Письма туда и оттуда. 

ТУДА: Не хотела тебе писать, да опять скучаю. Плохо с нервами, пальцы жёлтые, в глотке рык. Знаешь, после того, как ты, я везде таскаю, как собачка какая, верёвки твоей обрывок. Знаешь, после того, как мы - только наши тени мне мерещатся по обоям, по стенам школ. И услужливо, на ночь глядя, рисует темень - камень в темя, в постель метель, золотой укол.

У меня всё в порядке, гладко. Живу как надо. Похудела, почти не пью, засыпаю поздно. Одногруппница вот познакомила с другом брата. Погуляли. Но это, видимо, несерьёзно. Помнишь, Бэб, как мы через овраг в монастырь ходили? "Толстый поп" нас потом прогнал. Ты был сильно датый. Расскажи, как там рай и ад. Тяжелы ли крылья? Ну а Бог, он какой? Он действительно бородатый?

Мне всё кажется, Бэб, что ты смотришь меня, как телек. Пока солнце не сядет... Ну, что-то у вас там светит? Блин, увидел бы кто, подумал - больная девка. На тот свет сочиняет, и думает, что ответят...

ОТТУДА:
Отвечаю. Ну мне-то тут ничего не светит. Лишь любовь твоя, когда ты обо мне вспоминаешь. Даже если ты это делаешь в туалете. Кстати, Машка, когда ты там лампочку поменяешь? Здесь всё время - всё тот же день, только очень длинный. Так и ходишь с говном в штанах, да с петлёй на шее. Вот встречался с Эженом - он высох, как балерина. Ну в могилке-то, ясное дело, не хорошеют. 

Паренька твоего я видел. Одет недурно. Он же в банке сидит, понятно, там жирно платят. Только ты, когда будешь с ним - обо мне не думай. Тесновато нам будет втроём на одной кровати. Не хотел бы смотреть - смотрю. Такова награда. И под рёбрами режет, как будто бы там живое. Суицидникам, Машка, ни рая тут нет, ни ада. Без конца помираю, а мог бы, мудак, с тобою...

Ты прости, был бухой, тебе розочкой в горло метил. А сейчас так кайфово слушать, как ты там дышишь. Ты живи, как живётся, Машка, не лезь в мой пепел. Ты ж врубаешься, знаю. И кстати - ты классно пишешь.

***

Так что ты глотай свой кофе и вишни льдистые, а ударили - так всхлипни и разотри.

И запомни - где-то есть ещё тот, единственный, кто живёт с такой же шуткою изнутри.

***

Ты заклеиваешь конверты и лижешь марки, солнце бьётся наверху тяжело и марко, и густым желтком стекает по волосам.

***

Двадцать пёрышек за плечами - облетели, пора линять. Я иду, шевелю ключами, люди пялятся на меня. В уши музыку, лейся песня, голос плавится заводной, нам, казалось, так сложно вместе, но ещё тяжелей одной. Выходи уж на связь с эфиром, слышишь, ты, я тебя люблю.

***

То ли дело вскочить, подняться, позабыть обо всём совсем, ведь тебе ещё девятнадцать, а ему уже двадцать семь... он шагает путём своим - почему же на целом свете тебе дышится только им?

И, давайте, вдвоём катитесь, ждёт холодная пустота, просто вы никак не хотите быть счастливыми, просто так. Просто чуять струной повздошной, что уже не страшна стена, просто стиснуть с утра ладошки, и от радости застонать. Нет, вы будете до рассвета, выводя из себя семью, выводить километры бреда в перегревшемся Ай-Си-Кью.

Я хорошая, даже очень, только глупая, как кирпич. Рах уж выбрал меня средь прочих - так изволь уж теперь, терпи. Выбрал, выбрал и, между прочим, - не ругал ведь судьбу свою. Мы ведь можем, если захочем быть счастливыми. Зуб даю.

***

Говорят - что будет толк в Эмилии или в Жанне,

Что форма, мол, сильнее, чем содержанье.

Задыхаюсь в скучности карандашной.

Не буду слушаться - назову Дашей.



Или Наташей, или, допустим, Милой.

А что - ну, обычно, ну, привычно, но мило!

Не будет красивой, черноглазой и грустной.

Всё равно не получится. Будет - русой.



Не напишет песен, с неба звезду не схватит,

Будет всё читать, устроившись на кровати,

Будет слезы лить, будет кошка ходить за нею.

Вышивать не будет уметь - ведь я не умею.



Или, допустим, будет Олимпиадой,

Хорошее, правда, имя - хоть стой, хоть падай.

По-домашнему: Липочкой, топольком, осинкой.

В платочке нажестко накрахмаленном синькой.



Всё-таки Дарьей. Маленькой и никчемной.

Худенькой девочкой с нежной пшеничной челкой.

Девочкой, с обкусанными ногтями,

Ей на вид - ну шестнадцать, ладно, натянем.



Будет ездить в метро, склонившись устало,

Будет ругать себя - мол, ничем не стала,

И всё равно - помирать или жить так дальше.

А кто-то посмотрит и только губами: "Дашка..."

И оборвется дыханье.
 

© http://izubr.livejournal.com/