Пока тебя не посадили насильно в телячий вагон, как многих, слишком многих Макаров, добровольно туда двигаться не следует. Так же, впрочем, как и на Север, где и телят, и их пастыря гостеприимно поджидали Соловки.
[400x302]
Но вот куда Макар с удовольствием гонял телят, и не простых, а золотых, так это на юг. В Одессу. Этот солнечный, морской, почти космополитический, не русский, не советский, а точно вольный город из саги Ильфа и Петрова (тот, что у них в «Золотом теленке» именуется Черноморском) был веселым, шальным оазисом в унылой пустыне советской действительности. Одесса, наш личный Париж с элементами милого и анархического большого хутора близ Диканьки и намеками на гриновские Зурбаган, Лисс и Гель-Гью, бросила в серые советские будни плеяду разноцветных талантов (в основном сатириков, потому что даже в советское время в Одессе не разучились смеяться), словно пригоршню конфетти: Валентина Катаева, Юрия Олешу, Илью Ильфа и Евгения Петрова, Эдуарда Багрицкого. Эти теплые ребята, не дураки выпить и закусить, не относились к советской власти серьезно. Не получалось: в Одессе ходули и мрачный пафос не проходили. Советская власть первых пятилеток пыталась отменить жизнь, а одесситы жить умели и любили. На котурны становился один Багрицкий, что простительно: все-таки поэт, они иначе не могут.
[more = читать дальше]
Шикарный технократ
[350x239]
Наш тандем, наша сладкая парочка Ильф и Петров встретились окончательно и соавторились в 1927 г. А до того у этих литературных сиамских близнецов была отдельная жизнь. И мало, очень мало удалось им перехватить воздуха и обстановки Серебряного века. Русская литература на нашем крутом маршруте похрустывает последними крупицами серебра, и скоро, очень скоро в Храм придут те, кто даже родился в Черном квадрате. После 1917-го. А Илья Ильф, который собрал себе псевдоним, короткое и хлесткое «погоняло», на самом деле был Илья Арнольдович, и даже сложнее того: Иехиел-Лейб Файнзильберг. Он родился в октябре 1897г. в Одессе в семье банковского клерка Арье Беньяминовича Файнзильберга и его жены, Миндль Ароновны. В семье было четыре сына. Одному, казалось бы, повезло: он стал французским фотографом и художником и звался Сандро Фазини. Но Париж не был безопасным убежищем для еврея начиная с 1940 г. И это аркадское благополучие обернулось для старшего брата нашего Ильфа большой бедой: виюле 1942 г. петэновский режим депортировал его с женой в Освенцим, и они погибли там. Не помог даже талант, не помогло чувство юмора. Холокост собирал свою страшную дань и с одесситов. Их третий брат, тоже классный фотограф, назвался Мафом, или Мифа. Он умер не так страшно, но тоже слишком рано: в 1942 г., одновременно с парижанином, в Ташкенте, в эвакуации. Слава Богу, не от голода. Только младший брат, Беньямин, один из всех не увлекавшийся фотографией, стал инженером-топографом и умер, дожив до старости, в 1988 г.
Трем Ильфам, оставшимся в СССР, вообще-то повезло: никто не сел, никого не расстреляли, никто не погиб в лагерях. Одесса хранила их издалека — как талисман, как добрый гений. А наш Ильф страшно интересовался техникой и тоже не расставался с фотоаппаратом, в чем весьма преуспел. В 1913 г. он окончил техническую школу. Работал в чертежном бюро, на телефонной станции, на военном заводе. После 1917 г. сначала был бухгалтером (бухгалтер Берлага, вице-король Индии,— это маленькая месть осточертевшему финансовому сословию). А потом нашел себя. Злоязычный одессит стал журналюгой. Оказалось, что Ильф — типичная гиена пера. В Одессе он даже редактирует несколько мини-юмористических журнальчиков. В 1923 г. Илья Ильф отправился завоевывать Москву и осел в газете «Гудок».
В той самой газете, где толпились изобретатели вечного движения, куда пришла с заметкой о Бендере в руке безутешная мадам Грицацуева, где в столовой можно было съесть кремовое пирожное, похожее на клумбочку, и куда бездарные поэты таскали саги о приключениях вездесущего Гаврилы, который служил то хлебопеком, то порубал бамбук. В «Гудке» веселый одессит прижился и налег на фельетоны. Своего же будущего героя, турецкоподданного, Ильф встретил еще в Одессе. Звали героя Митя Ширмахер, и болтался он в том же клубе поэтов, где состояли все наши добрые знакомые, от Катаева до Багрицкого. Клуб они назвали «Коллектив поэтов». Понятие было в моде. Ноmо был animal collectivus. В любви Ильфу тоже везло. Он влюбился в ангела с золотыми косами и классическим профилем, в ангела-искусствоведа. Они встретились в 1922 г. и уже не расставались до конца. Ангела звали Марусей Тарасенко. Она родила сатирику дочерей — Анну и Александру. Но для полного счастья и успеха, для литературного бессмертия Ильфу чего-то не хватало. И это «что-то» звалось Евгений Петров.
О детстве Евгения Петрова мы знаем почти все благодаря романам его старшего брата, Валентина Катаева. Евгений Петров родился в семье Катаева, учителя истории, в 1903 г. Он был на шесть лет моложе Ильфа. Евгений — это и есть Павлик из «Паруса одинокого», «Хуторка в степи» и «Электрической машины». Благонравный Павлик с круглыми карими глазами, копивший деньги на велосипед в жестянке из-под какао «Эйнем». Это он вечно ябедничал отцу и тете на старшего брата.
Это Женя-Павлик надкусил как-то в Сочельник все пряники на елке; это он выиграл в лото у пароходной прислуги по дороге в Италию несколько пиастров и объелся рахат-лукумом. И это его обокрал однажды старший брат Петька, то есть Валька, когда проигрался в «ушки». Братец просто-напросто выпотрошил его копилку, где было 42 копейки медью и серебром. Валентин Катаев увидит своего Павлика-Женьку в гробу и опишет этот ужас в повести «Ветер».
Евгений Петров (Катаев) в 1920 г. закончил чудом не закрытую классическую гимназию и стал корреспондентом Украинского телеграфного агентства. Интересно, что Ильф тоже телеграфа не миновал, только подвизался он в Российском телеграфном агентстве, знаменитом РОСТе. Там он делал подписи к карикатурам, туда брали его фотоснимки. АЖеня обрабатывал украинскую телеграфную ниву, а потом три года прослужил в уголовном розыске. Работа была опасная, интересная и очень хорошо оплачиваемая. Женя был тихий, но упорный и не трусливый инспектор. А жуликов в Одессе было навалом. Это мы знаем от другого одессита, Льва Славина, автора «Интервенции». «Губернский розыск рассылает телеграммы, что вся Одесса переполнена ворами, и что настал критический момент, и заедает вредный элемент». В 1923 г. Женя тоже приезжает в Москву, и в нем тоже прорезается талант «шакала ротационных машин». Он начинает в журнале «Красный перец», а в 1926 г. переходит в газету «Гудок». Шакал и гиена обретают друг друга, примериваются, и в 1927 г. начинается их соавторство и работа над бессмертными «Двенадцатью стульями».
Цветики-советики
Те, кто разобрал на цитаты, как конструктор «Лего», «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» (а ведь эти две книжки стали Библией советского студента-интеллигента, а в 60-80-е — советского тинейджера из хорошей семьи), никогда не отдавали себе отчета в причинах своего трепетного отношения к этой классике. В 1928 г. выходят «Стулья», в 1931-м — «Теленочек». В том же, кстати, ключе сделаны издевательские скетчи «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска». Тот же 1928 г. Те же советские трудящиеся. Такие же, как в дилогии. Есть об кого зубы поточить. Как уже заметил Остап Бендер, ему попадались исключительно глупые души. А Ильфу и Петрову — исключительно глупые трудящиеся. Что в Черноморске, что в Колоколамске, что в Москве, что в Старгороде. А может, умных и не было?
Ильф и Петров, коварные журналюги, протащили в массовую печать самиздат и сделали из пафосной, лживой, ходульной пятилетки (плюс из «великой» индустриализации), из всех этих строек: Турксибов, ДнепроГЭСов — посмешище. На века вперед. И так ловко втерли очки ГПУ, что не сели в тюрьму и не встали к стенке. Хотя стерли советскую действительность в порошок. Зубной. Схема такая. Есть песня, дурацкая агитка: «Смело мы в бой пойдем за власть Советов и как один умрем в борьбе за это». Приходят остроумные дети 60-х, пионеры из Мальчишей-Плохишей, которым эта казенщина давно надоела, и пишут пародию: «Смело мы в бой пойдем за суп с картошкой и повара убьем столовой ложкой». Дураков нет искать военную тайну или воевать с буржуинами. Ритм сохранен, размер сохранен, есть и бой, и смелость. А по сути — пародия. Вот такой бой за суп с картошкой и такой «наезд» на повара предлагают нам Ильф и Петров.
Аркадий Беленков, отсидент сталинских времен, литературовед и эмигрант, обозвал Ильфа с Петровым прихлебателями и соратниками советской власти за то, что они осмеяли русскую интеллигенцию в лице Васисуалия Лоханкина. По-моему, Беленков неправ. «Стулья» и «Телок» — не «Архипелаг», о жизни лагерей там ничего, естественно, нет. А на воле достойных людей не было. Они и антисоветчиков-болтунов, из тех, что никогда ничего не делают, осмеяли. Союз «Меча и орала» — это отражение деятельности тех, кто пошел работать на советскую власть (а пошло большинство), или сдался большевикам и сложил оружие, или уплыл в Константинополь играть на тараканьих бегах. Словом, «заграница нам поможет», а убеждения у нас — «Всегда!». А«гиганты мысли» и «отцы русской демократии» почему-то 90 лет подряд смотрят, как Киса с Бендером, в чужой карман или на чужой шашлык. Полная тайна вкладов. А пока надо поделить места губернаторов или вытянуть пост городского головы. О бессмертные Ильф и Петров! Вам это сегодняшнюю оппозицию, которая уже несколько лет подряд виртуально делит президентские места, не напоминает? И чем Старгород отличается от Кирова или Сочи для охотников за званиями в 20-е годы ХХ века или в 2009 г.?
Старгород, Черноморск и Москва дают нам целую плеяду зануд, жуликов, лузеров и дураков. Это и есть замечательный советский народ в разрезе. Жалкие ударники, тупые и восторженные. Жалкие жулики. Жалкое дворянство, работающее в загсе и мечтающее о стуле с собственными бриллиантами. Жалкие батюшки, мечтающие о свечных заводиках. Жалкие подпольщики. Жалкие лавочники. Жалкие обыватели. Диссиденты вроде Кая Юлия Старохамского, прикидывающиеся психами. Смешные демарши несогласных из ассортимента клиники профессора Титанушкина: «И ты, Брут, продался ответственным работникам!» Глупость не может быть героической. Глупость бывает только смешной. Легко, без особой даже злобы, с помощью Вергилия-Бендера, проводят нас два бесстрашных сатирика по Стране Советов. И никакого героизма. Оказывается, живут в СССР «цветики-советики», и чем больше они о себе мнят, тем они смешнее. Вот вам индустриализация и первая пятилетка: «Мой первый слог сидит в чалме, он на Востоке быть обязан, второй же слог известен мне, он с цифрою как будто связан». И самое блестящее: «Четвертый слог поможет Бог узнать, что это есть предлог». Конечно, бежать, бежать к чертовой бабушке, в Рио-де-Жанейро. Идея хорошая, но как бежать из СССР с золотым блюдом в штанах, в бобровой шубе, без паспорта и визы? И здесь уже смешным делается сам Остап Бендер, alter ego авторов. Они грустно посмеиваются сами над собой. Из СССР не убежишь. После, добравшись до Америки, Ильф и Петров тоже не убегут: в СССР ведь останутся заложниками их семьи. Все схвачено и все схвачены. И все смешны, в том числе и оба сатирика. А глупая советская власть ничего не поняла, и дела авторов идут в гору. После «Двенадцати стульев» боссы от литературы вообразили, что соавторы «бичуют» «бывших» и мещан и воспевают советскую действительность (где питаются фальшивым зайцем или вегетарианскими сосисками). С 1932 г. соавторам доверяют писать фельетоны для главной газеты страны, «Правды». У Ильфа появляется отдельная квартира в писательском доме в Лаврушинском переулке! И не эту ли квартиру залило, когда этажом выше Маргарита на пару с Булгаковым топили в ванне всем известный костюм?
И вот в 1935 г. компаньоны Ильф и Петров совершают путешествие в США. Им стоило большого труда выбить эту поездку, вспоминает младшая дочка Ильфа, Александра. Кстати, она потом издавала дневники двух своих отцов: и Ильфа, и Петрова, потому что дети у них тоже были на двоих. Ильфовские дети. Женя Петров не обзавелся семьей.
Поездка в США двух сатириков — это еще одна диверсия. Правда, на последней странице походя упомянут товарищ Сталин, но как-то сухо, невпопад и без всякого пиетета (а книга вышла в 1937 г.!). Правда, оба соавтора в конце книги «Одноэтажная Америка» (слава Богу, не «Город Желтого Дьявола») всячески заверяют, что им не хочется жить в США, но как-то неубедительно. Правда, несколько раз в романе устами американцев (не своими!) они хвалят СССР за братство, взаимопомощь и уверенность в завтрашнем дне (не за сытость, комфорт и свободу), но становится ясно, что это по неведению. А читатели из «Одноэтажной Америки» могли узнать неслыханные вещи. 1. Американцы — трудяги, они стоят на своих ногах и не жалуются на других, но винят внеудачах только себя. 2. Американцы гостеприимны больше русских, они общительны и помогают друг другу и даже иностранцам. 3. В Америке потрясающие машины, и американцы (простые американцы!) могут их купить. Америка ездит на машинах. 4. Американцы живут в отличных домах. 5. У американцев полно сказочной электротехники. 6. В Америке свободы от пуза: можно хвалить СССР, и о тебе разве что в газете плохо напишут (но не расстреляют!). 7. Америка на век опередила СССР в техническом отношении.
раной громыхал искрежетал Большой Террор. В 1940 г. Женя Петров решил подстраховаться и вступил в компартию. Васисуалий Лоханкин и сыновья лейтенанта Шмидта одобрили бы его. Начинается война, и Женя становится военным корреспондентом. В 1942 г. он летит из осажденного Севастополя. Он не долетел. Самолет сбили. В конце концов, ему тоже повезло. Быстрая легкая смерть. Не как у Бабеля и Мейерхольда. Сатирики ушли и стали недосягаемы. А смех остался, смех над страной во всю глотку, на всю страну. Они посмеялись последними.
(c) Валерия Новодворская
[339x452]
[400x302]
[339x452]