Название: «Падение неизбежно»
Автор: Legion
Пейринг: Тайрон/Шиндо
Рейтинг: NC-17
Жанр: drama
Размер: мини
Саммари: в парке мертвых можно помочь живым. Невозможно вечно быть опорой тому, кто постоянно падает.
P.S. действие происходит в одном из заброшенных парков аттракционов Японии, существующем и по сей день.  
Разрешение на размещение: получено

 

… Ты позволил мне жить - но что это была за неправильная, лишенная смысла жизнь. 

 

 

***  
 

Американские горки ржавыми металлическими хребтами стремились ввысь; их кабинки зияли дырами, сквозь которые пробивались тонкие прутья птичьих гнезд; дико скалились деревянные кони заброшенных каруселей. Некогда яркие, сочные краски больше не впрыскивались в пространство.
Преодолев какую-то странную брезгливость, Шиндо коснулся железных столпов ладонью и едва не заорал от боли – они были до предела раскалены солнцем. 
От металла шел такой невыносимый жар, что было бы разумнее держаться подальше от аттракционов.
Время здесь явно кто-то убил - из огнестрельного оружия, пулями прогрызшего дыры в цветном металле. Несмотря на плачевное состояние всех конструкций, оставалось ощущение, что кто-то просто нажал на кнопку «stop» и уснул, оставив парк на растерзание непрошенных гостей. Эта остановка казалась вынужденной.
Шиндо чудилось, что он действительно видит движение: как вибрируют от напряжения металлические столпы, и с заброшенных каруселей доносится визгливый смех, а в выцветших на солнце палатках мелькают разукрашенные детские лица.
- Да это просто праздник какой-то… - мрачно протянул он, ударом ноги свалив едва державшийся на своем месте столб с яркой афишей, приглашающей всех посетить праздничный фестиваль.
 - Я думал, тебе понравится.
У Тайрона всегда был такой голос… невыносимо тихий, шелестящий, вызывающий у собеседника ложное чувство вины. Раздражало порой так, что хотелось схватить его за горло и сжать, заставляя голосовые связки работать интенсивнее. И он совершенно не вязался с обликом поджарого уличного пса.
- Ты знаешь, почему в детстве меня никогда не отпускали с тобой в парк? – поинтересовался Шиндо, прислонившись плечом к скрюченному временем кедру, с которого на него свалилось несколько шишек. Похлопал себя по карманам брюк, достал сигарету – а, поняв, что забыл зажигалку, громко выругался и швырнул ее в сторону. 
Никакого секрета здесь не было. Эти детские ассоциации… тогда мир казался совсем другим. Насыщенный эмоциями, странными эфемерными страхами. Невозможность увидеть угрозу переходила в боязнь темноты, а та выливалась в недосып и склочность. Из близких друзей – только соседский мальчишка, которого твоя мать, озабоченная вынужденным одиночеством сына, прикормила домашним печеньем и конфетами, как голодного щенка.
- Ты не умеешь падать, Шиндо.
- Я не умею подниматься. 
Из воспоминаний: его собственный рев звоном стоял в ушах, хаотичные движения рук, размазывающие по лицу слезы вперемешку с кровью, брызнувшей из носа; страх перед матерью за то, что испачкал школьную одежду. 
Его толкнули, а он даже не подставил перед собой руки, чтобы защититься, только вытянулся по струнке, как червяк. Мальчишки громко смеялись, сбивая его с толка, мешая сосредоточиться и подняться на ноги. Горечь унижения – она на вкус как кровь и пыль утоптанной земли. 
- Знаешь, я мог бы показать, как надо. Я всегда пытался.  
Пальцы Тайрона обхватили его руку – чуть выше запястья, как хватаются, когда хотят потащить кого-то волоком. Шиндо заметно напрягся, но даже не пошевелился. Он смотрел на покосившееся от времени колесо обозрения, покрытое ржавчиной. Шиндо всегда думал что парк – это место, где холодный плексиглас соединяется с цветным пластиком, а металл отражает пойманный в ловушку свет, и каждое прикосновение – оно холодное, пугающее.
Но этот парк дышал в лицо жаром, гнилью разложения. 
Из воспоминаний: они с Тайроном, пользуясь иллюстрацией из старого учебника, самостоятельно препарируют лягушку. Вместо скальпеля – украденный у матери кухонный нож. Они вспарывают живот уже мертвому земноводному, а оно неожиданно дергает лапками – очевидно, это агонические судороги, но мальчишки, побросав все свои вещи, с дикими криками уносятся прочь, чтобы вернуться сюда лишь спустя неделю и увидеть, какой суетливой и теплой бывает смерть. 
- Отпусти мою руку, - чуть устало произнес Тайрон, скрипнув зубами, словно пытался разжевать невидимую конфету. Это нервное движение хорошо знакомо им двоим. Были ли вообще какие-то секреты?
Чужое тело не было таким уж чужым. В детстве они часто дрались, сначала - хаотично размахивая руками и нанося удары вслепую, боясь всерьез поранить друг друга, потом – подражая любимым героям из фильмов. Шиндо по малодушию всегда выбирал тех, кто «за наших». Соприкасались, ударялись телами, а, рухнув, долго катались по земле, вцепившись друг в друга, как пара диких котов. 
Это потом, когда Тайрона строго отчитывала мать, стараясь не показывать в сторону хнычущего Шиндо пальцем, он узнал, что так делать нельзя.
Шиндо не умеет падать. Шиндо не умеет подниматься. Он падает, как мешок с землей: с глухим стуком, с каким люди падают замертво. И может долго-долго лежать вот так, пока кто-нибудь не заметит и не поднимет его на ноги.
- Блокировка инстинкта самосохранения! - нараспев повторяли они друг другу, впервые узнав о диагнозе, втайне от родителей носясь по заднему двору. – Бло-ки-ров-ка, бло-ки-ров-ка! Блокировка ин-стин-кта!
Пели, как детские стишки со школы, чьи фразы они заменяли пошлыми дурацкими шутками, а потом их разучивал весь класс.
Никто так и не сумел придумать им клички, потому что ни в старых сказках, ни в новых фильмах не было таких героев – чтобы один падал, а второй его всё время поднимал. Не действенным советом, нет, привычным и точным движением, схватив подмышки, резким рывком – вверх, и иногда с такой силой, что Шиндо бился макушкой о его подбородок и больно прикусывал язык. 
- Я всё равно сильнее, - Тайрон ухмыльнулся, потянул его на себя, заставляя отойти от дерева. 
Они теперь были окружены мертвыми аттракционами, а на том, дальнем колесе виднелись кабинки с изображениями широко открытых глаз, нарочито удивленных или испуганных. 
- Почему именно здесь? 
Тайрон резко развернул корпус в сторону и ударил Шиндо плечом, с напором – и тот рухнул, скользнув щекой сначала по животу, а потом и по коленке друга. 
- Нас никогда не отпускали в парк вместе, - Тайрон опустился на корточки, провел рукой по волосам Шиндо, обманчиво ласково взъерошив черную копну. 
Из воспоминаний: они двое – неуловимо похожи, как дети одной матери, но разных отцов. Тощие, долговязые, с вечно растрепанными черными волосами. Светло-серые глаза смотрят одинаково лукаво, одинаково беспристрастно – когда родители допытываются, почему оба вернулись домой в синяках и ссадинах. 
- Ты просто рад, что никто не увидит, - Шиндо беспомощно дергался, перекатываясь с одного бока на другой. Голова кружилась, кровь стучала в висках, а тело казалось чужим, онемевшим. Сначала нужно было прижать колени к груди, затем, упираясь плечом, одной рукой оттолкнуться и…
Тайрон схватил его за волосы, больно, у того слезы чуть из глаз не брызнули, и заставил поднять голову. В его серых глазах не было ничего, кроме решимости, какой-то пустой и будто бы наигранной.
- Неправда. Они смотрят. Они все на тебя смотрят, - и у Тайрона от увиденного пересохло в горле. 
Кабинки с изображениями глаз. Разрисованные физиономии клоунов на порванных афишах. Передняя часть машинок, сделанных в виде головы дракона. Покосившаяся гипсовая фигурка ребенка, держащего в руках шарик. 
Они все смотрели на него.
- Поднимайся. 
Шиндо и сам не понял, как ему удалось так быстро – тело будто спружинило, поднимая его, а в ушах засвистел ветер. Но, стоило ему только поднять голову, как Тайрон ударил вновь – на этот раз кулаком, наотмашь - смазывая удар – но уже в живот. А, стоило только Шиндо согнуться, как он потерял равновесие, падая на землю. Не подставляя руки, лицом – прямо в лежащие под ногами камни, осколки, колючую хвою деревьев. Из разбитых губ текла кровь. Из губ, которые кривились в тщетной улыбке.
- Поднимайся. Слышишь меня, Шиндо? Поднимайся, чтоб тебя.
И выражение лица такое знакомое… Тайрону словно вновь девять лет, он смотрит на лежащего на земле друга и плачет, потому что не понимает, что происходит. Он вспоминает о дедушке, которого разбил паралич, как он медленно умирал, и как все выходили из его комнаты, брезгливо морщась, а пахло там мерзко – лекарствами, мочой, старостью и беспомощностью. У Шиндо в тот день в руках было мороженое – оно таяло, капало ему за воротник, но он лежал, равнодушный ко всему, и улыбался в никуда.
Какое знакомое…расплачешься?
Чтобы увидеть, нужно было подняться. И Шиндо, извиваясь, как насаженная на булавку гусеница, нелепо болтая в воздухе ногами, оттолкнулся вновь. Не стоило так тепло одеваться: плотные джинсы, рубашка с длинными рукавами. Смягчало удар, зато пот с него лил ручьями, заливая глаза.
Тайрон ударил куда-то под ключицу – наверное, уже не смотрел, куда бьет, так его трясло – от ярости, от обиды. 
- Поднимайся, урод. Я знаю, что ты можешь. Ты просто не хочешь, чтобы я уходил.
Удар под дых стал неожиданностью для них обоих – Тайрон в раскаянии опустился на колени, переворачивая друга на спину, у Шиндо немеет живот, а последняя фраза все вертится, вертится в голове…
Не хочет, чтобы он уходил?
- Ты…
- Заткнись, - Тайрон навалился сверху, прижимая его к земле, а пальцы правой руки впились в горло. – Ты меня достал, Шиндо. Ненавижу тебя. Ненавижу нянчиться с тобой! Быть рядом! Почему ты не хочешь быть самостоятельным? Ненавижу...
На губы капнула влага – Шин приоткрыл их, с усилием втягивая воздух и пробуя ее. Разочарование было на вкус соленым, как размоченный в воде арахис.  
- У тебя болят руки? – озадаченно спросил Шиндо, словно взглядом пытался отыскать причину чужой ненависти, чужой боли. – Поэтому ты на меня злишься?
Чужие пальцы под своей рубашкой он сначала почти не чувствовал – до того, оказывается, было холодно лежать на голой земле. Тайрон отмечал на его теле «путь страданий» - от одного синяка к другому, от одного пореза к следующему, вдавливая в них пальцы, карябал синие и лиловые разводы ногтями, ощущая, как Шиндо вздрагивал, но молчал, хотя светлые глаза потемнели от боли. 
- Я не могу приказать тебе защищать себя. Только подняться. Самому. 
Он зажал голову Шиндо и глубоко поцеловал его, проталкивая свой язык и пробуя зубами тонкую кожу на внутренней стороне губы. Рот мигом заполнился чужой кровью, и он едва ею не поперхнулся, но, тем не менее, не давал двигаться, удерживая голову Шиндо в стальных тисках. 
Беспорядочно шарил по его телу свободной рукой, нащупывая острые края выступающих ребер, узкую плоскую грудь, поднимая дыбом темные волоски на коже. Просунул руку между его коленей, надавливая и заставляя раздвинуть ноги шире. Шиндо лишь хрипел, отплевывался от крови, но не пытался скинуть его с себя. Под поясницу давил острым краем какой-то камень, хвоя забилась под одежду и колола кожу, но ему было плевать – он не защищал свое тело.
Боль – это просто реакция. 
Тайрон буквально вытряхивал его из одежды, не думая о том, насколько это неудобно или неприятно. Всё просто, как в тех детских играх, когда они разбивали друг другу колени, губы, носы, а, приведя себя в порядок, смеялись и обсуждали… что же они обсуждали? Такую ерунду. И как мало это значило на самом деле.
Тайрон обхватил шею Шиндо локтем, заламывая голову, прижимая к себе, и резко втолкнул свой член, выдохнув от боли, так тесно, и жарко – было - от близости чужой кожи. Чужой крик разбился в воздухе и затих. 
Повернул голову и засунул язык в податливые полуоткрытые губы, впиваясь зубами в уже порядком покусанную кожу – тот лишь слабо дернулся, упираясь локтями, и, если бы Шиндо мог думать о чем-то, кроме, то наверняка бы в первую очередь подумал о ранних драках. 
В его взгляде – яростная покорность, если таковая вообще существовала. Невозможность ответить физически и нежелание мириться. На гордость это не похоже. 
Думаешь, что знаешь, как я тебя ненавижу?
Вот только то, что ты знаешь – это, увы, не ненависть.
И Шиндо двигается – отвечает ему, впервые реагирует на причиняемую боль. Впервые в жизни он сопротивляется ей, пытаясь вернуть власть над телом. Не лежит под ним безвольно, а подмахивает бедрами, яростно царапая плечи обрубками ногтей, и его твердый член упирается Тайрону в живот.
Это похоже на драку, борьбу – яростное, хриплое рычание, громкие и влажные шлепки двух соприкасающихся тел, и они перекатываются, меняясь местами, а Тайрон держит его за волосы, не позволяя прятать лицо и отворачиваться.
А потом оба замирают, и их тяжелое дыхание разрезает тишину пополам. Шиндо неуклюже приподнимается, ощущая тягучую ноющую боль и чисто женское желание подмыться, избавиться от липкой мокроты между ягодиц.
Они молчат, минуту, две, и в этой тишине нет ничего неправильного, угрожающего – просто переводят дух. 
- Я спрятал твою зажигалку, - виновато произнес Тайрон, протягивая ее другу.  
Тот неловко отклонился в сторону, прижимаясь щекой к его плечу. Тайрон впервые заметил, что Шиндо давно не брился – щекотно от едва заметной, но жесткой щетины. Ему, что ли, подражает? 
Наверное, некоторые живут только компромиссами. Умение принимать реальность таковой, какая она есть, без лишних вопросов и эмоций – это то немногое, что можно было ценить, за что Шиндо можно было уважать, даже когда у него не было сил на то, чтобы просто встать. Хотя больнее всего падать тогда, когда понимаешь, что падение неизбежно. Когда руки будто бы нарочно связаны – а ты, все равно – лицом вперед, падаешь и ударяешься о грубую поверхность реальности, зная, что нет никого, кто поймал бы и удержал тебя на лету. Может, после – стер бы с разбитого лица кровь, но не остановил. 
Это как упасть в волчью яму, выбраться – и упасть вновь. Бесконечно. Снова. Потому что охотник не оставляет волку шанса. 
Вот только он – человек.  
- Сходим в парк? – небрежно бросил Шиндо, натягивая на себя брюки. Его здорово шатало, да и ноги все еще дрожали от слабости, но поднялся он сам – Тайрон лишь молча подставил плечо, чтобы тот мог оттолкнуться. – Только в нормальный. Ну, где колесо обозрения. И пострелять можно, в тире. Стрелять умеешь? 
- Умею, - хмыкнул Тайрон. – И зачастую попадаю в цель.