В памяти практически всех ветеранов войны, чьи части в 1944–1945 годах находились на территории Западной Украины, сохранились драматичные и трагичные эпизоды, связанные с бандеровцами. Да и как могут они забыть мученическую смерть товарищей и, тем более, примириться с их палачами? Ведь речь идет не об официальном примирении солдат, сражавшихся, согласно присяге, по разные стороны линии фронта, а об отношении к тем, кто, не являясь международно признанной воюющей стороной, преступал все человеческие и божеские законы. Причем последние – несмотря на свою показную религиозность.
Военные воспоминания живущей сейчас в селе Лисичье Валентины Гавриловны Денисенко начинаются с первых часов нападения гитлеровцев на нашу страну. Жила она тогда в Тамбове и вместе с одноклассниками весело отмечала выпускной вечер. А когда наутро “протрубили репродукторы беду”, оба параллельных класса в полном составе отправились в военкомат, где все написали заявления о добровольном желании идти на фронт.
- Сразу же в армию взяли только наших мальчиков, - рассказывает Валентина Гавриловна. - Да еще одну мою подругу, имевшую диплом медсестры. Она и погибла вскоре, едва попав на фронт. Нас, девчат, бывших десятиклассниц, призвали на службу уже к середине июля 1941 года и определили в 56-й отдельный батальон внешнего наблюдения, оповещения и связи, сокращенно – ВНОС. В нашу задачу входило своевременное информирование о приближающихся самолетах противника.
Нынешнему поколению покажется, возможно, странным и смешным, но для этого на подходе к охраняемому объекту ставили деревянные выш-ки, на которых мы, 17–18-летние девчонки, напряженно всматривались в западный склон неба и о появлении фашистских самолетов над горизонтом сигнализировали командованию. Радаров тогда еще и в помине не было, так что приходилось полагаться исключительно на внимательность и зоркость наблюдательниц.
Охраняли мы подземный пороховой завод. По поднятой нами тревоге в небо поднималась женская эскадрилья, в которой сражались известные всем советским людям летчицы Марина Раскова и Валентина Гризодубова, настоящие героини. На фанерных “этажерках” они атаковали новейшие немецкие истребители, бомбардировщики, таранили и обращали в бегство асов хвастливого Геринга.
Враги подходили к нашим родным местам, в соседней области захватили Воронеж, бомбили Тамбовскую область, осенью сорок первого года вошедшую в зону театра военных действий. “Фрицы” во время налетов убивали и наблюдательниц, если им удавалось прорваться к вышкам.
До сих пор ощущаю сосущий под ложечкой страх, когда из-за облаков внезапно выныривали “фоккеры” или “мессеры” с крестами на крыльях....
А когда на фронте наступил перелом, и противника погнали на запад, наша часть была передислоцирована на Западную Украину, в город Ровно. Вот там-то мы и узнали, чем обычный страх отличается от леденящего ужаса.
Ожесточенность в тех краях достигла предела, или, как бы сейчас сказали, – беспредела, еще до вступления на Волынь Советской Армии. Тут уже несколько лет все воевали против всех: бандеровцы, польская Армия Крайова, советские партизаны. Вояки УПА истребляли не только всех заподозренных в симпатиях к “совітам”, но и вырезали польское мирное население. Десятки тысяч мужчин, женщин, детей и стариков были задушены, расстреляны, сожжены и утоплены. А уцелевшие бежали куда глаза глядят. Видели мы и разоренные польские села, и подвергшиеся ответным набегам украинские.
Верхом цинизма представляется сегодня нелепый торг, устроенный официальным Киевом с его сегодняшними друзьями – наставниками из Варшавы, по поводу того, сколько же мирных поляков уничтожили бандеровцы: 60 тысяч, как утверждает польская сторона, или же “всего” 15 тысяч, как насчитала украинская.
Вскоре и мы испытали на себе практическое применение известного лозунга Бандеры, что их власть должна быть страшной. Диверсии, нападения на советских военнослужащих, убийства мирных граждан не прекращались ни на сутки. Террористы заманили в ловушку военного коменданта города Ровно и отрезали ему голову. А потом эту голову на блюде прислали на его квартиру и вручили жене. Очень по-европейски...
В те же месяцы немцы продолжали сильно бомбить Ровно и его окрестности, а бандеровские банды нападали на наши наблюдательные пункты. Кому они при этом помогали, вопрос, думаю, излишний. Несколько наших девчат находились на постое у немолодой волынянки, сыновья которой воевали в отряде так называемой УПА. Мамаша известила сынков, когда наблюдатели пришли с дежурства. И бравые хлопцы нагрянули из леса со всей своей бандой. Девушки, укрывшись на чердаке, пытались отстреливаться. Но силы были слишком неравными. Эти нелюди захватили наших подруг живьем, долго терзали - изощренно, по-садистски. Примчавшиеся на выручку бойцы во главе с командиром майором Огурцовым нашли их изуродованные тела.
В Ровно не ощущалось ни минуты покоя. Наша часть, не считавшаяся фронтовой, снабжалась по более низкой категории, потому чувство голода испытывали мы постоянно. Но на рынок за продуктами ходить боялись. Потому что были случаи и отравления продуктами военнослужащих, и похищения их среди бела дня.
Один раз старшина предложил свободным от дежурства съездить в соседнее село, жители которого то ли разбежались, то ли были вывезены на восток, и нарвать черешен. На другой стороне села наши бойцы косили траву. Успокоенные этим обстоятельством, мы залезли на деревья и, повесив на шеи каски, стали собирать туда черешни. А автоматы поставили “козлом” на виду. Едва мы только приступили к делу, откуда-то появился мужичонка и с явным местным акцентом заявил, что если мы не уберемся отсюда, то “кто-нибудь” из наших же автоматов нас и «положит». И скрылся. Мы посыпались с деревьев - и бегом под защиту бойцов. Удивительно, что эта вылазка вообще закончилась благополучно. Ведь оуновцы непрерывно нападали даже на маршевые части, устраивали диверсии, подрывали идущие к фронту эшелоны с людьми и вооружением - то есть объективно помогали Гитлеру. Тех бойцов, которые, забыв об осторожности, по лесным дорогам в одиночку или мелкими группами догоняли свои части, бандюки захватывали в плен, насаживали на колья, резали на части, сжигали на кострах. А потом, переодетые в советскую форму, нацепив на грудь ордена и медали убитых, нападали на наши части, на села, выдавая себя за отряды НКВД. Такую подлую тактику они применяли постоянно.
Именно на Западной Украине мы впервые узнали, что есть места, где Советскую Армию воспринимают не как освободительницу, а как заклятого врага. Чьими же друзьями были оуновцы, несколько лет спокойно чувствовавшие себя при немецкой оккупации! Очень противно, когда нынче раздаются стоны по поводу справедливого возмездия, постигшего националистов. Разве не понятно, что с ними поступали в соответствии с законами военного времени?
Вспоминаю публичную казнь шести видных бандеровцев на городской площади Ровно. Они стояли на платформах грузовиков в добротных светлых костюмах, явно без следов пыток и избиений. Посреди оцепленной войсками площади – виселицы. Приговоренным накинули на шеи петли... Никто не выразил сочувствия – ведь за каждым из повешенных тянулся длинный кровавый след. Правда, ночью их “лесные братья” попытались отбить трупы, но неудачно.
Жителей тех сёл, где активно помогали бандитам и добровольно посылали сыновей в леса, депортировали в Сибирь. Заметьте, не сжигали живьем в домах, не топили в колодцах, не рубили головы, как поступали оуновские вояки с мирными поляками, евреями, русскими, да и украинцами тоже, а просто высылали. А нынче дети и внуки бывших ссыльных заседают в Верховной Раде, областных и городских советах, громят православные церкви, нападают на ветеранов войны. Короче, чувствуют себя вольготно на нынешней Украине, да еще добиваются морального оправдания палачей и уравнивания их в правах с победителями коричневой чумы. А жертвы их отцов и дедов истлевают в земле вместе с загубленными семьями, с малыми детьми.
И это справедливо? Почему пепел невинных жертв не стучит в сердцах высокопоставленных адвокатов бандеровщины? Не знаю, как вам, а мне страшно за наших детей и внуков, живущих в таком государстве.
Василий СЕМЕНОВ,