставкой, полной бумажных стаканчиков из кофейни, сквозь двери. Я демонстративно кинула ручку на стол.
— Теперь я свободна?
— Абсолютно, — самодовольно ответил Мэтью. — Не смею Вас задерживать.
Менеджер стоял за спиной Оли, который уже набирал воздуха, чтобы сказать мне что-то. Я не стала ждать очередных объяснений, которых в моей жизни было слишком много, чтобы они ещё что-то значили. Напоследок я посмотрела на Эда, который старался помочь бедной девушке-ассистентке, у которой не хватало рук на все запросы «Их Величеств».
«И ни одна скотина не сказала: «Давай я тебе помогу» или «Надо же! У меня есть руки и ноги, я могу сам сделать себе кофе!» Нет, вместо этого все дружно наблюдают, как она мучается с этой подставкой… Кроме Мистера «великодушно-оплачу-твои-счета-ведь-я-молодец», конечно же!» — я откатилась немного назад, сняла со спинки сумку и решительно направилась к двери.
— Постой!..
«Боже, как же он меня достал!»
— Ну, что ещё?! — воскликнула я, резко останавливаясь и разворачиваясь к британцу.
И, как в замедленной съёмке, я со всей дури влетела прямо в Эда. Точнее в его бумажный стаканчик. Я зажмурилась, ожидая боли от разлетающегося в разные стороны кипятка.
— Тебя не учили держать дистанцию? — я медленно открыла глаза, понимая, что с меня стекает не горячий кофе, а почти остывший чёрный чай. — Как тебе вообще права выдали, — я стала стряхивать жидкость со светлого ворса своей удлинённой меховой жилетки.
Конечно, мне хотелось тоже покричать: «Ты знаешь, сколько это стоит?! Это же «Валентино»!», но я решила поберечь голосовые связки, тем более, они мне ещё были нужны. Хотя бы для того, чтобы сказать, как далеко британец может пойти.
— Прости, я не хотел, давай… — начал оправдываться Эд.
Я жестом остановила его оправдательную речь.
— Замолчи. Вот прямо сейчас, пожалуйста, просто заткнись.
Я развернулась на каблуках и, неся впереди себя своё поруганное и запачканное меховое достоинство за «страшно подумать сколько» тысяч евро, поднялась в свой номер. Потом поняла, что живу в другом месте и, под прорывающиеся сквозь толщу невозмутимости смешки Брендона, перенаправила себя в номер Эда.
«Всё, хватит, наигралась, — я собирала в чехлы вещи, которые успела уже поносить. — Больше никаких дизайнерских шмоток. Вырядилась, красотка, теперь молись, чтобы пятна вывелись с меха… — я остановилась посреди комнаты, стараясь организовать процесс. — Пора прекращать разговаривать с собой…»
Я решила завязать не только с этой «лакшери»-жизнью, но и со всем драмкружком, которым я руководила. «Мне просто скучно, вот я и придумала себе искусственные страдания. Ревность, влюблённость, зависть, симпатия, соперничество, обман… Кто на кого как посмотрел, кто кому что сказал… Надоело». Мне не нравился тот человек, в которого я стала превращаться. Поэтому, сменив платье на чёрные джинсы, я навела порядок во всём дизайнерском барахле и позвонила маме. Разговор с ней приземлил меня и вернул ясность восприятия мира. Полтора часа пролетели совершенно незаметно. После обеда я спустилась в холл, отдала чехлы с одеждой в химчистку и остановилась у стойки ресепшен, чтобы забрать почту. Конечно же, коробки со всяким добром я перебирать не стала, но несколько писем я всё же открыла. От одного из них у меня по спине пробежал холодок.
«Если не уйдёшь с проекта сама, придётся тебе помочь. Я знаю, где живёт твоя семья».
— Остальные письма занести к Вам в номер?.. Мисс, с Вами всё в порядке? — слова служащего слабым эхом звучали у меня в голове.
— Да, всё хорошо, — едва улыбнулась я. — Было бы замечательно, спасибо.
«Кажется, система фильтровки писем дала сбой… Раньше они до меня не доходили…» — я храбрилась и старалась скрыть от мужчины напротив, который подал мне эти письма, что на самом деле я была вся пропитана ужасом с ног до головы.
Я прислонилась спиной к тёплому дереву стойки и опустила голову. Рядом со мной послышались шаги.
— Это снова вы, — я тяжело выдохнула, понимая, что от Эда с медведем мне никуда не деться.
— Да-а-а, — протянул британец, размахивая плюшевой лапой.
— Мне, конечно, приятно, что тебе понравился мой подарок, но зачем ты его таскаешь за собой?
— Это больше не мой подарок. Я собираюсь подарить медведя и пижаму Денни, — парень посадил игрушку на стойку и положил рядом, упакованный в яркую обёрточную бумагу, свёрток.
— Как-то рано для рождественских подарков, — заметила я, комкая лист бумаги в руках.
— Другой возможности до Рождества не будет, — пожал плечами Эд. — На следующих выходных мы летим в Америку, а мне бы хотелось порадовать малышей лично: они целый год ждут это волшебное время… Тем более Роуз по секрету сказала, что они готовят нам какой-то сюрприз.
Я словила себя на мысли, что совсем не слушаю Эдварда. Натянув на лицо свою дежурную улыбку, я рассеянно водила глазами по узору на ковре. Почему-то ещё два часа назад я была уверена, что, если он ещё раз попытается «мне всё объяснить», то я суну его в мясорубку вперёд головой. Я была так зла на него, что не могла подобрать слов, чтобы это описать. Я не знала, что злило меня больше: что он соврал о том, где будет ночевать, или что он всё-таки ночевал у Софии. По какой-то причине я стала думать, что после нашего разговора что-то изменилось, ведь я рассказала ему то, чего не могла рассказать никому.
А Эд всё продолжал говорить и говорить, я пристально посмотрела на него и закусила нижнюю губу, чтобы скрыть свою горькую улыбку. «Действительно, чего ты ожидала? Это были твои «большие надежды» и, если человек их не оправдал, то это не его вина, а лишь твоя, ожидания ведь твои».
— Ты вообще слушаешь?
— Нам пора, — я проследила взглядом за делегацией телохранителей с горами упакованных подарков, и «недоалкоголиками», семенящими следом.
Полностью проигнорировав вопрос Эда, отмахнувшись расплывчатым «не сейчас» от Оли, я села к окошку в машине, спустила на нос очки, чтобы вспышки камер не так сильно слепили меня. «Н-да, — грустно подумала я. — Великой истории любви не вышло, дружить я с ними не смогу, уйти тоже не могу. Вернулись к тому, с чего начали. Только теперь надо мной висит потенциальный долг, и… — я зашуршала смятым листком в кармане парки. — Вокруг меня никто не в безопасности… — выдохнув на запотевающее стекло, я откинулась на сидение. — А мне почему-то нет до этого никакого дела».
***
Пётр Ильич Чайковский — Балет «Щелкунчик», Акт II, Сцена 14, Вариация 2 («Танец Феи Драже»)
В здании не горело ни одно окно. Мы все переглянулись.
— Мы точно сегодня должны с ними встретиться? — зачем-то шёпотом спросила Камилла.
— Ну-у-у, да… — не очень уверенно и тоже шёпотом ответил Оли.
— Может, кто-нибудь позвонит Роуз? — встряла я. — И мы перестанем наконец шептаться?
Оливер отдал свою коробку Колину и начал рыться в карманах в поисках телефона. Неожиданно на крыльце загорелись огоньки гирлянды, а в дверях появилась девочка, одетая словно маленький ангелочек. Она позвала всех внутрь. В холле тоже было темно, только слабый свет пробивался сквозь ткань, в которую были завёрнуты разноцветные лампочки рождественских фонариков по всей длине коридора, который уходил в глубь здания. Вокруг была абсолютная тишина. Мы шли за девочкой по едва освещённому холлу. Никто не понимал, что происходит. Все переглядывались между собой и молча пожимали плечами. Где-то вдалеке я стала слышать музыку.
«Чайковский… — я стала прислушиваться с удвоенной силой.
— «Щелкунчик»! — громко и радостно воскликнула я.
Все неодобрительно повернули голову в мою сторону. Я быстро поубавила свой пыл и спряталась за плюшевого «друга». Тем временем девочка-ангел распахнула перед нами двустворчатые двери, приглашая всех в игровую. Комната изменилась до неузнаваемости: в полумраке ярким пятном горел искусственный камин, рождественская ель упиралась своей верхушкой в самый потолок, в старинных игрушках мерцали отблески огня, в резном кресле с высокой спинкой сидел взрослый мужчина в очках и вертел в руках часы, пока двое ребят, мальчик и девочка, возились со своими игрушками. Мальчик выстраивал ровные ряды храбрых гусаров, девочка — наряжала новую куклу. В таинственной тишине игровой комнаты передо мной предстали Мари и Фриц, а с ними и их крёстный, Дроссельмайер. Они, словно сошедшие со страниц книги, будто бы не замечали нас, позволяя присоединиться к их сказке.
У меня отнялся дар речи: неужели дети поставили целого «Щелкунчика»? Я не заметила, как все расселись, где и как могли: кто на мягкие мешки-кресла, кто просто на пол. Оказалось, что я одна стою, когда Камилла потянула меня за край кардигана, чтобы я не мешала ей смотреть представление и уже, наконец, уселась. Я, как завороженная опустилась на пол и стала следить за «актёрами», которые, к слову, уже начали действие. Вокруг меня разворачивалось самое настоящее рождественское чудо, с волшебством, принцами и мышиными королями. Весь спектакль был чем-то невообразимо великолепным. Декорации и костюмы были выполнены с поразительной детальностью. Было видно, что на репетиции ребята потратили не один час. Отдельно стоило заметить музыкальное сопровождение: Чайковский добавлял волшебства каждой нотой.
Однако через какое-то время у меня затекла спина, и я совсем сползла вниз, подпираемая лишь игрушечным медведем, которого с другой стороны облюбовал Эд. Я украдкой посмотрела на британца: в глазах плясали огоньки, рот чуть приоткрыт. Он был словно маленький ребёнок, наивно и непосредственно следивший за рождественским сюжетом прекрасной сказки.
— Нам нужно поговорить, — у самого моего уха раздался тихий шёпот Оли.
— Ну, не сейчас же! — шикнула я.
— Да, я понимаю, но нам очень нужно поговорить о том, что сегодня произошло…
— Оли, не сейчас, — стиснув зубы ответила я.
— Чуть позже, может…
— Вы мешаете! — тихо вмешался Мишель.
Я обернулась к Оливеру и многозначительно вскинула брови. «Не думала, что даже подумаю такое когда-нибудь, но… Спасибо Мишель».
***
— Как вам спектакль? — спросила Роуз.
— Это было волшебно, браво! — воскликнула я, поправляя корону из золотистого картона на голове.
У мышиного короля было семь голов и, по счастливому стечению обстоятельств, наших голов было тоже семь, так что каждому досталось по символу власти.
The Script — Flares
— Я очень рада, что наши труды не прошли даром, ребята очень старались, боялись не успеть…
— Глупости какие, — отмахнулась я. — Всё получилось просто замечательно! И потом, даже, если бы не успели всё подготовить к этим выходным, то мы бы пришли в следующие. Без этих заносчивых… — я обернулась, чтобы уточнить, кого именно я считала самой большой занозой в любой попе.
Мишель тихо в сторонке спорил о чём-то с Камиллой, Колин беззастенчиво дрых в кресле-мешке, Оли разговаривал по телефону, Эва лакала воду из бутылки словно в последний раз. И только Эд сидел на полу с ребятами и помогал им распаковывать подарки. В тот момент, когда наши глаза встретились, он вместе с Денни разворачивал пижаму. Весь пол был устлан обёрточной бумагой и, среди всего этого разноцветного хаоса, самым настоящим подарком для этих детей был Эдвард.
— Нет, дорогая ты не поняла, — женщина мягко прервала меня. — У некоторых из них буквально больше не осталось времени, понимаешь?
Я сосредоточенно посмотрела на Роуз.
— Вы имеете в виду?..
— Да, — кивнула она в ответ. — На этой неделе нас покинула Хелен, подруга Денни. Это четвёртый ребёнок за этот месяц… Не все могут преодолеть свои болезни или смириться с той жизнью, которая им уготована. У них всех осталось не многое. Лин… Ты ведь знакома с Лин, она главная в швейной мастерской наверху?
Я слабо кивнула, проглатывая ком в горле.
— Она, бедняжка, совсем пала духом. Врачи говорят, что надежды на восстановление функций позвоночника почти никакой. Ко всему прочему, она стремительно теряет зрение. Ей едва удалось дошить костюмы, — женщина поправила очки. — Трагическая случайность: пьяный водитель. Она такая молодец, столько вынесла сама, помогала другим… Сейчас помощь нужна ей самой.
— А что с Денни? — у меня дрожал голос. — Он… Он будет жить? — я замерла, словно от ответа зависела моя жизнь.
— Мы все надеемся на лучшее. Денни только начал очередной курс химиотерапии. Предыдущие не дали особого результата, лишь ослабили его организм. Он может и производит впечатление обычного пятилетнего мальчугана, но на самом деле Денни очень хрупок. Мы все надеемся…
Роуз постоянно повторяла одну и ту же фразу, как мантру: «Мы надеемся». Это злило меня, потому что она ни разу не сказала, кто эти эфемерные «мы» и на что же они надеются, глядя на умирающего ребёнка.
— Это значит?..
— Значит, что нужно верить, — Роуз взяла меня за плечи. — Но помнить, что это всего лишь центр надежды, милая, и иногда это надежда на то, что «там» все, наконец, обретут заслуженное счастье.
На ватных ногах я подошла к Эду и Денни. Я медленно села на пол и стянула с себя корону.
— Ты плачешь? — спросил меня мальчик.
— Нет, — я расплылась в улыбке. — Нет, ты что, — я постаралась скорее стереть мокрые дорожки. — Просто что-то попало в глаз, — я посмотрела на Эда.
Мне было интересно, знал ли он, о чём мы разговаривали. По двум морщинкам, что пролегли между его бровей и напряжённому взгляду, я поняла, что он знал причину моих слёз.
— Ну-ка, что у тебя здесь? — британец отвлёк внимание ребёнка. — «Питер Пэн», надо же, кто-то подарил тебе книгу!
— Да, она была в лапах медведя, — Денни подтащил ближе к себе игрушку, которая была в несколько раз больше него. — Давай ты будешь Питер Пэн, а она, — малыш показал на меня. — Будет Венди? Венди! Почитай нам, — вокруг нас уже собралось несколько любопытных ребятишек.
— Я… Не…
Ото всюду на меня посыпались просьбы, дети коллективно требовали, дёргали за рукав и наперебой выкрикивали имя Венди Дарлинг.
— Так, детвора, тише! Все успокоились и расселись, иначе никаких историй, — строго, но мягко сказал Эдвард. — Я почитаю, хорошо?
Малыши начали шумно устраиваться вокруг нас.
— «Питер Пэн», серьёзно? — спросила я, смахивая очередную слезу.
— Да, — пожал плечами Эд. — По-моему отличная история: приключения, полёты, Неверлэнд, пираты и корабли, дети, которым не нужно расти… Разве это не круто? — почти восхищённо заявил британец
— Круто? — переспросила я, стараясь не впадать в истерику. — Дети, которым не нужно расти… Ты знаешь, каким детям никогда больше не вырасти?..
Я смотрела на Эда и думала, когда же до него, наконец, дойдёт, что ответ — «мёртвым». Мёртвым детям больше никогда не нужно расти.
— Эм-м-м, ребята… Мы не дочитали в прошлый раз «Винни-Пуха»…
На Эдварда обрушилась волна несогласия.
— Нет-нет-нет, нужно обязательно дочитать, иначе медвежонок обидится…
Пока все были отвлечены выбором истории для чтения, я незаметно выскользнула в туалет. Там, вдыхая пары чистящих средств, которые так пахли больницей и стерильным отчаянием, я смотрелась в чуть забрызганное каплями воды зеркало и надеялась. Надеялась всем своим сердцем, что Неверлэнд действительно существует.
***
Убедившись, что дети не пострадают, я оставила всех на какое-то время и поднялась наверх, чтобы увидеться с Лин. Девушка сидела в мастерской, окружённая лекалами и лоскутками ткани.
— Привет, можно? — я постучалась.
Лин ответила не сразу: она поправила очки, пригляделась и только после того, как узнала меня, сказала, что я могу войти.
— Как дела? — я осторожно переложила коробки со стула и села напротив девушки.
Её каштановые волосы были заплетены в немного растрепавшуюся косу, глаза выглядели очень уставшими.
— Не очень, — прямо ответила Лин. — Скоро совсем не буду ничего видеть, — она отвернулась от меня и отъехала чуть в сторону на своём кресле, делая вид, что ей срочно понадобились ножницы с другого стола. — Хорошо, что успела закончить костюмы и платье… А ты как?
— Я? Даже не знаю… Так, средней паршивости, — я улыбнулась девушке. — Запарилась быть селебрити, знаешь ли, — я притворно закатила глаза.
Мы обе покатились со смеху. С Лин было просто быть собой, она была не из тех людей, которые скрывали свои чувства: если дела у неё шли не очень, то она об этом прямо говорила. Точно так же она относилась и к чувствам окружающих. Она принимала и понимала, что жизнь не всегда сладкая конфета, и это нормально, быть иногда «не в форме». За такое короткое время я успела узнать, что ничего не злит Лин больше, чем лицемерие. Наверное, поэтому она иногда присылала мне фото из интернета, где над Эвой знатно поиздевались в фотошопе. Наша история сообщений никогда не должна была быть обнародована, иначе это грозило международным скандалом. Блондинка бы этого точно не пережила.
— Слушай, я знаю, что это не моё дело, — робко начала я. — Но… Что говорят врачи? — от нервов я начала раскладывать нитки в радужном порядке.
— Как ты точно подметила: это действительно не твоё дело, — отрезала девушка.
— Прости… — пробормотала я.
— Но, раз уж ты здесь и действительно заботишься о нас всех, потому что другой причины отдавать столько денег я не вижу…
— Денег? — я перебила Лин.
— Так, тебе интересно, что мне сказали врачи или сколько ты денег пожертвовала?
— Нет-нет, продолжай…
— Если быть краткой, то врачи сказали, что, если я не сделаю в ближайшее время операцию на глаза, то я ослепну совсем. А в моём положении, как видишь, это хуже смерти, — она развела руками.
— А позвоночник?
— О, о нём я уже и не думаю, его всё равно у меня считай, что нету, — девушка снова отвернулась от меня.
— А всё-таки?..
— Что ж ты такая любопытная? — вспылила Лин. — Не буду я ходить, слышишь, никогда! Даже всех твоих денег не хватит, чтобы вылечить меня.
— Они не мои, - тихо заметила я. — Моих не хватит даже на билет обратно домой…
Между нами воцарилась тишина.
— Ну, ладно, чего ты? — девушка подъехала ближе ко мне и убрала руки, которыми я закрывала лицо. — Не ной по пустякам, мы что-нибудь со всем этим придумаем, — Лин обняла меня за плечи. — Ты же русская, русские не умеют сдаваться, я читала.
***
Я спустилась обратно в игровую, обдумывая слова Лин. Комната оказалась пустой, все уже стояли в холле и натягивали верхнюю одежду.
— Куда?.. — я просовывала руки в парку, любезно придерживаемую Оли. — Куда мы… Что, все вместе едем?
— Ага, — Оливер застёгивал свою куртку. — Мы все едем на каток.
— На каток?! — я в ужасе округлила глаза. — Скажи мне, что ты пошутил!
— Не-е-ет, — озадачено протянул американец. — Мы действительно едем на каток. Это идея Эда, здорово он придумал, да?
— Да уж…
Чтобы не быть голословной, скажу, что на катке я была два раза в жизни, поэтому мои навыки фигурного катания просили больше не подходить к катку ни за что и никогда. Острые и твёрдые предметы, которыми был наполнен этот «аттракцион» наводили на меня страх и панику. Мне почему-то казалось, что я обязательно упаду, а кто-нибудь с плохой реакцией обязательно наедет на меня и… «Прямо по пальцам, прямо по пальцам…»
Я остолбенело стояла в дверях и ждала, пока все оденутся. Вдруг я услышала, как кто-то тихонько поскуливает.
— Нет, Денни, тебе нельзя, мама с папой запретили тебе долго находиться на улице. Подождёшь их здесь, хорошо, малыш?
— Почему ему нельзя? — я подошла к ним ближе.
— У него совсем слабый иммунитет, — озабочено ответила женщина. — Нельзя допустить, чтобы он заболел, нужно дождаться, пока его заберёт отец…
— А нельзя позвонить маме и объяснить, что это пойдёт ему только на пользу? — я смотрела вниз на заплаканные глаза мальчугана. — Ему так хочется со всеми.
Роуз отвела меня чуть в сторону.
— Нельзя, дорогая, его мать… Понимаешь… Отец сутками работает, чтобы им хватало на жизнь и на лечение, а его мама… Она слабый человек, не смогла справиться с болезнью, запила, и мы стараемся лишний раз её не тревожить. Бог знает, в каком виде она придёт за ребёнком.
— Роуз, пожалуйста, — я обернулась к Денни. — Вы сами говорили, что у них осталось слишком мало времени… Не лишайте его этой радости? Мы отвезём его домой сами, я поговорю с Оли, — я умоляюще посмотрела на неё.
Женщина колебалась.
— Хорошо, но под вашу ответственность. С ним ничего не должно там случиться!
Я радостно закивала головой и побежала одевать мальчика.
— Вы готовы? — рядом появился Эд в бежевом пальто с длиннющим вязаным шарфом в тон.
— Вот так, — я завязала шнурки на ботинках Денни. — Теперь мы готовы.
Дорога до катка музея естествознания показалась мне долгой и томительной: мне предстояло объяснить моим «друзьям», почему я не буду кататься, а просто постою у заграждения и счастливо поразмахиваю ручкой.
The 1975 — The Sound
— Эй, принцесса! — меня окликнул Мишель. — Выходи, приехали.
Я выбралась из машины и, сунув руки в карманы, поплелась в хвосте делегации.
— Сюда просто так нельзя попасть, — я отправила своё предложение блуждать в атмосферу рядом с головой Эда.
Он как раз помогал зашнуровать коньки девочке на уровне моих коленок. Я слонялась между скамейками и рассматривала аппарат, который в сине-розовом свете прожекторов готовил каток к очередному сеансу. Над нами высились стены одного из самых больших музеев Лондона. Его величественный фасад больше походил на католический храм, чем на храм науки и знаний. Деревья по периметру были обёрнуты яркими светодиодными лампочками, которые создавали волшебный мерцающий купол в темноте. Отовсюду я слышала счастливый смех детей, тихие разговоры взрослых, запах горячего шоколада…
— Ты весь день где-то витаешь, с тобой всё в порядке? — Эдвард как всегда тихо подошёл ко мне.
— Ты маленький обманщик! Ты не сегодня придумал прийти сюда, — я легко ткнула его кулаком в плечо.
Британец засиял ямочками и пожал плечами.
— Ты собираешься переобуваться или?..
— Нет! — воскликнула я. — Ни за что на свете. Я… Я посижу с Камиллой. Да, — я быстро устроилась рядом с француженкой. — Здесь будет просто отлично.
— Мы так не договаривались.
— Начнём с того, что мы никак не договаривались, — начала я.
— Оли, твоя девушка не хочет идти на каток, — Эд обратился к только что подошедшему американцу.
«Твоя девушка, — от этих слов у меня сердце ухнуло вниз. — Он просто взял и сказал это… Твоя девушка, — я переводила взгляд с одного парня на другого. — Оли бы ни за что в жизни не заставил бы меня надевать коньки… Он же спросил и об этом у Димы, правда?» — жалобно подумала я.
— Всем привет. Оли.
«Ну, надо же, какой отвратительно неприятный сюрприз».
— Кэти, я не знал, что ты придёшь, — Оливер растерянно улыбнулся.
— Эдди позвонил мне днём, спросил, не хочу ли я сходить с вами на каток. Как же я могла отказать любимому братцу, — она потрепала Эда за щёку.
«О, конечно же нет, как ты можешь пропустить такое светское мероприятие», — я попыталась сдержать все эмоции и даже не закатывать глаза.
— Пойдём, поможешь мне с коньками, я такая неуклюжая! — задорно хихикнув, девушка схватила Оли за руку и потащила за собой.
— Но я здесь не один… — американец очень слабо сопротивлялся барышне в розовой куртке и экстремально обтягивающих леггинсах.
— Да-да, я знаю…
Громкий смех шатенки растворился в толпе. Я проводила их взглядом. «Мужиков уводят прямо из-под носа». Сидевшая рядом Камилла молча вертела головой, наблюдая за происходящим.
— Если он пытался сказать, что он здесь со мной, то у него это плохо получилось, — сделала заключение я.
— Договор вступает в силу только завтра, ещё никто ни о чём не знает. Юридически, ты ещё не его девушка, — резонно заметил Эд.
Я скептически сузила глаза.
— Ты собираешься отрывать свою красивую попу от скамейки сегодня?
«Это был комплимент или… Нет?»
— Нет, — я вслух ответила на оба вопроса. — Я же сказала: посижу здесь с Камиллой, ей же нельзя кататься, она подвернула ногу, помнишь? Я не могу оставить её одну, — я резво приобняла девушку за плечо.
По выражению лица француженки было видно, где она меня видела вместе с моей заботой. Проигнорировав её, я расплылась в широкой улыбке.
— Дети ждут, — строго сказал Эдвард. — Не заставляй меня снова нести тебя, ты же знаешь, что я могу.
— Я не умею кататься, — тоном обиженного ребёнка запротестовала я.
— Ничего, будешь держаться за меня… Или за Оли, — заметив моё возмущение быстро добавил Эд. — Если его отпустит Кейт, конечно… — он обернулся на каток, где его сестра уже резво рассекала с моим, прошу заметить, молодым человеком.
Я в ответ лишь упрямо закачала головой и сложила руки на груди.
— Ладно, — британец отзеркалил меня, сложив руки точно так же.
По его глазам я поняла, что он что-то задумал. Эд присел передо мной, задрал мой кед подошвой вверх, затем бесцеремонно опустил так, что моя несчастная нога шлёпнула о резиновое покрытие прокатного центра, и куда-то ушёл. Я закрутилась в бублик и непонимающе уставилась на ромбики подошвы.
— Он посмотрел твой размер, — скучающим тоном сказала Камилла, наклонилась вперёд и подпёрла подбородок рукой.
Через несколько минут снова появился британец. С собой, как и ожидалось, он принёс пару коньков.
— Держи, переобувайся.
— Ты меня не понял? Я что, на китайском с тобой разговариваю?
Кажется, кто-то здесь пошёл на принцип.
— Ладно, — Эд подтянул рукава своего пальто к локтям и присел передо мной на корточки. — Не хочешь по-хорошему… — он стал искать концы шнурков.
— Ага, удачи, — я наблюдала за его попытками с нескрываемым злорадством.
Эдвард совсем нехорошо, даже как-то плотоядно усмехнулся, и в два счёта обе штанины моих джинсов оказались задраны по самые колени. После чего поиски были закончены: слишком длинные шнурки были в несколько раз обмотаны вокруг щиколотки и спрятаны с одной стороны под носки с кошачьими ушками.
— Так, всё, ладно-ладно, я сама! — я стала отбирать собственные ноги из рук Эда.
Наглый британец посмотрел на меня словно говоря: «Вот так бы сразу». Я метала маленькие молнии глазами, пока он помогал мне зашнуровывать левую ногу.
— Если я пострадаю, я тебе этого никогда не прощу, ты же понимаешь? — я медленно и очень неуклюже ковыляла к выходу на каток.
— Постарайся не расшибить себе голову, стоя на одном месте, хорошо? — с этими словами Эд оставил меня у самого бортика, а сам отправился за другой парой коньков.
«Да как нечего делать», — бодро подумала я, запинаясь после первого же шага на лёд. Я вцепилась в прозрачный пластик, как в спасательный круг. Мимо меня весело проносилась детвора, на льду было не протолкнуться. На другом конце ледяной коробки я заметила Роуз, которая держала за руку неуверенного Денни. Наверное, мальчик тоже не часто бывал в таких местах, поэтому лёгкий страх в его глазах был оправдан. Я же испытывала тихий ужас от пёстрой толпы рядом со мной. Лезвия их коньков угрожающе поблескивали в электрическом свете. Я постаралась дышать глубже.
— Ну, что? Поехали? — рядом со мной появился Эд.
Британец держался на коньках прекрасно, не смотря на свои с виду длинные и «неудобные» ноги. Его щёки раскраснелись от прохлады льда, белоснежная рубашка, которая ничуть не пострадала с самого утра, была критично расстёгнута, за её пуговки зацепился крестик и музыкальный ключик на серебристой цепочке. Эд протягивал мне руку.
Я снова молча закачала головой. Мои ноги словно вросли в землю и закостенели, совсем отказывались двигать. Меня бросило в нездоровый жар.
— Я в порядке, — еле ворочая языком ответила я. — Просто постою здесь.
— Ты опять?
Делать было нечего, я протянула руку в ответ.
— Тебе шарф не мешает? — спросила я, указывая на вязаное полотно, которое свешивалось почти до земли.
— Не заговаривай мне зубы, — улыбнулся Эд. — Давай, работай ногами, я не могу просто таскать тебя по кругу.
— Ничего я не заговариваю! Я беспокоюсь о тебе, вдруг ты на него наедешь, упадёшь, а я не успею затормозить и отрежу тебе пальцы коньком?
Эдвард в ответ лишь добродушно покачал головой.
Я постаралась применить к себе первое правило занятия любым делом: расслабиться. Мне почему-то казалось, что это работает для всего, начиная от рисования стрелок на глазах и заканчивая катанием на коньках. Минут через десять непонятных телодвижений, я немного выпрямилась и перестала ехать на полусогнутых культяпках. Ещё через несколько кругов я обрела маломальскую уверенность в своих силах. Даже несмотря на то, что десятилетки наворачивали вокруг меня круги с космической скоростью, а Колин на очередном заходе вообще показал мне язык. «Очень по-взрослому».
— Я отпускаю…
— Даже не думай! — испугалась я и схватилась за Эда ещё сильнее.
— Эй, полегче, ты сломаешь мне пальцы. Смотри, ты сама можешь ехать, — он высвободился из моих цепких рук.
Какие-то мгновения я катилась по инерции, а потом, легко оттолкнувшись одной ногой, продолжила медленное и неуверенное скольжение.
«Дыши носом и расслабься… Вот так…» — я смешно загребала воздух пальцами, пытаясь от него оттолкнуться.
— У тебя получается! — британец наворачивал круги вокруг меня. — Ты едешь! Сама!
Я лишь слабо кивала в знак согласия. Счастливая улыбка этого милого кексика придавала мне уверенности. Я стала отталкиваться чуть сильнее.
— Я еду… Действительно еду! — я подавила дрожь в коленях и проехала сама целый круг.
— Вот видишь? А говорила: «Не умею». Всё ты умеешь, просто боишься, — Эд резко затормозил передо мной, осыпая мои чёрные джинсы дождём свежих ледяных снежинок.
— Прекрати вертеться, — улыбнулась я. — И не размахивай так руками, ты кого-нибудь сшибёшь! — я не могла сдержать свой смех, который рвался наружу громкой волной.
Эд вертелся вокруг меня, кривляясь и гримасничая. «Что-о-о ты будешь делать? Как дитё малое».
— Теперь давай научим тебя каким-нибудь трюкам, — британец, виляя из стороны в сторону, отъехал от меня спиной вперёд.
— Я только научилась стоять на этих штуках, — я посмотрела под ноги. — А ты говоришь… Осторожно!
Я кинулась к Эдварду, чтобы не дать ему сбить с ног ребёнка, которого он не видел, так как не обзавёлся парой глаз на затылке. Я попыталась схватить его за борта пальто, но тут меня ждало грандиозное фиаско: этот маленький су… сухарькин сын, наехал на собственный дурацкий шарф, о котором я его предупреждала, и начал своё эпохальное падение на спину. Я лишь зачерпнула рукой воздух, где ещё секунду назад был Эд. Но не тут-то было. Британец решил побороться за себя и ухватился-таки за мою протянутую руку. И вот я, влекомая тяжестью земного притяжения, в основном, конечно, тяжестью Эдварда, упала вперёд плашмя с высоты собственного роста. К сожалению, от тормозного пути меня не спас даже прекрасный молодой человек, частично лежавший подо мной. Боже, как я «летела»! Как в сказке: коленями, локтями, головой и прочими выступающими за грани разумного частями тела.
Когда мы прекратили своё безумное вращение, я с тихим стоном скатилась с Эда на спину и попыталась проверить, что я себе сломала.
— Идиот, доездился, — сказала я по-русски и почувствовала, как британец осторожно снял с себя мою ногу и уселся на колени передо мной. — Я же предупреждала… — в голове начинало звенеть, и это был очень плохой знак.
— Я… Не видел его, — Эд держался за затылок. — Ты как? — он висел надо мной и смотрел своими огромными глазами, которые казались ещё больше от испуга.
— Ты идиот? Плохо я! Не загораживай мне свет … — я попыталась встать, но по руке, начиная от локтя и ниже, как будто пустили электрический импульс, перед глазами начали появляться чёрные точки, голоса становились всё дальше и дальше…
Последнее, что я помню перед тем, как отключилась, был Эд: склонившись надо мной, он заслонял собой яркий прожектор и был весь окутан светом, словно ангел. «Вот же придурок, но какой же ты красивый…»
