Если прижаться лбом и ладонями к гладкому холодному стеклу, то можно вообразить, как руки медленно погружаются, вмерзают в тёмную поверхность. Их уже не отлепить, не оторвать, можно только смотреть и бесшумно тонуть в лаково отблёскивающей глади…
Дождь. Он шуршит по стеклу тысячами маленьких чёрных ладошек. Смешной полудетский страх: если сейчас открыть окно, вдохнув полной грудью сырой, пахнущий водой и гарью воздух, эти влажные ладошки схватят тебя за руки и утащат в темноту.
Чья это мысль? Моя? Или снова поднял голову угнездившийся в душе чужак?

Город догорал. Медленно, неохотно. Эти дома возводились совсем не для того, чтобы стать добычей огня. Стены сопротивлялись до последнего. Как люди. Даже дольше, чем люди.
На маскхалате хлопьями оседал серый пепел. Под сапогами хрустела каменная крошка, чёрная, горячая – не дотронешься. Взгляд выхватывал из общего хаоса отдельные картины, кусочки разбитой мозаики. Выщербленная осколками стена… Оплавленные по краям стёкла, как выбитые зубы, в оконной раме… Тряпичная кукла со здоровенной дырой во лбу. Не пожалел кто-то пули… Рядом – чёрный отпечаток маленькой ладони на гладком камне… Разум отказывался воспринимать картину целиком, отчаянно цепляясь за эти разрозненные обрывки.
«Майор, у вас пепел на погонах»
Когда он вернулся с «зачистки» в первый раз, то выпросил у медиков флягу спирта и сидел всю ночь, глядя неподвижными глазами в темноту. Наутро вылез из палатки, злой, с красными, как у ишварита, глазами, и снова ушёл. Ушёл работать.
«Гляди в лицо тем, кого убиваешь. Не забывай их. Они тебя уж точно не забудут». Кимбли тот ещё ублюдок, но эти его слова почему-то врезались в память. Они всплывали по ночам, когда снился пепел, и нестерпимо хотелось швырнуть в огонь белые перчатки…

«Вчера, без объявления войны, вооружённые отряды Драхмы пересекли границу Аместрис недалеко от форта Бриггс», - тревожно звучало в голове полковника. За приоткрытым окном автомобиля неслась ночная дорога. Ветер шевелил волосы, по спине гулял холодок. Холодок странного предвкушения чего-то.
«Знаешь, я почти счастлив» - скажет потом полковник своей неразлучной спутнице. «Я делаю то, что должен. То, зачем пришёл в армию. Я защищаю Аместрис. А кто начал эту войну, кажется, уже и не важно».
Пылали кусты, оставляя на горных склонах полосы жирной чёрной копоти. Пылали драхмийские танки, попав в ловушки узких ущелий. Пылали люди в пуленепробиваемых доспехах, и тяжёлая броня с одного щелчка пальцев превращалась в раскалённую печь. Пылали города Драхмы…
… А в брезентовой палатке, спрятавшись от всех, рыдал золотоглазый мальчишка. И лучший снайпер Аместрис тревожно хмурилась, ставя на приклад очередную зарубку.
За беспримерную храбрость и боевые заслуги полковник досрочно получил звание генерал-лейтенанта и орден Боевой славы из рук фюрера.
«А я ведь почти счастлив, Лиза…»

Танки неторопливо разворачивались на перепаханной площади, окружая бронированным кольцом Генштаб. С передней машины прямо в крошево из брусчатки спрыгнул человек. Два шага – и мраморные ступени крыльца легли под ноги.
К этому мигу он шёл давно. Когда из столицы пришла срочная радиограмма, что неизвестный фанатик стрелял в Брэдли, он, тогда уже начштаба Восточного региона, не задумываясь, снял с границы верные ему войска и двинулся на Централ. Гарнизон почти не сопротивлялся: царил такой хаос, что никто толком не понимал, чьим приказам подчиняться и кто теперь главный. Город взяли почти без боя. И сейчас танки, его танки молчаливыми тёмными громадами стояли на главной площади.
Мраморные ступени. Пустой вестибюль, только с поста охраны приветственно салютуют свои. Сосредоточенные люди в синем возникают, словно из ниоткуда, за спиной командира и тут же замирают у стен, вскинув стволы, держа под прицелом каждый метр.
Лестница наверх. Коридор. Круг на перчатке пульсирует, светится алым – и охрану у дверей конференц-зала сметает, словно и не было. Распахнутая дверь… Они здесь. Все. Генеральские погоны, бледные лица… Человек широким шагом подошёл к столу для совещаний.
И застыл, напоровшись на взгляд того, кто стоял у другого конца. Длинноволосого бородатого незнакомца в стелющихся по полу одеждах.
- Смелый, – сказал незнакомец. Непонятно, с одобрением или упрёком. – А мой сын…
Он погладил по затылку сидящего рядом. Видна была только темноволосая голова, бессильно упавшая на руки, да залитые золотом погоны с пятью крупными звёздами.
Человек в длинных одеждах поднял на ладони непонятный предмет, отсвечивающий розоватыми бликами.
- Примешь его? Возьмёшь мой Гнев, алхимик?
- Своего хватает, – зло оскалился его собеседник на другом конце стола.

Я прижался лбом и ладонями к ледяному стеклу, закрыл глаза. Дождь…
- Мой фюрер, к вам бригадный генерал Хоукай.
- Пусть войдёт, - слова вырвались автоматически, опережая мысли.
Шаги за спиной, почти не слышные по мягкому ковру. Знакомое отражение в тёмном стекле.
- Лиза?
Молчание. Я чувствовал спиной каждое её движение. Ещё один подарок чужака. Сейчас стоило почти предельных усилий не дать ему повернуть голову, отлепить ладони от чёрной гладкой поверхности …
Холод металла у затылка. Чужак в голове взвыл от бессильной ярости.
Выстрел. Боль. Меня швырнуло вперёд, на окно, рассыпающееся хрупкими колючими осколками.
- Лиза… спасибо.
[550x416]