ОКУДА ДРОВИШКИ или
Зарыто наследство старушкино
Под камнем...
На площади Пушкина!
Сергей Михалков.
В конце нашей истори Петр Яковлевич встретит Гробового и покривит душой, заявив, что не имеет информации о его деятельности в промелькнувшие как фанера над Парижем годы. На самом деле он пристально отслеживал стремительный полёт экстрасенса на самые верхние гнездовья истэблишмента, без зависти и какого-нибудь шкурного интереса, так для самообразования. Моисеич, начав с теледурилок (поставьте банку с водой перед экраном и т.д.) лётом протиснулся в плотно сомкнутый кружок потрясающих бубнами шарлатанов приближенных к организмам сильных мира сего. Весьма успешно исцелял Яков Моисеевич головную боль, болят таки головушки и у царей и у псарей. Непросто хронически наёбывать народ, разок и дурак сумеет, а ты попробуй лет десять кряду. То то. Не брезговал целитель и другим концом (концами?) и геморрой поджимал и эрекцию налаживал и фригидность отваживал. Борт №1, президентский лайнер от порчи заговаривал. Ну, бабла фонтан открылся неиссякаемый. Но, не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычецей морскою. Решаемый вопрос, и благодарные элитарии цепляют на хлипкие плечи золотые генерал-майорские погоны, что вкупе с криво сидящей на семитской головушке фуражкой производит потрясающий эффект. Плакать или смеяться, вот вопрос вопросов.
Все герои моего романа имеют реальные прототипы, "Моисеича" в генеральском мундире не нашёл, но вот не тем будь помянута знатная эксплуататорша царской дури, в мундире и при регалиях.
Господи! Когда ты пошлёшь Родине вменяемого царя, чем прогневали ?
Пётр Яковлевич и плакал и смеялся, но завидовать не завидовал, хоть и паслись на смежных лужайках, всем в сумасшедшее то время хватало, никакой конкуренции. Пётр Яковлевич трупы из гроба не поднимал и совсем уж одиозной деятельности чурался. Фокусы его производсва были безобидны, а иногда и полезы клиенту. Деньги он брал с особей, которым их девать было некуда, а прочим страждущим старался (искренне) помочь, что иногда, не часто и удавалось. Денег собиралось много. Найти им употребление Пётр Яковлевич не мог изобрести, хоть и старался. К загулу и прочим элементам сладкой жизни он был равнодушен, за секс не платил принципиально, молодому Петру и так перепадало, а пожилому не очень и приспичивало, чтобы тратиться. Проживал Пётр Яковлевич на съёмных квартирах, непритязательных жилищах разной степени задрипанности, что, как ни странно, добавляло доверия и расположения именно от состоятельных клиентов. Цветистые бумажки валют и аскетичные рублёвые активы Пётр Яковлевич складывал в хозяйственную сумку, а когда набралось пуда два, отоварился объёмистой спортивной. До переучёта, пересчёта и сортировки дело так и не дошло. Хозяйственные нужды Пётр Яковлевич удовлетворял из карманных, в прямом смысле денег, а когда купюры начинали вываливаться из карманов, сгружал их без счёта в спортинвентарь. Со временем пришлось увязать разномастные пачки и утрамбовать содержимое. Ридикюль в отсутствие хозяйки Пётр Яковлевич укрыл под гнилыми половицами летнего домика Мяси. Отсутствие было необходимо, бывшая работница советской торговли не смогла бы удержаться а недостачу легко мотивировать плохими условиями хранения, усушкой и утруской.
У САМОВАРА Я И МОЯ МЯСЯ
В вольшанце Мяси можно попасть пройдя под железнодорожным мостом и углубившись в больше похожую на лесную просеку Паровозную улицу. Когда то (да как вчера, блин!) по берегам Паровозной располагались весёлые домики выездных детских садиков, куда мелким горохом выкатывалась на лето в автобусных колоннах пищать на природе городская мелюзга. За время капиталистического возрождения заглохла улица, замохнатились тёмные ели, загудели таёжным гнусом. В домики-развалюхи заселялись теперь на летний курортный сезон городские бомжи и местные крысы, и те и другие с наступлением холодов возвращались в городские подвалы. Если продолжить таёжный маршрут Паровозной, то заберёшься в совсем уже нехоженные дебри. По слухам там на манер йети обитают дикие лесные бомжи, изредка в поисках деликатесов вместе с лисами проверяющие городские помойки. Но сам не видел ( и йети тоже) врать не буду.
Войдя в бунгало Пётр Яковлевич без лишних прелюдий озадачил Мясю сервировкой стола, для чего не впервые использовался ящик из под картошки (советского производства, надёжный, не чета нынешним хлипакам) и газета Литературная Россия, также толстая и надёжная. Сам же Пётр Яковлевич направился в угол жилища, где из под кучи гнилых досок и слежалого хлама извлёк заветную тару. Невежливо повернувшись к хозяйке спиной, он продолжительное время копался в недрах сумы, но наконец облегчённо вздохнул, обнаружив искомое - пачку отечественных дензнаков крупного номинала в силикатный кирпич толщиной. На глаз разделив пачку Пётр Яковлевич одну половину протянул Мясе, давно скрипевшей за спиной половицами в параксизме невинного любопытства.
- Спасибо Мяся, прими на хозяйство. Много не даю, забалуете. Не поминайте лихом, уезжаю далеко и навсегда.
- Окстись, Яковлевич, кому ты там вдалеке нужен?
- Эх, Мяся. А тут кому? - Пётр Яковлевич приобнял Мясю за пухлые плечи - Думаешь хочется мотаться на старости лет? Нужда припёрла. Киношке и Зосиме отмусоль маленько. - Пётр Яковлевич закинул ремень сумки на плечё и, не оборачиваясь, вышел через то место, где во время оно располагалась дверь.
- На посошок, Яковлевич! - Мяся простёрла руку в сторону ломившегося от яств "стола". Но Яковлевич поступательно удалялся по Паровозной и лишь отмахнулся не оборачиваясь.
МЯСЯ. Или нет повести печальнее на свете.
Свой нынешний высокий статус и почётное звание бомжихи Мяся приобрела пав жертвой перестройки, гласности и (в большей степени - ускорения). Ускорили Мясю, задолжавшую какие-то пустяки за коммунальные услуги, дружеским пендулем из собственных двухъярусных апартаментов судебные приставы. Коммунальный неплатёж - официальная версия, на деле двухъярусные хоромы в курортном городке приглянулись кому-то власть или бабки имущему. А как всё прелестно начиналось! В гнусные времена застоя Мяся прибыльно торговала в ларьке картошкой-моркошкой (продукты ещё не перешедшие тогда при клятом социализме в разряд деликатесов. Так, дедушка шутит, попрошу отдел "К" не напрягаться, я в общем и целом за буржуинство, желательно не в нашей деревне, но поздно пить боржом, когда дырка в .опе). На переломе эпох Мяся хапнула целый магазин! Центральный! Но, дьявол в деталях. Масштабом Мяся ошибласть, время требовало именно масштабного воровства, а не дырки в гирях на картофельных весах сверлить. Слопали Мясю конкуренты, отжали и магазин и весь прочий хрустально-ковровый соцдостаток. Остался у Мяси неистребимый оптимизм, приверженность портвейным напиткам и круг верных друзей. О перечисленных выше трёх номенклатурах многие барыги, возлежащие в шезлонгах в шелковых носках на южном французском берегу безнадёжно мечтают. Так вам и надо, иноагентам, Мясе в портвейн друзья не плюнут, а ваш слуга малаец в мадам клико ещё как.