Настоящая правда всегда лежит где-то по ту сторону слов, в непостижимой области, посередине между сказанным и утаенным.
Видишь ли, все по-настоящему важные вещи мы всегда знаем с самого начала, но редко признаемся себе в том, что знаем
Если падаешь со скалы в пропасть,почему бы не попробовать полететь? Что ты теряешь?»
Любая женщина - сумасшедшая птица. Любая - запомни это, сэр Макс! Проблема в том, что большинство женщин стремятся научиться не летать, а только вить гнезда
- Можно, я не буду целовать твои сапоги в знак глубокого восхищения? -
ядовито спросил я.
- Нельзя, - обрадовался Мелифаро. - Как же я буду ходить весь день - с
нецелованными-то сапогами? У меня и без того жизнь тяжелая.
Даже если я все-таки молчу, это
такое многозначительное молчание, что его свидетели просто обязаны
предположить, будто за ним скрывается нечто уму непостижимое.
Хорошо, наверное, быть кретином! - Ехидно сказал мне вслед Мелифаро.
- Всегда приподнятое настроение, и все такое...
Хамы
немного похожи на наваждения: если не уделять им внимание, они быстро
тускнеют, а иногда даже исчезают - по крайней мере, из твоей жизни...
---
Мои слова оказались для нее настоящим откровением. Старуха переваривала
информацию минут пять: она умолкла и, кажется, даже не дышала - я уже
испугался было, что она "зависла", словно в ее голове вместо нормальных
человеческих мозгов был инсталлирован какой-нибудь местный аналог
Windows-95.
-- Мне нравится ваш оптимизм. -- Улыбнулся я. -- Постараюсь отрастить
себе такой же... Чем вы его поливаете, Джуффин?
---
Я прийду, как только смогу. А если не смогу...
в этом случае я, скорее всего, тоже прийду!
---
Мне очень хотелось завыть, как воют одинокие оборотни,
доведенные до ручки сценаристами и режиссерами третьесортных ужастиков -
громко, во всю силу своего голоса, долго и с наслаждением издавать
отвратительные душераздирающие звуки, пугая все живое в радиусе нескольких
километров. Я был почти уверен, что вой мог бы унести с собой мою боль, но я
почему-то не позволил себе это маленькое невинное удовольствие. Кажется, я
просто знал, что когда боль исчезнет, от меня вовсе ничего не останется, а
какой-то дремучий инстинкт требовал, чтобы оставалось хоть что-то...
Но почти всякое человеческое сердце хоть однажды, да заходилось истошным воем по несбывшемуся.
Если честно, я был довольно равнодушен к людям - с тех пор, как мне стало скучно активно их не любить... Но - наверное, это один из законов насмешницы-природы! - чем меньше восторгов у тебя вызывает все человечество в целом, тем больше шансов у какого-нибудь незнакомца задеть таинственную, тонкую, болезненно звенящую струнку в твоем сердце. Достаточно пустяка: неожиданно отчаянной улыбки, поворота головы, при котором лицо случайного собеседника вдруг на мгновение становится лицом ангела, теплой ладошки, доверчиво вцепившейся в темноте в твою собственную руку, золотистой искорки веселого безумия, всколыхнувшей темное болото тусклых глаз - и ты вдруг понимаешь, что готов на все, лишь бы вдохнуть свою, настоящую жизнь в это удивительное, чужое существо, а потом развернуть его лицом к небу и спросить, задыхаясь от благоговения перед свершившимся чудом: "ну вот, теперь ты видишь?"
[600x600]