Нашу первую начальницу пришлось похоронить в закрытом гробу – настолько сильно ей досталось. Не все части тела были найдены – многие обнаружились гораздо позднее, и в самых неожиданных местах. Мы очень жалели нашу добрую и, в общем-то, совершенно безобидную Ольгу Михайловну, чувствуя, что ей на смену придет человек куда более требовательный и до отвращения энергичный. Так оно и вышло.

После трагического ухода нашей милой начальницы ее место заняла Марина Александровна по кличке «Перспектива». Это слово было ее любимым. А также всевозможные образованные от него прилагательные и наречия. «Этот отдел бесперспективен», - говорила Марина Александровна. – «Я им займусь». Про нас она вообще сказала, что мы, видите ли, «антиперспективны». И что она тоже «нами займется». Мы, разумеется, были не в восторге от такой… ну, вы понимаете.

Сказано это было в четверг, а «заниматься нами» она решила с пятницы. Не самый удачный день для каких-то деловых свершений, не так ли? В одиннадцатом часу утра, когда в нашей комнате, рассчитанной на шестерых, сидел единственный человек, да и тот – программист, завалявшийся с ночи, Марина Александровна ворвалась в офис, дрожа и фыркая, как крупный взбесившийся пони. В руках у нее был список из шести фамилий, напротив каждой – двузначная цифра. Сверху было написано краткое, но очень обидное слово «штраф». Увидев программиста, который был даже не в состоянии встать, а только благодушно помахивал рукой в знак приветствия, Марина Александровна зафыркала чаще, резко развернулась и стартовала в направлении бухгалтерии.

После двух она наведалась снова и услышала от того же программиста, что «все в столовой и будут минут через сорок». До конца рабочего дня оставалось не так много времени, поэтому Марина Александровна решилась на хитрость – она уселась в кресло посреди комнаты, лицом к двери, и стала ждать. На участливое предложение программиста испить кофе она отреагировала полным презрения взглядом и вопросом «а вы сами - чем тут занимаетесь?». В каждом ее глазу при этом светилось по одной, но многообещающей перспективе. Вопрос о кофе больше не поднимался.

Мы пришли из столовой в самом веселом расположении духа, неторопливо беседуя о предстоящих выходных. Поэтому вид Марины Александровны, которая, подобно мощному флюгерному петушку, медленно вращалась на офисном стуле, нас даже позабавил. Мы расселись на свои места и начали переваривать обед, уставившись на новую начальницу.

До нашего сытого слуха долетали отдельные фразы, из которых следовало, что мы бесперспективны как вместе, так и по отдельности, что перспектив у нашего отдела нет, что работать с нами – неперспективно, и что, тем не менее, нужно браться за нас по-новому - самым перспективным образом. Непрерывно крутясь на стуле и обращаясь к тому, кто попадал в поле ее зрения по мере вращения, Марина Александровна не заметила, что ранее отвергнутый ею программист встал и, пройдя за ее спиной, бесшумно запер дверь.

Она продолжала ругать нас самым страшным образом. От избытка чувств она даже начала сильнее крутиться и, видимо, придав себе достаточное ускорение, вскочила с места. «И кстати!», - завопила она уже стоя. – «У вас в комнате невозможно находиться! Вы не проветриваете помещение! Что за мерзкий запах!». С этими словами она подбежала к ближайшему столу и дернула верхний ящик. В нем, любовно упакованная в полиэтилен, лежала правая нога Ольги Михайловны, от коленки и ниже.

«Василь Петрович, милый, я ж тебе говорил – тщательней заворачивай» - лениво сказал кто-то. Марина Александровна попятилась и села обратно в удачно подставленное кресло. Она хотела, наверное, продолжить свое критическое выступление, но почему-то молчала и только хлопала густо накрашенными глазами.

«Да, голуба», - сказал поучающим тоном Василий Петрович (а он часто говорит несколько назидательно, даже с нами; мы прощаем его – все-таки ему скоро 400 лет стукнет, он у нас за старшего). – «Да, голуба», - повторил он и легко развернул кресло с Мариной Александровной к себе. – «Мы, упыри, народ своенравный, нам начальников не надо, мы сами себе начальники. Занимаемся своими делами, исследуем кой-чего помаленьку, подчиняемся непосредственно Иван Абрамычу». (Тут все непроизвольно посмотрели наверх). «Уж на что предшественница твоя, Ольга, была чудная баба, а и ее пришлось съесть – любопытствовала слишком. Значит, и тебе такая судьба выходит».

Василий Петрович вздохнул и обвел нас отеческим взглядом. «Подкормитесь, орлы», - сказал он и выпихнул кресло с Мариной Александровной на самую середину комнаты.