Я не могу спокойно откручивать крышку бутылки Pepsi, которая со смайликом. Она мне улыбается, а я ей сворачиваю шею. Эта осень под тихими глазами похожа на слово очень, на голос за двадцать пятым кадром. пора на пары, убегаешь.Все хотят написать тебе что-нибудь в нёбо, но слова давно устали уже, достали, остекленели и стекли, истекли чем-то бьющимся. Только улыбаемся правой скобкой, больше ничего личного и лишнего. И кто-то отрывает чувства, как пластырь. зажило и ладно. ничего, что прохладно в запястье и телефон не ловит. стираешь с лица какой-то чужой дождь, а все смотрят так, будто ни у одного ребенка не было ДЦП со смеющимися кровью коленками. и каждый сентябрь это чувство. Разговор, в котором напрягаются связки. и отношения. по-прежнему сухие губы на фотографиях. стоны в разные стороны. провода больше не провожают домой, сколько можно бояться, мм? новая нежность, не знаю, какая по счету. Торопила и пила, подбирала слова, чтобы рассказать ему о выжженных пробках глаз и нуклеиновых кислотах. не могла решить,что важнее. Трамваи бежали за ней, просили не то прощения, не то прощания. А кто-то не успевал выучить английский за пять минут перемены, это, конечно, больнее, чем быстрая судорога дней.худая талия и закоченевшие звезды.вот и вся романтика болевого шока. каждую истерику я посвящаю тебе, дорогой. замученное небо покалечилось, пока лечилось. осень под тихими глазами ни о чем не рассказывает.
Ты за чаем, а я не знаю, зачем я.