Предательская подоплека. Как русский язык выдает россиян

Язык с головой выдает менталитет россиян – подлинный, а не выдуманный в Кремле.

[45x] 
Мария Васильева 
предыдущие блогиРоссийская верхушка - это какой-то бестиарий, паноптикум и кунст-камераНельзя было найти честных людей, чтобы разоблачать коррупционеров?Почему Кивалов в Одессе потирает свои потные ручонки, радуясь задержанию автомайдановца?Все блоги автора

Язык мой – предатель мой. Можно переписывать учебники истории и творить альтернативную реальность посредством пропаганды, но привычные вроде бы слова выдадут с головой и столетиями формировавшийся менталитет народа, и темные страницы его подлинной, а не лубочной истории.

Вам знакомы слова "подоплека" и "подноготная"? Наверняка. Но вряд ли кто-то сегодня вдумывается в историю их происхождения. А ведь это буквально явка с повинной! Слова эти возникли во времена жестокой опричнины Ивана Грозного. Со временем от слова "подноготная" отвалилась вторая часть устойчивого выражения "подноготная правда". Загоняя иглы и гвозди под ногти, царевы люди выпытывали на допросах нужные им сведения. Заставляли оговаривать себя и других, добывая таким образом эту самую "подноготную правду". Слово "подоплека" имеет то же происхождение. Представьте себе дыбу – кошмарное орудие пытки, где человека буквально разрывали на части, постепенно увеличивая натяжение. В России на дыбу подвешивали, связывая руки за спиной и натягивая веревку, от чего руки выворачивались и выходили из суставов, причиняя человеку страшные муки. Отсюда и возникла "подоплека" - "правда", спрятанная под плечами, откуда ее вырывают пытками.

Обычное выражение "Ну что же мне надо из тебя каждое слово клещами тянуть?", означающее сейчас легкую досаду, тоже когда-то было вполне буквальным. Слова "пытка" и "пытливый" (склонный к дотошности в установлении истины) - однокоренные. Дословных аналогов этих слов не существует в украинском языке. Хотя жестокости и здесь хватало. Но все же она не была настолько обыденной, чтобы прочно занять свое место в языке. Украинцы не склонны ее культивировать. А поэтому и слов, имеющих такую этимологию, почти нет. Да, есть слово "допитливий", но произошло оно от слова "питання" - то есть означает не пытку, а вопрос. Пытка по-украински – "катування". Смогла вспомнить только архаизм "покарати на горло", означающий "казнить". Но и тот, по сравнению с "подоплекой", как-то лишен выдумки и изощренного садизма.

Или вот еще слово "наказание". По-украински дословно – "покарання". В корне слова - кара в ее библейском понимании, то есть справедливое воздаяние за грехи. В русском – приказ. Т.е. высечь холопа следует по слову вышестоящего, никакого намека на необходимость того, чтобы наказание было справедливым, заслуженным, в русском языке нет.

Слово "государство" предполагает, что в стране должен быть государь, иначе какая же это страна? По-украински "держава" означает нечто, что держит народ вместе, делает его единым. И никаких самодержцев, "сильных рук", помазанников божьих и прочего раболепия не предполагает. Все вроде бы просто, но чувствуете разницу? В Украине не было царей. Только князья и гетманы. Последних к тому же избирали на вече, им не боялись возражать и могли запросто "дати копняка", если те разочаровывали избирателей. Украинцы традиционно терпеть не могут свою власть, но любят свою землю и тяготеют к демократии.

А тот "русский мир", который время от времени пытаются вытащить из пыли веков в России, означает главенствующую роль государства, которым вполне может единолично управлять тиран, и подчиненное, приниженное положение народа, которому роптать возбраняется под страхом смерти. Роптать в России всегда было особым видом греха, порицаемого также и церковью, ибо стране нужен порядок, а всякая власть от Бога. Вы найдете еще хотя бы один европейский язык, где до сих пор было бы в ходу такое абсурдное для современности выражение, как "всякая власть от Бога"?

Все это прочно вросло в русский менталитет. Поэтому панический страх не только власти, но и значительной части населения перед Майданом, революцией – последствие уклада, существовавшего в стране не одно столетие. Для большинства россиян любая досрочная смена власти – революция. А революция, хоть бархатная, хоть шелковая, - это смута, страх перед будущим, насилие и кровавые мальчики в глазах. Уж лучше привычное, дозированное насилие государства над личностью, лучше бесправие и безысходность, чем изменения, необходимость которых почти никто не отрицает, но которые в голове у русского человека стойко ассоциируются с гражданской войной и разрухой. И это – одна из причин, которые толкнули нынешнего российского самодержца на отчаянные шаги – аннексию Крыма и развязывание войны в Украине сразу после Майдана. Ведь если бы не это вмешательство, украинцам удалось бы сместить удобный Путину режим безо всякой гражданской войны, разрухи и смуты. А что, если россияне, увидев это, утратили бы свою важнейшую для власти фобию и вознамерились последовать примеру Украины?

Но вернемся к словам. Вот слова из семейного обихода: невеста – та, что явилась невесть откуда. Говоря современным языком, неизвестно кто, неизвестно откуда, приперлась и собирается занять нашу жилплощадь и есть нашу еду. Дружелюбием и не пахнет, правда? А вот украинский перевод – наречена. Та, что предназначена тебе Богом, люби и цени ее, мужик. Или вот "золовка". Сестра мужа или жена брата, есть разные версии. В любом случае ее место в семейной иерархии тоже где-то в самом низу, то ли слева, то ли ближе к золе.

Русское слово "жена" означает просто "твоя женщина" и все. В более выспренной речи жену называют "супруга". Тоже ничего хорошего, супруга – та, что в одной упряжке с тобой, супруги – те, кто тянут лямку семейной жизни вместе. Радость или счастье в это понятие не включаются, они как бы лишние. По-украински "дружина" - это друг, полноправный представитель твоего клана. Слово "дружина" означает еще и "воинство", а значит, слово "дружина" может толковаться еще и как товарищ по оружию, соратница.

Украинский язык безгранично нежен по отношению к детям. Немовля, люлька, лелека – от этих слов буквально веет теплотой. Сравните их с русскими словами – младенец (ребенок младых лет), колыбель (колеблющаяся, колыхающаяся кроватка), аист. Констатация голого факта, все. То же самое со словом "родители" - это те, кто родили. Точка. Никаких намеков на дальнейшие обязательства перед детьми, как, например, в слове "батьки".

Недостающую нежность русским словам принято добавлять с помощью уменьшительно-ласкательных суффиксов. Ребеночек, матушка, батюшка, женушка. Если вы заглянете на русскоязычные женские форумы в Интернете, вы будете ошарашены количеством таких суффиксов, которые женщины лепят к чему ни попадя. Масик, лялечка, сисечки, трусики – любовь и нежность для этих женщин в таком хроническом дефиците, что они рождают бесчисленных словесных монстров, лаская себя ими сами. Или вот имена, под которыми они ведут весь этот щебет – Ленусик, Ольчена, Настена – это симптом все той же вечной нехватки нежности.

Отдельная тема – любовное коверканье слов, означающих еду. "Тортик с вишенкой", "вкусненький пирожок", "обалденные помидорчики", "спасибо, Ленусик, за рецептик, я его в копилочку"! Еда для этих людей – лакомство, а не пища. "С зарплаты покупаю детям фрукты, полакомиться", - пишет женщина, между прочим, имеющая работу. Просто денег эта работа приносит так мало, что еду не едят, ею лакомятся, ее обожествляют. Вспомните возмущение русской женщины, на известном видео кричавшей: "В украинских детских садиках детям дают на обед кашу и вот такую большую котлету! А у нас – одну гречку! А мы еще должны их кормить"? – кипятится она, имея ввиду огромные дотации на аннексированный Россией Крым, платить за который приходится своим благополучием.

Разумеется, ничто не следует возводить в абсолют, но язык предательски выдает россиян. Их хмурый, суровый нрав, их невеселую, трудную жизнь, их манеру обращаться к незнакомцам без излишней вежливости, замкнутость и настороженное, даже враждебное восприятие внешнего мира. Не имея ни возможности, ни желания утолять их печали, российская власть насаждает в их головы страх перед внешним миром, где якобы одни враги, плетущие козни и желающие их краха, всячески поощряет их мрачные фобии и пестует их несбыточную мечту о новом величии, добиться которого можно, разумеется, только так, как веками поступали с ними самими, - страхом и порабощением.

"Но вы же живете ужасно"! – воскликнула я как-то много лет назад, общаясь с одной образованной москвичкой. "Ну и что? – ответила она мне. – Зато нас все боятся".