Проза / Сказки

Телефон зазвонил настолько громко и неожиданно, что Люба подпрыгнула на месте, сильно вздрогнув. Проворчав себе под нос яростное:
— Чтоб вы жили в интересные времена! — (это было страшнейшее древнее китайское проклятие), она отставила чашку чая с сахаром и приняла вызов.
— Люб... — тихий голос в трубке звучал совершенно пришибленно, — Люба.
— Айза? Ты? — уже совершенно спокойно уточнила Люба, хотя в этом не было необходимости.


Подруга глубоко вздохнула и безэмоционально-торопливо проговорила:

— Любаня, прости пожалуйста, что я тебя беспокою...

Голос в трубке начал окончательно угасать, что сильно встревожило Любу:

— Айза, что-то случилось? — это было, опять же, ясно и без слов, но следовало как-то перейти к самой проблеме.

— Самое худшее, что только могло...

— Так, — решительно отрезала Люба, больше прочитав в тоне сказанного, чем в самих словах, и нахмурила тёмные брови, — Не умирай, пожалуйста. Я скоро приеду.

— Люба...

— Жди меня! — Люба бросила трубку и немедленно начала сборы.

Айза частенько выглядела в её глазах ребёнком, который никого не слушает, делает всё, как ему вздумается, но зачем-то просит советов и утешений. Кроме того, подружка иногда была настолько беспомощной... На гипотетическом уровне Любаня уже выстроила миллион предположений, что могло с ней произойти, и как поступить в каждой из этих ситуаций.

Через пять минут полноватая фигура в клетчатом пальто сломя голову бежала к трамвайной остановке, на ходу натягивая синие перчатки: уже стояла весна, но было прохладно. Любе повезло, и необходимый транспорт уже спустя несколько мгновений мчал её к Котельнической набережной...

... — Фея-крёстная как всегда спешит на помощь, — вместо приветствия мягко улыбнулась Люба, исподволь критически осматривая Айзу. Следы слёз на ещё более бледных чем обычно щеках предательски поблёскивали в слишком ярком освещении большой прихожей. Спутанные локоны миндального цвета волос и замявшаяся домашняя одежда в свою очередь докладывали о том, что их хозяйка незадолго до раздавшегося дверного звонка лежала на диване, отвернувшись лицом к стене и сжавшись в беспомощный комочек.

— Люба... — почти прошептала Айза и сделала попытку улыбнуться в ответ, — Проходи! Может быть, чаю?

Гостеприимность и любезность всегда оставались чертами Айзы, не покидая её даже в тяжёлых ситуациях.

— Не откажусь, — нарочито бодро осведомила Люба, бережно снимая своё пальто. Этим заявлением она хотела показать, что всё разрешимо, а мир не рухнул: вот мол, и чаю можно попить. Айза молча подала ей "плечики" из огромного шкафа-купе и безвольной походкой направилась в кухню. Повесив пальто, Люба последовала за ней.

Шум кипящего чайника создал необходимую атмосферу уюта и доверия. Лишь положив в свою чашку неизменную дозу в две ложки сахара и отпив несколько глотков, Любаня неторопливо подняла свои почти чёрные глаза на подругу:

— Так что именно случилось, Айза? Где Стас?

Побелевшие губы подруги нервно дёрнулись:

— Он... ушёл.

— Как ушёл? — состояние буддистского спокойствия немедленно покинуло Любу, напоминавшую теперь вулкан с той только разницей, что вместо лавы извергались эмоции. Она почти кричала, — Ушёл? Вот так вот взял и ушёл? И ты из-за этого переживаешь?! Айзанька, он же просто эгоист!! Не смей гробить себя из-за этого...

— Лю-ба-ня, — умиротворяюще проговорила Айза, накрыв своей холодной безжизненной ладонью горячие пальцы подруги, — Дело не в этом. Точнее, не только в этом...

— Симатта! — Люба вырвала свою руку и легонько стукнула по столу, — Я не могу видеть, как ты мучаешься! Расскажи всё по порядку!

Айза закивала, перевела дыхание, на мгновение задумалась, и начала повествование.

Они познакомились зимой, на улице. Коренная москвичка и приезжий из скромного города Тулы. Какая-то особенная тёплая искорка мелькнула в его чайного цвета глазах в первое же мгновение встречи... Она же подпустила его к себе, позволила быть с собой.

Он, Стас, трогательно оберегал любимую от всех возможных неприятностей, клялся вечно быть рядом, стать самым преданным и понимающим. Она относилась к нему больше как не то что к другу... Просто так было удобно. Что Стас всегда находился неподалёку, что было с кем поговорить; на чьё плечо опереться, когда вдруг ужасно кружилась голова... Конечно, она ценила его и ощущала благодарность за всё. Но сделать его чувства взаимными не могла.

Они зачастую спорили и ссорились, чаще в шутку. Швырялись подушками, кричали, пугая соседей, но всё непременно завершалось примирением и трогательными обещаниями вечного согласия. Серьёзные конфликты случались гораздо реже, но этот стал последним. Разрывом.

— Понимаешь... Он всегда слишком опекал меня...

— Ещё бы, — Любаня грустно усмехнулась, припомнив несколько эпизодов, которым она была свидетельницей.

— Может быть, это тоже как-то повлияло...

— Айза, это довольно глупое заявление, прости меня, конечно. В конце концов, поссорились — помиритесь! Ушёл он отсюда? В свой барак? — так в устах Любы именовалась комната, которую снимал Стас до того, как переселился на Котельническую, — Но вернётся! Как миленький. Не терзай себя, пожалуйста.

— Люба, дослушай до конца! Ты спешишь с выводами! — Айзе почти удалось возмутиться, — Дело не только в том, что мы сильно разругались, и он ушёл. На вокзал. Собрал вещи и устремился в Тулу.

Лицо Любы выразило крайнюю степень потрясения.

— Люб... У меня будет ребёнок.

Расписанная фантастическими цветами под гжель чашка выскользнула из рук Любани и обожгла своим содержимым её ноги в полосатых носочках и пушистых тапочках. Та как будто не заметила этого, что-то беззвучно говоря, как рыба, выброшенная на берег.

— Тебе больно? У меня есть мазь от ожогов... — засуетилась Айза.

Люба махнула рукой, отметая ненужные волнения:

— Так из-за этого..?

— Опять мимо, — Айза всхлипнула, — Как всегда, сначала из-за ерунды, о которой позже никто и не думал... Потом пошли взаимные обвинения в гордости и эгоизме, взыграла его несносная ревность, он припомнил несчастный анонимный букет, которому не посчастливилось достаться мне месяц назад. Он говорил о том, что я холодная и равнодушная, что невыносимо себя веду временами, я что-то кричала в ответ про его ревнивость и замашки докучливой няньки. А что только не приплелось помимо вышеперечисленного! Но тебя... Он же знал, что я не переношу вашу взаимную неприязнь, но как назло начал заглазно оскорблять тебя! Наши конфликты он всегда связывал с тобой! Это стало последней каплей. Он давно должен был запомнить, что я не намерена выбирать между ним и тобой... И после всего этого я ничего не смогла, кроме как прошептать "Уходи!". Он и рад был послушаться. А про ребёнка... Нет, он не знает. И не узнает, — последнюю фразу Айза проговорила особенно жёстко и твёрдо.

— Айза...

— Я не знаю, что делать. Я боюсь. Как ты себе это представляешь: я — молодая мать... Слишком молодая!!! Да ещё и одиночка... Это ужасно, — Айза расплакалась, закрыв лицо руками. Вся её склонившаяся худенькая фигурка выражала крайнюю степень отчаяния, — Люба... Спаси меня... Я не выдержу! Сделай что-нибудь! — повторяла она сквозь всхлипывания.

Пухлая рука Любани ласково провела несколько раз по спутанным волосам подруги:

— Ты сейчас вряд ли воспримешь эти слова, но... Дети сами по природе своей — радость и счастье. Если комната человека не наполняется детскими голосами — она наполняется кошмарами. Это может звучать напыщенно, пафосно, но нет на земле гимна торжественнее, чем лепет детских уст, как говорил Виктор Гюго! Благодаря детям жизнь кажется более приятной, а смерть — менее страшной, поверь! Айза, ну что сказали бы твои родители, если бы были живы сейчас?

-Маме — всё равно. Как и было всегда, — простонала та, — А папа... Не похвалил бы! Но... Он не позволил бы мне убить ребёнка, я уверена...

— Вот видишь! А потому ты не должна сейчас убиваться...

— Я боюсь! — перебила Айза, — Я не умею обращаться с детьми! Они меня пугают! У меня не хватит ни материальных средств, ни терпения на такой... подвиг! — последнее слово прозвучало с сарказмом.

— Верный проигрыш — начинать с подобных размышлений. Разве у тебя нет меня? Разве нет ещё сколько-то людей, которые смогут помочь?..

Постепенно Айза успокаивалась и (по крайней мере, так виделось) начинала принимать слова Любы. Сама же Любаня к моменту прощания совершенно точно поняла, что обязана сделать...

— Крепись, Айза. Всё устроится, — уверенно произнесла Люба, застёгивая пальто на большие чёрные пуговицы, — Пожалуйста, спи спокойно.

Вместо какого-либо ответа Айза бросилась на шею подруге, крепко сжав её своими всё такими же ледяными руками.

— Задушишь, — чуть смущённо улыбнулась Люба.

Так же безмолвно Айза отпустила её и прощально помахала рукой. Повторив этот жест, её подруга покинула квартиру, невольно задержавшись на лестничной площадке, чтобы удостовериться, что раздастся щелканье закрываемого замка входной двери.

Кусая губы и напряжённо раздумывая, Любаня шла к остановке. На её джинсы уже приземлилась несносная весенняя грязь, которую "фея-крёстная" против своего обыкновения не замечала и не обходила. Конечно, Айзанька сейчас искренне полагает, что она выполнит её просьбу, будет хранить узнанное в тайне... Ошибается, это точно! Играть в молчанку Люба не собиралась с самого начала, и теперь это решение только окрепло. Как хорошо, что номер Стаса завалялся в её телефонной книжке. Нужно было детально разработать план монологической обличительно-убедительной речи — настолько убедительной, чтобы этот безответственный молодой человек осознал свою неправоту. Любаню никогда не покидала убеждённость в её даре внушительно говорить, и во время пути до дома она смаковала уверенность в том, что всё будет хорошо.

При этом уже на пороге квартиры вдруг сделалось немного страшно. Судьба подруги — частично и её судьба, она ощущала это каждой нервной клеточкой.

— Если её жизнь так и останется в руинах, я тебе этого не прощу, Люба! — громко воскликнула "фея-крёстная", бесшумно ходя кругами по цветастому ковру с коротким ворсом, — Так что дерзай.

Наконец её рука схватилась за небольшое устройство и быстро нажала необходимое сочетание кнопок. Пошли длинные гудки.

"Это уже прекрасно: телефон мог бы быть выключен!"

Пятый... седьмой...

... Ещё прохладный и не совсем свежий воздух сжимал лёгкие. Или виновата не нездоровая атмосфера, а нечто иное? Мрачно вздохнув, Стас затянулся сигаретой, сердито пиная ногами мелкие камушки. Всё, прощай, столица. Твой неудавшийся покоритель уже проводит последние минуты на Курском вокзале, скоро придёт его электричка до Тулы, и — навсегда.

Серый перрон. Серое небо. Серые, ещё не успевшие покрыться листвой деревья. Когда он приехал, было точно так же. Только вот сам он просто искрился радужными надеждами. Что ж, они осуществились... на какое-то время. Красивая девушка, чем-то похожая на принцессу из старых сказок, дарила ему счастье. Счастьем было находиться рядом с ней, смотреть в её глаза, даже выносить её капризы... Ей можно, ведь она — принцесса. Но сказок не бывает наяву. Он догадывался, что когда-нибудь хрустальная радость станет осколками. Только не думал, что так скоро и так больно. Ему хотелось смеяться над собой, хрипло и злобно, до одурения смеяться. Идиот хренов! Если такое бывает, то не для него. Он жил в чужой сказке, отчего-то осмелившись присвоить её себе...

В сумятицу безликих голосов ворвался ещё какой-то звук, не сразу расслышанный Стасом, смутно знакомый. Некоторое время отупело вслушиваясь, он наконец узнал свой телефон, вытащил его из кармана и равнодушно нажал зелёную кнопку.

— Здравствуй, — сдержанно-холодно произнёс кто-то по ту сторону трубки.

Стас молчал, чувствуя, что его голосовые связки вряд ли работоспособны.

— Цун'бо усоцуки! — голос не на шутку разъярился, — Не верю! Немедленно подай мне звуковой сигнал!

— А, это ты, существо с другой планеты, — вяло констатировал Стас, наконец узнав Любу и заставив себя что-нибудь произнести,— Радуйся, я вас покидаю. Надеюсь, ты довольна. Как это по-твоему, по-японски?..

— Не надо свои ошибки скидывать на чужую голову, — ледяным тоном сказала Люба, решив пока проигнорировать вырвавшуюся у Стаса уже по привычке насмешку, — Зато твою давно пора отделить от тебя тупым напильником! Но я звоню отнюдь не для того, чтобы ссориться. Слушай и не перебивай.

На самом деле ему давно хотелось швырнуть телефон на рельсы, но в каждом звуке Любиной речи была заложена непреодолимая сила, заставлявшая продолжать слушать. Кроме того... Сие странное создание, столь дорогое сердцу "принцессы" Айзы, оставалось последней ниточкой, связывающей с ней. И эту ниточку не хотелось разрывать.

— Ты поступил подло, представь себе. Айза, трогательную любовь к которой ты так правдоподобно разыгрывал долгое время, в отчаянии. Кстати, не то что бы из-за тебя, но как ты смел уйти?

— Она сама... — глухо пробормотал Стас.

— Покорный паж! Жертва королевского произвола! Может, тебя пожалеть надо? И не оправдывайся! Она могла сказать всё что угодно, ведь ты довёл её до нервного срыва, — Люба осознавала, что превышает норму обвинений, но остановиться было сложно, — Но ты не имел права покинуть её. Оставить в таком состоянии... В таком положении, — слова начинали ускользать, она боялась ошибиться в них.

— Разве я для неё мог хоть что-то значить?

— Не думай, что ты один такой страдающий и непонятый! Опять эгоизм, Стасик, — это обращение Люба не смогла не произнести ядовито, — Я, для неё... А она для тебя? Тебе недостаточно собственных чувств? Тебе необходим бартер? Вот её переживания: она сидит и рыдает. Доволен?

— Не верится, — пробурчал Стас, хотя сердце сильно дрогнуло, воображение уже нарисовало картину, залившую его болью: выключенный свет, отчаянные всхлипывания в тишине...

— Зря, — отрезала Люба, — Теперь же я перейду к самому главному. Не стану тратить слов и буду пряма как Крылатский мост. У тебя будет ребёнок.

На некоторое время повисла гробовая тишина.

— Ты живой? — поинтересовалась Люба, различая в трубке исключительно вокзальный шум.

— Живой, — невнятно пробормотал Стас и завершил вызов.

Сигарета давно выпала из рук, телефон чуть было не последовал за ней. Окружающий мир немного пошатнулся и куда-то поплыл круговыми движениями. Расплывчатыми пятнами перед глазами вновь и вновь представали эти Любины слова, такие короткие и однозначные: " У тебя будет ребёнок"... Отчего он не узнал это раньше? Глупая мысль. Он вспомнил, как когда-то практически бредил тем, что они с Айзой поженятся, у них будут прекрасные дети... После разрыва, сейчас, мечтать уже не приходилось, но... И что же он здесь стоит, нервно сжимая в руке ремень сумки со своими немногочисленными вещами? Он не сможет покинуть её. Она вправе просто не захотеть его слушать, ещё раз повторить дрожащим голосом роковое "Уходи", но он — должен прийти к Айзе, должен. Стас твёрдо решил, что будет извиняться, хотя вина пока что виделась какой-то смутной и непонятной. А может, он действительно зря так не выносил эту Любу-не-от-мира-сего? Именно она оказалась рядом с Айзой в такое тяжёлое для неё время. Именно она позвонила ему, намереваясь предотвратить серьёзную ошибку...

Мысли окончательно спутались, зато карусель перед глазами остановилась. Находившиеся на перроне люди с удивлением наблюдали, как угрюмый молодой человек взволновался после какого-то телефонного разговора, постоял несколько минут в раздумьях, а затем как ненормальный ринулся бежать прочь отсюда, как будто рельсы и большое количество тонких серых колонн под крышей-навесом были его злейшими врагами.

Крошечный павильончик с украшенной нарисованной веткой сирени вывеской готовился к своему закрытию, когда в него влетел взъерошенный молодой человек, явно куда-то торопившийся. Сонная и усталая продавщица недовольно заворчала:

— Мы закрыты! На дверях висит расписание...

— Простите, до окончания вашего рабочего дня ещё пять минут. Мне жизненно необходим букет, — возразил Стас.

Скептически хмыкнув, продавщица, однако, снизошла до милости:

— Выбирайте поскорее!

Стас остановился на очаровательных примулах, напоминающих связку золотых ключиков. В скандинавской мифологии примула — ключи богини Фрейи, которыми та отпирает двери весне. По другому поверью — это ключи от рая, выпавшие на землю из рук святого Петра.

— Спасибо большое! — оплатив покупку и бегло улыбнувшись продавщице, Стас побежал дальше.

— Весна, — многозначительно отметила та.

... Айза продолжала чувствовать себя предельно несчастной, хотя слова Любы и привнесли спокойствие на некоторое время. Тяжело вздохнув, она собралась было снова свернуться в клубочек на диване. В детстве она всегда пряталась так под одеяло, если её что-то тревожило. Закутывалась с головой, оставляя только маленькую дырочку для дыхания. А потом приходил папа, брал её на руки и ходил с нею по комнате... Смахнув набежавшую опять слезу, Айза решила не пользоваться старым способом, неизменно приводящим к непроницаемой печали. Вместо него она вдруг выбрала для себя прогулку по вечернему городу. Может быть, на улице всё станет обдумываться лучше... Уверенными движениями Айза начала приводить себя в порядок.

... Он увидел её издалека, знакомую фигуру в легкой курточке. Увидел и никак не мог поверить своим глазам. Она понуро брела по тротуару в противоположную от него сторону, не замечая ничего вокруг. Голос вдруг видоизменился до хриплого шёпота:

— Айза!..

Конечно, она не услышала.

— Айза! — эта попытка была уже значительно громче, и она прорезала образовавшийся вокруг "принцессы" вакуум.

— Айза...

Она обернулась и совершенно спокойно окинула его взглядом с ног до головы, не подавая ни единого признака эмоций. Пошла дальше.

— Айза... — боясь куда-то опоздать, Стас подбежал к ней. Растрепавшиеся не меньше купившего их человека примулы полетели в весеннюю слякоть.

Айза, вынужденная остановиться, снова оглядела ухлёстанного грязью Стаса. Она действительно ничего не испытывала сейчас, и потому голос прозвучал ровно и холодно:

— Ты? Я думала, электрички до Тулы никто не отменял.

Вместо ответа он вытащил из кармана ставший ненужным билет и разорвал его в мелкие клочья.

— Зачем ты мусоришь на улице? Нехорошо. И цветы зачем-то испачкал, — глаза Айзы казались ещё более ледяными, чем её слова.

— Они и должны были быть у твоих ног, — едва слышно пробормотал Стас, опустив голову, — Айза...

— Ты не находишь, что моё имя повторяется слишком часто?

— Айза, — ещё раз произнёс он, смотря теперь прямо ей в лицо. Это оказалось неожиданно сложно, но он не опускал глаз, — Я чувствую себя слишком виноватым за то, что произошло... Я наговорил лишнего. Ты сможешь меня простить... когда-нибудь?

Опять, в который раз за сегодняшний день, кто-то отключил все звуки. Осталось лишь молчаливое пересечение взглядов.

— Люба, — наконец вздохнула Айза, поправив волосы, — Наверняка Люба.

— Люба? — с улыбкой переспросил Стас. Отчего-то стало проще, — Скорее, добрый гений.

— С непомерно болтливым языком, — Айза начала разворачиваться с твёрдым намерением уйти.

— Не отпущу, — Стас взял её за руку и не колеблясь встал на колени.

— Джинсы вроде неплохо отстирываются, — хмыкнула Айза, — Хотя по-моему им пришёл пипец.

— Плевать на джинсы! — Стас тем не менее поднялся и крепко обнял любимую, — Тебе не надоело беспокоиться то об экологии, то об одежде?

— Нет! Пусти меня! — она начала вырываться, — Пусти!

Но он не отпускал, лишь прижимал к себе крепче и крепче, что-то говоря о прощении, о любви... начал обсыпать поцелуями её лицо...

— Так всё-таки... электричка не приехала? — выговорила Айза, отбившись от него. Странная сцена на безлюдной улочке немного смутила её и поколебала все замки на её душе с надписями "Я его не прощу и не хочу больше видеть".

— Для меня она теперь никогда не приедет.

— Интересное замечание... Так Люба разболтала всё-всё?

— Угу, — Стас несколько раз подряд быстро кивнул, — И пробудила моё заснувшее в помутнении сознание.

Айза почувствовала, что не знает, как ответить.

— Я люблю тебя, милая своенравная героиня сказки, — тихо и серьёзно произнёс Стас, — И хочу быть рядом.

-Похвально, — Айза наконец-то улыбнулась, стирая этим все рубежи между ними, — Мило с твоей стороны, мой заботливый.

— Чей же, как не твой... — улыбнулся в ответ Стас, не удержавшись от ещё одного поцелуя, — Пообещай, что у нас будет дочурка-принцесса, похожая на свою маму...