Человек в белом.

Ты вполне мог быть трусом, а был – смелым.
Все бы было не так, если б был трусом…
В два пятнадцать пришел человек в белом
И под кожей твоей не нашел пульса…

Не снимая ботинок прошел в кухню,
Свет зажег и окно распахнул настежь…
Нет, у труса хватить не могло духу…
Ты был смелым. Потом кто-нибудь скажет.

А на кухне сидит человек в белом,
Неразборчиво пишет в пустых клетках,
Он привык иногда приезжать первым…
Время ставить на бланке, мигать светом…

Белый мятый халат для него – форма,
Он, посменно, надежду и боль дарит,
Сидя в парке в субботу синиц кормит,
И так много в свои тридцать два знает…

У него вместо нервов – куски стали,
И седые виски – в тридцать два те же.
Подпись справа внизу и печать ставит
И, забывшись, окурок в руке держит.

И вздохнув, вызывает двоих – смелых –
Чуть моложе, шумнее, быстрей ходят.
Тоже в хлопковой форме своей белой…
Тоже в мятом…наверно, у них в моде.

В двадцать семь минут третьего взяли двое
И, накрыв тебя тряпкой, спустили в лифте.
Они вряд ли считают тебя героем,
Ты – одно из вполне рядовых событий.

Ты теперь зафиксирован, узаконен
В государственном бланке, в архиве пыльном.
А на кухне в два тридцать сидел посторонний,
Кто-то в белом, держал телефон твой мобильный…

И в контактах семейных, любимых, рабочих
Он угадывал тех, для кого ты был важен,
И решиться не мог, несмотря на всю срочность,
Хотя знал наперед, слово в слово, что скажет…

В тридцать два – он избавит от боли умело,
Даст надежду, вернет ожидание чуда –
Поседевший уже человек в белом,
Незаметный редактор чужих судеб.

Но за годы привыкнуть не смог, все же,
И когда все спасти – не в его силах,
Не сломать нервов сталь, все равно, сложно,
…Вряд ли что-нибудь хуже звонков было.

Как положено, двое возьмут тело…
Разнесутся по кухне гудков стоны…
И еще один голос человек в белом
Будет с этой минуты всегда помнить…

…Ты вполне мог быть трусом, но был смелым.
…Только там, где ты был, с двух часов – пусто.
И чуть-чуть постарел человек в белом,
Тот, что прочерк поставил в графе пульса…





Вдвое.


Если кто-нибудь меня спросит,
Между делом, мимо глаз глядя,
Я скажу, что ты ушел в осень
Желтых листьев и дождя ради…
Я скажу, что ты любил тучи,
И, что осенью листва ярче,
И ты знал, пожалуй, всех лучше,
Отчего дождь по утрам плачет.

Ты ушел. А я живу так же,
С той же самой на душе болью.
Ты ушел и не учел даже,
Что теперь мне тяжелей вдвое.
Вдвое дольше у меня ночи,
Вдвое больше слов и фраз россыпь,
И в два раза плачет дождь громче,
И не кончится никак осень…

Если кто-нибудь тебя вспомнит,
Я скажу, что ты всегда рядом -
Ты качаешь по ночам клены,
Заставляя листья с них падать.
Я скажу, что это ты в лужах
Отражаешься всегда слева.
Мне давно тебя спросить нужно –
Что я буду без тебя делать?

По инерции живу дальше,
За ресницами глаза пряча,
Задыхаюсь от чужой фальши
И беззвучно по ночам плачу…
Моя боль – колючий ком в горле.
Когда кто-нибудь меня спросит,
Я отвечу, что живу вдвое
Потому, что ты ушел в осень…


© snejastik.

P.S. Печально. Поплакала.