Активизирую страховой полис и, уютно устроившись в оцифрованной копии, уношусь прочь из плотского плена. Быть все время в закрытом, герметическом состоянии - земное чистилище. Но остается упование на благоприятную перспективу, только бы утвердиться во мнении, что дискомфорт пусть и неизбежен, если есть надежда на благоприятную перспективу. Сложное положение.
В земле вырыта небольшая ямка, прикрытая осколком толстого стекла. На стекло уложен, для маскировки, кусок дерна. Сейчас дерн отложен в сторону. Под стеклом - средоточие мира, тайна больного ума: два конфетных фантика, медный позеленевший ключ, старая монета, увядшая ромашка с больничного газона. Над стеклом склонилась, стоя на четвереньках, поводя из стороны в сторону ящерным хвостом, седая, коротко стриженая голова. Невнятное бормотание ее рта и раздувание губастых ноздрей, ее архитепическая вера в кудесников, Симона-мага, Фауста и Мефистофиля, очеловечили это лицо по-настоящему, до конца. Углы ее рта безжизненно свисают вниз, как кисточки потертой сонетки. И полный пансион, и блеющая терапия, и неисповедимый пророческий перитонит.

Во сне я продлеваю жизнь,
а в кайфе прибавляюсь скоростью,
переступая за карниз,
бреду над млечной пропастью.

Стар и млад волочится в мгновении,
на порогах чужие мезузы,
поколения жрут поколения,
и в коленях провисли рейтузы.

И приходят в цветастых шинелях,
панковатые шалые дни,
вьется сплин из тугой сигареты,
кружат ангелы в черных чулках.

Долог путь этой паствы нетленной,
окопычены пятки и лбы,
с беззаботностью мелкой монеты,
разлетаются их медяки.

продолжение следует