У портала пришвартовался нетленный блуждатель. Включаю заставку.
Интерлюдии с Лилит, бурлеск, лихая, без удержу, пляска травести. Карлики в красных камзолах разносят на отполированных до зеркального блеска серебряных подносах аппетитные горки чистейшего кокаина. На инкрустированных слоновой костью , в соблазнительно-томных сосудах, черное вино со спящими в нем джиннами. Все персонажи полупрозрачны и двигаются по стертым мраморным плитам немного замедленно. Вкруг действа обломки античных колонн, а чуть ниже ночной линии горизонта развалины Аркадии. В плакатно-синем небе две луны и варьете изумрудных звезд. Идет бутафорский снег. Доносятся стенания блуждателя о бедственных курьезах происшедших в покинутом им монастыре, безденежье и рожистом воспалении. Лукаво просит показать несколько раскладов и дать снадобье. Очень простодушный и незлобливый молодой человек, но болен. Увы, мои лекарства для людей здоровых.
Блуждателю, заинтригированному искусами психоделической кажимости и поднатаревшему в дигитальных путешествиях, раскрашенная устными преданиями космогония представляется в средневековом истолковании. Его космогония - тоже целиком средневековая, предшествующая Копернику. Безбрачие блуждателя делает его доступным моральным и умственным соблазнам. Возникающие время от времени в сознании блуждателя тени, наделены даром - предвидеть будущее, но через некоторое время эти тени таинственно исчезают, оставаясь блуждателем незамеченными.

Картина мачехи покойной,
напротив кресла, в зеркалах -
бокал вина и стул высокий,
и внемлют лики и чела.

Отец, еще стократ ругаясь,
прогнозы вычтет и зачтет,
и парадигма наверстает
и чек к оплате поднесет.

И будут два блатные брата
к ремню пристегивать кобур,
и красных туфелек прыгучесть,
и дуновений тихий пух.

Ошибка тайная в расчетах,
извоз за зглаз и за порчу,
не подходи, не трогай счеты,
не то прокатит, засечет.

И будут снова бить куранты,
с тобой ли без тебя,
и будут снова рдется банты,
на мавзолее Ильича.

продолжение следует