Пустая банька в зарослях крапивы,
спокойный дрозд на выступе окна,
две книги, лампа и бутылка пива
и целую неделю тишина...
Как необычно все перемешалось —
пустая банька на краю земли,
твоя любовь и гаснущая жалость,
что так недавно мы себя нашли.
Весь окоем в кустах чертополоха —
такого в мире больше нет нигде,
лишь тропка опускается полого
к озерной невстревоженной воде.
А над водою пролетают птицы,
как мы, земную впитывая тишь,
и стоит им немного удалиться —
и нас уже почти не разглядишь...
Август 1981
* * *
Редко вражда наотмашь — все больше мелкие пакости;
редко и дружба настежь — все больше застольный шум.
Чем дольше живу на свете, тем меньше нуждаюсь в пафосе:
простые слова и фразы все чаще идут на ум.
Слова из первого ряда, речи каркас несущий;
рядом с ними эпитет стал для меня нелеп.
Зрение, слух, обоняние не волнуют ни хлеб насущный,
ни вода ключевая —
а просто вода и хлеб.
Не вековая дорога, что будущее пророчит,
и не песок раскаленный, где жаром бьет по глазам,
а просто песок, дорога, солнце еще короче —
лишь назову: пустыня, — каждый заполнит сам.
Не иссушающий ветер и не дождь освежающий —
просто смена погоды дня подведет итог;
и, посмотрев назад, просто скажу: пожарище;
и, вперед посмотрев, просто скажу: дай Бог.
Январь 1993

           
История - дух, ощущение лада, 
где все уложилось, как надо, - 
не как мы мечтали, не как мы хотели, 
а как получилось на деле. 

И в этом ладу, в этом мощном потоке 
фрагменты круты и жестоки: 
убийства и войны, наветы и казни, 
века нищеты и боязни. 

История - дух, голограмма, 
                          и кроме 
несчастий увидишь в объеме 
другие фрагменты, другие примеры - 
столетья упорства и веры. 

Но все это было не с нами, а с ними - 
с людьми совершенно иными. 
Мы были плодами не здешнего сада, 
не этого духа и лада. 

Тогда не пойму, из какого же праха 
растет во мне семя Танаха; 
в характере, в стиле, в укладе - 
                              откуда 
дотошная вязкость Талмуда? 

Не падкий на блага, на славу не падкий, 
я льщу себя просто догадкой: 
я там был приемыш, а здесь я наследник, 
пусть даже из самых последних... 

                                  Май 1995 г. 

Бледно-синий простор во все стороны взгляда —
может, это как раз мне сегодня и надо:
это взгляд одного посреди океана,
и его обрести лучше поздно, чем рано.

Если рано понять, что меня ожидает —
что всегда человек одинок и страдает, —
можно воли лишиться и радости тоже,
лишь потери и зло скрупулезно итожа.

А того не понять даже в поздние годы —
значит, попросту жить по закону природы,
и не думать о том, для чего я на свете,
и не вкладывать душу в сомнения эти.

Но когда в некий день осознаю под старость,
сколько там, за спиной, и как мало осталось,
дарит мне ощущенье спокойного лада
бледно-синий простор во все стороны взгляда.