Авторы: Haruno, Romanta
Бета: Mister_Key
Фэндом: Bleach
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Ренджи/Рикичи, Ренджи/Бьякуя - основные, также присутствуют некоторые другие.
Жанр: экшн, angst

Предупреждения:
1. Главный герой - Рикичи, второстепенный персонаж. Возможна вольная трактовка из-за малой информации о нем в каноне.
2. АУ второй арки, также разница во времени назначения Ренджи лейтенантом в шестой отряд.

Дисклеймер: Да, мы действительно помним, что изначально Блич - это про рыжего мальчика с мечом. И ни в коем роде на него не претендуем .
Размещение: с разрешения авторов.





С приходом зимы жизнь замирала даже в Сейрейтей. Руконгай казался вымершим и безлюдным в самых благополучных районах, да и за Духовными стенами жизнь текла по-особому. Здесь зимой куда реже можно было встретить буйных рядовых или праздно шатающихся офицеров. Ледяной ветер усмирял пыл даже стойкого одиннадцатого.

В эту зиму Готэй 13 опустел наполовину.

Ничего не менялось столетиями, какие бы события не сотрясали Общество Душ. Фамильное поместье Кучики оставалось таким, каким оно должно было быть. Особняк, весной утопавший в розовом облаке цветущей сакуры, теперь был окружен облетевшими черными вишнями. Поздними вечерами они становились похожи на мрачных молчаливых существ, обступивших дом, а тонкие голые ветки часто скребли среди ночи по стенам.

Такими ночами, слушая вой зимнего ветра, можно было почувствовать, что вокруг на многие километры не осталось ни одной живой души. Не важно, что по первому же зову явятся слуги. Как только они выйдут из комнаты и закроют за собой фусума, то снова превратятся в призраков далеко отсюда.

Когда-то, когда рядом, совсем близко, можно было различить чужое шумное дыхание, Бьякуя странным образом находил в этом успокоение. Абараи был несуразным, наглым, находил любые поводы, чтобы заявиться в особняк без приглашения, но его присутствие делало невозможно нелепой даже мысль о каком-то одиночестве. Немые призраки отступали, и комната вокруг снова становилась частью мира.

Теперь ночная тьма вокруг сгустилась непроницаемым черным туманом. Развеять его уже было невозможно.

С первыми синеватыми утренними сумерками Бьякуя спустился с крыльца - сон все равно не шел, а приходить в расположение отряда до рассвета становилось своего рода привычкой.

Это время Бьякуя любил особенно. А Ренджи терпеть не мог. Такие мелочи запоминались сами собой, но всплывали в памяти только теперь, когда он попытался припомнить все что мог о своем лейтенанте. Перед рассветом, считал Бьякуя, самое тихое и спокойное время. Нет лучше момента, чтобы обратиться внутрь себя. Именно в такие часы он говорил с Сенбонзакурой.

Под ногами хрустели замерзшие палые листья, в прозрачной тишине это было слышно особенно ясно. Тихо журчала вода где-то глубоко в саду. Заспанные охранники почтительно поклонились ему и открыли ворота.

Громоздкие здания Готэй виднелись далеко впереди, даже в темноте ясно выделяясь яркими белыми очертаниями на фоне темно-синего неба. Тихо. Спокойно.

Если прислушаться, в воздухе все еще ощущалась тень тревоги, тревоги того дня. Уже проходящая, отдающаяся равномерным невнятным гулом. Сейрейтей еще не скоро успокоится, если успокоится вообще. Никто толком и не мог бы сказать, что случится завтра или через неделю, сколько еще раненых принесут с грунта, а сколько не вернется оттуда вообще. Бьякуя с некоторым удивлением понимал, что ему, в общем-то, все равно. Еще месяц назад, рано или поздно, на него бы, бешено жестикулируя и чуть не рыча, лейтенант обрушил бы целый шквал негодования из-за этого равнодушия. Может быть, Бьякуя был бы раздражен. Может - раздосадован. Может - сам бы того захотел. Теперь он этого никогда не узнает.

Ледяная корка внутри стала еще прочнее.

По утрам и вечерам Сейрейтей вымирал и оживал только днем: появлялись учащенные патрули, среди которых Бьякуя замечал новые лица, выходили рядовые, совсем еще юнцы, не успевшие даже доучиться в Академии. Кому-то и вовсе вместо бело-синей формы сразу вручили черную. Сейрейтей старался пополнить ряды шинигами, даже если приходилось брать таких, что и приблизительно не знали о существовании духа меча. Дежурные обычно испуганно озирались на него, жались к стенам и почтительно кланялись, бормоча приветствия. Некоторые даже не знали имени капитана, которому кланялись, а потом, тайком, когда Бьякуя молча проходил мимо них, заглядывали ему на спину, на хаори, убеждаясь, капитан какого отряда им встретился.

Сейчас улицы были пустынны. Раннее утро - лучшее время для нападения: ночные патрули уже едва держатся на ногах, а основной состав еще не проснулся. Наверное, действительно было бы лучше, если бы сейчас нападение произошло вновь.

Окруженные другими зданиями, казармы утопали в темноте, несмотря на то, что на востоке уже занималась заря. За ними - административные корпуса: пройти немного дальше, и будет его, капитанский, кабинет. Путь, известный Бьякуе до того, что он мог пройти его с закрытыми глазами, ведь изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год он следовал по нему от поместья и до кабинета.

Сегодня он свернул в первый раз.

Там, между крыльцом казарм и стенами кабинетов, если пройти через небольшой проулок, находилось здание, почти не видное снаружи, хоть оно и было выше других - крыши его уже касалось восходящее солнце. Квартиры лейтенанта и старших офицеров.

Старые половицы крыльца скрипели под ногами, когда Бьякуя поднимался по ступеням. Раздвинув с трудом скользящие седзи, он вошел внутрь, задвигая их за собой. Здесь, во внутренних коридорах, стоял полумрак, близкий к темноте. Бьякуя, не думая, свернул направо, направляясь вперед по коридору, туда, где постепенно света становилось еще меньше, где пропадали все запахи жизни и отдавало лишь запахом сухого дерева стен. Десяток метров, а, быть может, и того меньше, казались ему слишком большим расстоянием. Оттого ли, что прийти сюда - переступить через себя даже сейчас. Именно сейчас - тогда, когда хотелось, больше чем когда-либо, прийти в привычный кабинет и занять голову цифрами, отчетами, любой другой бумажной работой, которой сейчас было несравнимо больше, чем обычно. Цифры смогли бы отвлечь - не зря он слишком долго заставлял себя верить в это.

Сделав последние шаги, Бьякуя остановился - дальше просто некуда было идти - коридор заканчивался, впереди были только фусума. Они поддались, отодвигаясь с чудовищным, невыносимым стоном. Наверное, не стоило удивляться. Еще бы несколько месяцев, и Ренджи привел бы в то же состояние и все фусума в его доме. Еще бы несколько месяцев.

Несколько секунд он смотрел в темноту комнаты, не обращая внимания на неприятное ощущение здесь чужой - нет, никакой не чужой - рейацу. Непонятно, от чего именно она шла - от пола ли, стен, потолка или из самого воздуха, но на мгновение все внутри сжалось от дикого ощущения, что сейчас там, внутри, кто-то закопошится, раздадутся гулкие торопливые шаги, зажжется лампа и, едва натягивая перевернутое косодэ и пытаясь привести в порядок свою безобразную прическу, что всегда выводила Бьякую из себя, на пороге появится Ренджи, вновь маяча перед глазами огненно-ярким, раздражающим, невероятно привычным пятном.

Вглядываясь в равнодушно смотрящую на него темноту, Бьякуя переступил порог.

Хаос, царивший здесь постоянно, замер на одном мгновении и не оживал вот уже три с половиной месяца. Пахло пылью, запустением - никому бы и в голову не пришло ни тронуть раскиданные по полу вещи, ни приоткрыть единственное окно, чтобы прогнать отсюда духоту умершей комнаты.

На незастеленном футоне валялись в куче форма вперемешку со сбившимися простынями, в углу виднелась пара пустых бутылок из-под сакэ, вещи наполовину свисали с полок платяного шкафа. На секунду внутри что-то дернулось - удушающее раздражение, невыносимая усталость и злость на себя - зачем он пришел? Всего лишь одна из обычных комнат казарм, не больше не меньше. В ней нет ничего, что стоило бы ему видеть сейчас. Нет и не осталось никого, ради кого можно было бы вернуться.

Приход сюда - очередная ошибка, последствия которой он забудет не скоро.

Бьякуя хотел уйти, но едва лишь сделал шаг в сторону двери, как предательски дрогнуло сердце - темнота в дальнем углу комнаты исказилась. Она внезапно пришла в движение, поначалу почти незаметное. До слуха долетел шорох ткани, тихий скрип старых татами под чужими ногами. Сердце не забилось чаще, не перехватило дыхание, но Бьякуя не мог отвести взгляда от движения там, у стены. Хотелось уйти раньше, чем станет ясно, что он увидит. Прежде, чем его начинающееся безумие примет реальные очертания.

Темнота послушно затаилась, но Бьякуя отчетливо чувствовал на себе чужой пристальный взгляд. Глаза, привыкшие к темноте, выхватили очертания человека, стоящего у стены, сутулясь, как сутулился Ренджи.

Там никого нет.

Бьякуя не мог отвернуться или сделать шаг, чтобы оставить проклятую комнату и то, что жило здесь теперь, не мог уйти, чтобы больше никогда сюда не являться. Ему достаточно было одного призрака, вечно преследовавшего его во снах все то время, пока в его устоявшуюся жизнь не ворвался другой - взрывной, шумный лейтенант.

Фигура отделилась от стены и, тихо, но отчетливо ступая, направилась к нему. В пятно бледного синеватого света, падающего сквозь грязное окно, вынырнул человек, которого Бьякуя невольно успел запомнить. Десятый офицер его собственного отряда. Живое напоминание. Более чем живое, чтобы внутри всколыхнулась почти что ярость.

Неверного света ранней зари хватало, чтобы на бледной коже можно было различить очертания узоров татуировок. Сложные, острые. Слишком похожие, а потому ненавистные.

Внутри рождалась и обжигала злость, такая чужая и непривычная, и отвращение к этому человеку, молча взиравшему на него. Офицер не двигался, стоял, сгорбившись еще больше, и молча ждал. Бьякуя неожиданно узнал этот взгляд. Нагловатый, но нахальство надежно запрятано на дне глаз, внимательный, цепкий, и слишком много значащий, чтобы можно было спокойно видеть его на чужом лице.

Бьякуе хотелось прогнать его отсюда - его, непонятно зачем сидящего здесь, не в своей комнате, осмелившегося не то что войти, но и ждать чего-то, прикасаться к нетронутым до него вещам. Но все попытки произнести хоть слово непонятным образом обрывались.

Может быть, прошла минута, может быть - пара секунд, и офицер вежливо поклонился ему, а затем молча и уверенно прошел мимо. Шаги затихли в коридоре за спиной, оставляя Бьякую на этот раз уже в действительно пустой комнате, куда постепенно пробирался все еще слабый, но достаточно ясный утренний свет.

Он готов был поклясться, что смог почувствовать ясную и яркую рейацу, точно Ренджи только что был здесь, но совсем недавно вышел вместе со своим молчаливым офицером.



Те, кто утверждали, будто Сейрейтей сумел восстановиться за те три месяца передышки, что дал ему вновь неизвестно почему затихший враг, конечно, врали. Пытались не сеять панику и вселять уверенность в те жалкие остатки силы, что теперь представляли собой боевую мощь Общества Душ.

Одиннадцатый поредел больше, чем наполовину, и выжили, как ни странно, только самые отчаянные головорезы, которым и своя-то жизнь, видимо, не дорога.

Новобранцев, взятых из Академии, а некоторых и вовсе сразу из Руконгая, если был хоть намек на достаточную духовную силу, нельзя было ставить даже против обычных холлоу, что говорить об Эспаде.

- Выровнять ряд!

Рядовые, новое поступление шестого отряда, старательно вытянулись по стойке, одними глазами следя за прохаживающимся перед ними офицером. Среди них его знали немногие, и даже скорее не его, а ту легенду, что вилась вокруг. Погибший лейтенант, которого либо ненавидели, либо души в нем не чаяли, и его не то двойник, не то обезумевший от горя поклонник - пару месяцев назад это была любимая тема для пересудов. Теперь каждый мог воочию убедиться, что слухи совсем не врали.

Он обвел взглядом вытянувшихся перед ним новичков и уже собрался что-то сказать, но не успел.

- Эй, а ты чего тут забыл? - запыхавшийся офицер Мидорикава влетел на площадь и, покосившись на затаившийся отряд, с откровенной неприязнью посмотрел на Рикичи. - Не помню, чтобы тебе приказывали командовать тут.

Рикичи оглянулся на него, и Мидорикава запнулся. От привычно безмолвного и послушного офицера тут не осталось ни следа. Многие предполагали, насколько же съехала крыша у этого парня, но чтобы настолько, что от него ничего и не осталось...

- Приказ капитана, офицер, - даже ухмылка на этом лице выглядела до того неестественно, что Мидорикаву передернуло. - Я замещаю лейтенанта.

- Правда что ли? - окончательно разозлился Наоки. - Может, ты капитану заменяешь Абараи не только на службе?

- А для тебя это, похоже, несбыточная мечта - иначе, чем так, лейтенантом тебе не стать?

Мидорикава переменился в лице, побледнел и сжал губы, но ответной злобной брани не прозвучало. Вместо этого он внезапно сам вытянулся по стойке.

- Капитан Кучики!

Раньше смотром новичков занимался лейтенант, хотя Бьякуя был уверен, что его лейтенант будет делать все с точностью до наоборот и в отряде окажутся такие новобранцы, которых потом в течение нескольких месяцев надо будет методично вышвыривать в более сговорчивый восьмой или всеядный одиннадцатый. Теперь эти обязанности вернулись к капитану. Укитаке настойчиво предлагал взять ему лейтенанта, подбирал подходящие кандидатуры, даже кое-кого из своего отряда присматривал, хотя у него самого вместо лейтенантов было два офицера. В конце концов, кому, как не капитану тринадцатого знать, что такое потеря лейтенанта и как тяжело потом выбрать на его место кого-то другого.

И как вдвойне тяжело это сделать Бьякуе.

Громкую перебранку он услышал еще на подходе к площади. Два голоса, которые изо дня в день порождали споры в отряде. Так было и месяцы назад, и можно даже вообразить, что вместо мальчишеского не ломанного он слышит хрипловатый и чересчур громкий голос Абараи - настолько похоже звучали все эти фразы. До зубовного скрежета похоже.

Могло показаться, что десятый офицер, - Бьякуя даже запомнил его имя: Рикичи - попросту задался целью вылететь из отряда. Все провокации, даже та, что услышал Бьякуя сейчас, были направлены... на что? Взбесить ли Мидорикаву, перебранки с которым существовали между ними столько, сколько он помнил обоих, пытаться ли украсть репутацию, что создал себе Ренджи... Бьякуя не видел больше причин. Не видел, хотя мучительно долго пытался это понять, каждый раз замечая вызывающие татуировки на лице офицера: точь-в-точь как у Ренджи, переходящие на шею, наверное, так же на грудь, и, Бьякуя отчего-то был уверен, что они шли ниже. Он успел достаточно изучить их у Абараи. Он видел их даже за пару дней до его смерти: там, в больнице, на бледной коже, перетянутой бинтами, они выделялись особенно четко.

Отряд засуетился, выпрямляясь, едва завидел его. Поклонился даже Мидорикава, один Рикичи так и стоял спиной и обернулся только тогда, когда Бьякуя остановился.

- Едва ли лейтенантом может стать кто-то, даже неспособный провести смотр новоприбывших, - холодно проговорил Бьякуя, замечая, как заметно вздрогнул Мидорикава, понимая, что их слышали.

- Капитан, я опоздал на пару минут, а тут...

- Почему вы опоздали, третий офицер? - это раздражение внутри хотелось сорвать на ком угодно, кроме самого виновника. Не показывать ни в коем случае, что он вообще замечает, как серая мышь неумолимо быстро перекрашивает себя в настолько привычный Бьякуе цвет.

- Я... - заметно стушевался Мидорикава. - Простите, капитан, этого больше не повторится. Сегодня назначен просмотр поступивших из Академии. Вот, - в доказательство тот сильнее сжал папку с бумагами в руках, - рекомендации. Но, когда я пришел, этот, - он раздраженно махнул рукой в сторону Рикичи, - уже командовал здесь. Десятый офицер говорит, что действовал по приказу капитана, будто бы его назначили заменой лейтенанту.

Когда уже перестанет хотя бы так невыносимо обрываться все внутри при любом упоминании.

Бьякуя перевел взгляд на Рикичи, со смутным удовлетворением наблюдая страх в его глазах. Тем не менее, страх этот вовсе не прогонял странную решимость во взгляде. Тот стоял, вскинув голову, с неким вызовом глядя перед собой. Разумеется, Бьякуя знал единственный верный выход из этой ситуации, здесь не должно было быть даже сомнений. Знал, но уступил дикому, несуразному желанию принять этот вызов, посмотреть, что же будет, если дать ненавистному офицеру шанс. Доказать, что он недостоин звания лейтенанта, что, кого бы он ни делал из себя - навсегда останется тем же ничтожеством, которым был в тот первый раз, когда Бьякуя его по-настоящему заметил: в тот день он едва не угробил двух рядовых, порученных ему. А потом раздавить раз и навсегда, словно это способно уже что-то изменить.

- Это так, Мидорикава, - Бьякуя прекрасно видел, как расширились у того глаза и едва не выпала папка из рук. - Отдайте это десятому офицеру, пусть он продолжает.

- Что? Капитан, я...

- А вы займитесь составлением новой характеристики отряда, дела всех рядовых должны быть у меня в кабинете к вечеру.

- Но...

- Ступайте, офицер, - отрезал Бьякуя.

Мидорикава стиснул зубы, ненавидяще глядя на него, и, едва не швырнув папкой в Рикичи, направился в противоположную сторону. Отряд уже перешептывался, глядя ему в след. Страх из глаз десятого офицера исчез - хотелось верить, что всего лишь на время.

- Спасибо, капитан.

Бьякуя, не дожидаясь, уходил прочь быстрее, чем следовало бы. Это напоминало бегство с поля боя, но делать что-то против не было никакого желания. Никого не касалось, что на самом деле двигало им сейчас, а сам Бьякуя нашел достаточное оправдание, чтобы можно было снова укрыться в рабочем кабинете. Офицер не продержится в отряде и месяца, все станет на свои места, а там и вовсе со временем забудется.

Бумажная работа, вызывавшая у большинства капитанов головную боль, для Бьякуи была своего рода панацеей. Только раз он замер с печатью над документом, отправляя его в архив, в котором бесстрастно и официально подтверждался факт смерти лейтенанта шестого отряда и нескольких десятков рядовых и младших офицеров, чьих имен Бьякуя даже не замечал.

Он чересчур сильно прижал печать к листу и с отвращением отодвинул документ на край стола.

Такие бумаги ему еще будут попадаться, даже те, где Ренджи еще фигурирует как живой и действующий лейтенант. Некоторые - написанные рукой самого Ренджи, неровными кособокими иероглифами, со множеством ошибок и клякс. В одной папке попалась спрятанная самим Абараи когда-то давно жалоба от капитана второго отряда, на неподобающее поведение на дежурстве, самоволку и нарушение дисциплины. Теперь все эти ненужные бумаги будут отправлены в небытие архива и забыты, вместе с такими же ненужными воспоминаниями.

Бьякуя привык возвращаться в поместье уже глубокой ночью, когда усталость убивала любые мысли и хотелось только добраться до футона и уснуть. Лишь ненадолго пришлось ему нарушить эту традицию, но она вновь вернулась на свое место.

Ночь выдалась темной, без единого пятна света. Даже фонари на улицах не могли пробиться сквозь плотные чернила темноты. Если бы Бьякуя не знал этот путь настолько хорошо, то мог бы и заблудиться, а так лишь слушал собственные шаги, утопающие в холодной тишине. В такие ночи что-то обязательно происходит, - вертелась в голове уверенная мысль, но Бьякуя не придавал значения таким мелочам.

На следующее утро третий офицер Мидорикава Наоки был найден мертвым.

Кто-то из рядовых наткнулся на труп со вспоротым животом на заднем дворе казарм и ринулся со всех ног докладывать капитану. Чуть погодя привели зареванную девушку из старших офицеров.

- Офицер Сагису. Это его... знакомая, - зачем-то пробормотал растерянный юноша, что придерживал ее за плечо.

Бьякуя не слушал. По большому счету, ему не нужны были и слова свидетельницы, которая, сбиваясь, то и дело отвлекалась на очередной приступ рыданий, невнятно пересказывая, что вчера слышала среди ночи. Бьякуя неожиданно для себя понял, что и без того знает виновного. Странно, что это открытие селило внутри все большее равнодушие.

Вечером, заговорила она, Мидорикава еще у столовой во всеуслышание заявил, что ему хватало и одной дворняги, которой место в одиннадцатом, вместе с такими же психами и их чокнутым капитаном - вторую такую он сживет со свету самолично.

- Никто же не знал, что эти ненормальные из одиннадцатого шастают повсюду, - добавил кто-то из офицеров, пока Сагису силилась набрать воздуха в грудь и справиться с душившими ее рыданиями. - Эти вроде к вам шли, но все бросили и драку затеять хотели. Мы их разняли, но они же ненормальные, капитан, - резко жестикулируя, заверил офицер. - Обещали лично подкараулить и расквитаться с Наоки.

Сагису заскулила, среди офицеров поползли гневные перешептывания, но достаточно было одного взгляда Бьякуи, чтобы гам мигом стих.

- Наоки вроде успокоился и пошел вместе с нами на полигон. Но мы потом вернулись, а он остался..., - офицер договорил и растеряно посмотрел на всхлипывающую Сагису. Та, задыхаясь, все же сумела пересказать, что она пошла за ним туда сама, но услышала хрипы и крики и в страхе сбежала.

- Я уверен, капитан Кучики, - не унимался офицер. - Мы уверены, что это одиннадцатый. Они слышали, что сказал Наоки-сан.

Бьякуя не ответил. Одиннадцатый. Слишком тихо для дела, в которое ввязывается орава Зараки.

Он бесстрастно обвел глазами собравшихся офицеров и только теперь заметил среди них знакомую сутулую фигуру. Рикичи сидел среди прочих, покорно ожидая продолжения. Почувствовав взгляд, тот на одно мгновение посмотрел на него - Бьякуе не нужно было присматриваться, чтобы заметить затаенную в уголке губ усмешку. Другим хотя бы хватало терпения сохранять сочувствующий скорбный вид, какого Бьякуя не видел на их лицах в день, когда объявили о смерти лейтенанта.

- Кажется, не всем ясно, что Сейрейтей хватает и внешней войны, чтобы затевать еще и внутреннюю, - проговорил Бьякуя, замечая, как только сильнее сжимают кулаки офицеры позади Сагису - они действительно были уверены, что это одиннадцатый. - Возвращайтесь к своим обязанностям, дело уже дошло до главнокомандующего. Офицер Сагису, - Бьякуя посмотрел на девушку. Та сразу подобралась и, кажется, даже плакать на какое-то мгновение перестала, глядя на него красными от слез глазами. - Ступайте в четвертый отряд. Через два часа я жду вас в кабинете для свидетельских показаний. Так же как и тех, кто вчера был на полигоне вместе с Мидорикавой. Прошу всех покинуть кабинет.

Только когда седзи тихо закрылись за спиной последнего офицера, Бьякуя позволил себе прикрыть глаза. В висках стучало, будто предупреждая какую-то неясную, пока окончательно не проявившуюся опасность. Он прекрасно понимал, в чем дело.

Поднявшись, Бьякуя отошел к окну, глядя на улицу. Промозглый ветер срывал с редкого кустарника под окном последние сухие листья, гоняя их по каменным дорогам Сейрейтей. Не светило солнце, не шел дождь - небо было затянуто монотонно-серой пеленой облаков, уходящих далеко за башни Сейрейтей.

Видно было офицеров, уходящих отсюда по направлению к казармам. Хоть Бьякуя и не слышал, но четко понимал, что все они как один сейчас проклинают одиннадцатый отряд.

Но одной фигуры среди них не хватало.

Бьякуя стоял так еще минуту, две, пока не услышал позади спокойные ровные шаги. Не крадучись, не нарочито громкие, дабы предупредить о своем приходе. Словно так все и должно было быть.

Вновь отворились и захлопнулись с тихим стуком седзи, Бьякуя так и не повернулся. Он чувствовал неясное, предательское сомнение, которое поселилось внутри в тот самый миг, когда он увидел этот взгляд.

- Это сделал не одиннадцатый, - Бьякуя не спрашивал, скорее утверждал.

Позади раздался шорох - Бьякуя вслушивался, но не желал слышать. Странно, что он даже не почувствовал рейацу лейтенанта. Неужели та была так слаба? Едва ли, но в это поверить легче, чем в то, что на самом деле Бьякуя ощущал сейчас вместо нее другую - слишком знакомую, слишком привычную. Ровно как тогда, в комнате Ренджи.

- Тебя казнят на Соукиоку.

Бьякуя понимал, что едва ли для смертной казни будут использовать ее, а не простое уничтожение души. Ему просто хотелось, чтобы тот, в конце концов, понял, что он наделал, чтобы на этом искаженном похожестью лице проступили нужные эмоции - ужас осознания, страх за свою жизнь.

Бьякуя, наконец, обернулся. Ничего. Как маска - белая и безликая. Образ не пропал, даже когда офицер послушно кивнул, не отводя от него взгляда. Сейчас можно было рассмотреть его лучше, чем когда бы то ни было.

Удивительно, как смог худой, бледный офицер так измениться за несколько месяцев. Говорили, что тот все дни проводит на полигоне, тренируясь под солнцем хоть и не таким палящим, как летнее, но все же окрашивающим его ранее бледную кожу в живой, смуглый цвет, как чистый холст кистью. Он больше не стоял, сутулясь, каким помнил его Бьякуя - смотрел прямо, не пряча взгляд, не отворачиваясь в сторону.

- Зачем ты сделал это?

Тот молчал. Бьякуя мог бы заставить его заговорить, но в действительности не хотел слышать любой из возможных вариантов.

Офицер неспешно прошел в угол кабинета, склоняясь над столом.

- Хотите чаю, капитан?

В мертвенно холодную руку Бьякуи легла не более теплая чашка. Он сделал пару глотков, забыв поморщиться - чай был такой же крепкий, приготовленный так же неумело. Напиток горчил на языке и ничуть не согревал.

Бьякуя точно помнил, как поджимал губы всякий раз, когда Ренджи рычал, что когда-нибудь убьет Мидорикаву.



http://www.diary.ru/~bleach-lovers-only/p81519397.htm#more1