РЫБАК РЫБАКА
Петя и Яков Михайлович отыскали таки скамеечку в благословенной кружевной тени(штампец) местнорастущего тополя ( Э, не пойдёт, посажу ка я их под раскидистую шелковицу в честь Евгенидиса).
(Дже́ффри Кент Евгени́дис (англ. Jeffrey Kent Eugenides, р. 1960) — американский писатель, лауреат Пулитцеровской премии за роман «Средний пол». В романе много про шелковицу. Авт).
Итак, шелковица, кружевная (вот привязалась) тень и фиолетовые мазки раздавленных на цементных плитках тротуара ягод. Яков Моисеевич тостует, подняв гранёный стакан на уровень правого глаза, а левым ловит сквозь розовую влагу солнечный зайчик. Вы бы хотели узнать кто такой Яков Михайлович и что есть гой еси "гранёный стакан"? Говно вопрос, просвещаю.
Гранёный стакан - символ эпохи, источник фольклёра и ностальгии по реалиям развитого социализма: "по рубчик", "на два пальца", "до дондышка". Когда незабвенный (или все забыли уже?) Н.С. Хрущёв на твёрдого картона обложку моей младшеклассной Родной речи помещал мечты о близёхоньком коммунистическом будущем (Наше поколение будет жить при коммунизме!): даму в дармовом санаторском шезлонге, бесплатный троллейбус и не помню ещё что, вместо всей этой лабуды нарисовал бы он гранёный стакан, доставался сосуд действительно даром и каждому по потребностям (Или по способностям? Историки партии меня поправят). Стаканы, кстати, Петя и Моисеевич вымыли и вернули на место. Вот такую бы сознательность всем членам общества "советский народ", жили бы мы сейчас в обложке "Родной речи". Но это всё сказки дядюшки генерального секретаря.
О сказках.
Вернёмся к задачам искусства в целом и литературы в частности. Два профессиональных изготовителя парадоксов полагали: первый, что искусство единственное лекарство от одиночества, другой, что оно утешительный приз за бессмысленность существования. А я считаю …ан умная мысль, афористичная в своей краткости не родилась. Спите спокойно орлы боевые Оскар и Бернард, вы всё придумали на триста лет вперёд. Уальд помер в 1900м, в год открытия всемирной выставки в реконструированном Лондонском Хрустальном дворце, в год, когда Баум написал Волшебника страны Оз, Фрейд «Интерпретацию сновидений», а Пучини «Тоску». Не пропсихоанализировал Зигмунд Фрэнка, представляю, каким педофилом выбрался бы из этого приключения американский сказочник, с его кукольной Дороти и маленькими ножками в серебряных (?) башмачках. А добрейший был человек, утверждал, что детям не надо рассказывать про убийства и насилие. В его книгах НИКОГО не убивают. Это Волков в Изумрудном городе охулки на руку не кладёт – людоеда (у Баума людоед не мыслим, как категория) по башке топором – хрясь, кота дикого опять же топориком на две равные половинки. Тварь я дрожащая, или право имею? Волкову простительно, он писатель отечественный, это у них буржуазный индивидуализм, а у нас народу не жалеют исторически. Людоед, вы, батенька, и враг народа. Топориком по головушке. Котик следующий. Бесконечна череда криминальных трупов в произведениях детского писателя Волкова. Тихая старушка, народная целительница-травница с подозрительной по пятому пункту фамилией Гингема мирно варила змеиный супчик и была садистски раздавлена летающим домиком. Ладно, спишем покойницу на дорожно-транспортное происшествие. Другая бабушка с не менее породистой фамилией Бастинда, бабушка больная, страдавшая омброфобией (боязнь попасть под дождь) приняла смерть жуткую. Маленькая девочка-ромашка облила гидрофильную гражданку водой. Чего же тут жуткого, спросите вы? Вода, возможно присутствующие в зале химики меня поправят, является по теории Льюиса донатором протонов, а следовательно - кислотой. Теперь фраза приняла нужный репортажный 600 секундный оттенок: несовершеннолетняя обливает пожилую гражданку кислотой. Девушка задержана до выяснения, башмачки приобщены.
AB OVO
Жидкость в стакане Якова Моисеевича это вкуснейшее, красное, креплёное вино, добытое Моисеевичем без привлечения посоха и долбёжки скалы, всего лишь за 50 коп одной монетой в разливальном автомате (О, времена! Мама, роди меня обратно).
(И поднял Моисей руку свою и ударил в скалу жезлом своим дважды, и потекло много воды, и пило общество и скот его).
А чудесное превращение честного хохла Герасимова А. М в ортодоксального иудея Гробового Я. М. объясняется ещё проще, людям старшего поколения понятен грустный смысл 5-й статьи и невозможность без артистического псевдонима появляться на сцене без скрипки в руке если ты Моисеевич. Но хочу утешить читателя, по ходу романа артист вернёт себе родовое имя и оно прозвучит, да как ещё прозвучит!
Для почину нашего симпозиума - вещал Яков Моисеевич - хотелось бы выпить за наше случайное, хотя в случайности нашего мира я не верю, знакомство. Уверен, что оно не только продлится во времени и пространстве, но процесс послужит взаимному удовлетворению сторон. Яков Моисеевич гимназиев и пажеских корпусов не кончал, стыдно признаться, но в стране поголовного обучения он не осилил и восьми классов средней школы, однако, блеснуть эрудицией и иностранными словами (мова не в счёт) любил. В левом глазу Моисеича кроваво переливались отблески красного креплёного, что, вкупе с лысиной, придавало ему некоторое сходство с покорёженным терминатором (Стоп, какой к бесу терминатор в 197-м, анахронизм просочился. Авт).
Мудрено больно, подумал Петя, но дарового винца отхлебнул. Внезапно глаза его увлажнились, он сипло закашлялся, так что Моисеевичу пришлось треснуть его между лопаток. И совершенно зря, к красному винцу и не такой противности Петя был привычен и приступ был вызван отнюдь не попаданием продукта на голосовые связки. Петя полюбил! К скамейке приближалась трепеща крылышками феи гурия рая, стюардесса, мисс красоты краснодарского края и тд и тп. Покачивание её бёдер вступило в резонанс с трясущейся головой Пети, и из неё (головы) просыпался и растворился в туманной дали образ прекрасной казашки, будушей матери восьмерых детей.
Но, если я люблю ее, не зная,
Как полюблю, когда узнаю глубже!
Покуда мне знаком лишь облик внешний.
И что же? Мой рассудок помутился,
И, нет сомненья, мой ослепнет взор, 
Увидев совершенство в полном блеске.
Вильям Шекспир Два веронца.
Долго подбирал я картинку иллюстрирующую трам-тарарам в Петиной головушке. Ну, вот так приблизительно. (смотри выше)
Понятно, что Жанна (сценический псевдоним) A.C.A Евгения Овчаренко предстала перед Петей несколько более одетой, "не в полном блеске" по Шекспиру, но глаза влюблённого проницали лёгкий покров её одежд также легко, как рентгеновские лучи поношенную больничную простынку. Жанна служила в передвижном балагане Якова Моисеевича в качестве ассистентки, ну и так, по мелочам. Сам Яков Моисеевич Жанку не трахал, что достойно удивления, Евгения Овчаренко, учащаяся кулинарного ПТУ трахалась часто и охотно, но больше от скуки, чем за деньги. Представляете душевную тоску девушки, которую пользуют почём зря поварята, борща с помпушками сварганить не умеющие, а не только что доставить женщине удовольствие.
Выехавшую на летнюю практику в курортную столовку Евгению приметил другой ассистент Моисеича - Федя (фамилии Федора никто никогда не узнал, Федя он и есть Федя). Федя говорил мало, а физически был могуч необычайно. Евгении понравились некоторые особенности его организма, собеседник ей был не нужен, говорила она за троих и слушала только себя, поэтому без всяких угрызений совести покинула место у печки ( специализироваласть на выпечке), была приведена "за рога" в труппу Якова Моисеевича и с энтузиазмом погрузилась в полную приключений жизнь "передвижников". Толку от неё на сцене было немного, но гибкие движения впечетляющего "стана" и глубокие наклоны в миниюбке (ремешок туфельки поправить) хорошо отвлекали внимание мужского контингента публики от технических моментов фокусов Якова Моисеевича. Отвлечение внимания - учил он ремеслу Петю, краеугольный камень внушения в бодрствовании:
Словом, в состоянии рассеянности, когда наше "я" чем-нибудь занято или отвлечено в известном направлении, мы получаем состояние, благоприятствующее внушению.
Бехтерев В.М. Внушение и его роль в общественной жизни.
Яков Моисеевич книгу Бехтерева, естественно, не читал, а всё постигал эмпирическим путём. Он был самородком и самоучкой, если не считать краткого пребывания в школе КГБ, где его таланты пытались утилизировать на благо родины. Прикинувшись по армейской терминологии "вещь мешком" и успешно скрыв истинный масштаб своих талантов Яков Моисеевич предпочёл посмертным орденам карьеру бродячего артиста и ни разу об этом не пожалел.
БЕГ.
Второе дыхание.
Отправим наших героев на время в лирическое отступление допивать креплёное и вернёмся в каморку папы Пети. События тут приняли драматический оборот и ускорение более приличествующее диарее и ловле блох. Пётр Яковлевич на манер льва в клетке зоопарка рыскал по дагонали из угла в угол не обращая никакого внимания на недоумённые взоры девушки. Которая от нечего делать и пользуясь отвлекшимся хозяином мирно смолила запрещённую им ранее сигаретку. Можно предположить, что возбудили почтенного пенсионера воспоминания кудрявой юности или коварный план трахнуть таки гостью поднялся из предстательной железы, но нет, воспоминания присутствовали но были крайне неприятны и беспокоили Петра Яковлевича до чрезвычайности. Перед его мысленным взором, туманя взор оптический, маячило изображение обитой брезентовыми матами камеры без окон, мигающий красный огонёк в верхнем недосягаемом углу и круглый зев унитаза из мягкого пластика в досягаемом нижнем. Дополняли картину, брошенный на канвасный пол синтетический матрас и неразрываемая (пробовал) зубами подушка.
НЕТ, НЕТ, НУ УЖ НЕТ - бубнил карамболящий Петр Яковлевич и, вдруг, взглянув на Елену так, будто увидел впевые, успокоился. План, поражающий своей реальной выполнимостью, как-то сам, по пунктам выстроился в мозгу.
To scheme that way:
1. Снискать бабла. (элементарно)
2. Добыть документы (непросто).
3. Свинтить в голубую даль.
- Сиди здесь, никуда не уходи, никого не впускай - давал краткие целеуказания Пётр Яковлевич натягивая парадно-выходные брюки
- будешь слушаться, получишь сама знаешь что, брыкаться будешь, лишу довольствия.
Елена чуть не подавилась сигареткой, настолько внезапно преобразился мямля пенсионер в резвушку отставника. "Настоящий, блин, полковник" подумала она несколько робея.
Пётр Яковлевич потратил ещё некоторое время на поиски целого, незагаженного пакета и выпорхнул из дома не закрыв двери (замок всё равно пяткой можно открыть). На улице, перейдя на шаг, он направился к первому отсечному пункту намеченной траектории - ларьку, где сноровисто затарился нужными инградиентами. На этом, в результате технического дефолта, финансирование проекта временно было прекращено.