Люстра-птица из светящихся неоновых трубок покачивается в полумраке зала. По периметру зала балкон. Под-ним изящно вытянутые белые колонны. Зал пуст, только в узком кругу, по паркету галопируют искристые зайчики. Царит не то полумрак, не то полусвет. Бред полураспада. Его наблюдает вельможный плановой. Погоду правит Марс и с десяток его подручных даунов. Пролесок, дюны, за ними море. На закат летят две птицы, парусник и лестница. За горизонтом трубы, звуки оркестрантов. На полочке стоит заводная квинта - кинематическая конструкция. Центральная ось украшена топазом. Женщина, которая рядом, носит этот камень в перстне.

Здесь в отраженьи старых стен,
блуждают лица на картинах,
и хваткий бес к руке прилип,
и стелют ангелы простынку.

Апатично перемещается в банке лень, от стенки к стенке. Кто-нибудь обязательно придет и откупорит бутылку. Придется выбираться наружу, (джинн сидит на горлышке бутылки, свесив ноги - какой конфуз!)
Утро. За окном дворники скребут лопатами снег. Через минуту звуки потускнеют, и каждый новый фрагмент будет таким же скоротечным, как предыдущий.

Бессмертие в оплошностях,
наитий в непредвзятости,
а правит вязкость случая,
с дотошною банальностью.

Розовая занавеска. За окном дорога, машины хрумко утрамбовывают шинами снег. А здесь - сам себе собеседник. В голове музыка, под брюхом пропасть желаний. Переключаюсь на письмо. В письме больше отсебятины и мало точных слов, но создается впечатление, что сделал дело. Рефлексирующая мораль искрит, истончает хотения. Если им сделать уступку получится груда битого стекла, рухлядь и тишина.

И лафет и станина в анфас,
гроб хрустальный, цветы, синева,
лик томно-высокий, венчальный,
под гордым рапидом лежит.

Контрразведка, морфин, фельдшерица,
галифе, папиросы, чулки,
вдоль военной околицы, где-то,
алисы и зои прошли.

Пошел мокрый снег. Бредится туже. Черные стволы деревьев, с черных веток стекает черная слякоть. Астеничный сангвиник, живущий во влажном климате и с бородой. Надо бы ее сбрить, но не хочется менять
имидж.
Вращаются жернова фортуны. Лучше наблюдать за ними через окно, уютно устроившись под одеялом. Кошка наелась мяса.

Письмо отцу
Диета, сигареты "Премиум", одеколон,
бледное чело с поволокой мутных глаз,
которое до срока взяло интеграл,
теперь бренчащее в приемной,
и льющее в свой нетерпеж вино.

Прогрессор зачастил с простудой,
играют в бридж на интерес,
и парадигмы развинтились,
и в бестиариях инцест.

Паркеты, пальмы, Берлиозы,
луфарь, Грабарь, блондинка, честь,
из-за спины, из-за Спинозы
лупится, хмыкая, Минервь.

И модерато с Кабальеро,
модерн в карболке, керосин,
и снова жидкая диета,
примочки, баня, русский сплин.

У одного брата в руках гадальная колода, у второго пистоле. К вопросу о том, кому чистить картошку для супа.
Бедный, бедный клоун. Разложил себя на атомы вместо того, чтобы прирастать умом и быть полезным. Паноптикум для любопытных, мол, смотрите, как я здесь жужжу.
Готовлю раствор по известному рецепту: " Талая вода хороша в отбеливателе, которым обрабатываются фотографии умерших людей для дальнейшего осуществления контактов с ними. Смытый с позитива светочувствительный слой выпаривают до кристаллов, которые хранят в запаянных ампулах в полной темноте без малейшего движения".

продолжение следует