Я умерла через вечность после тебя… И я всё помню.
Когда ты появился на этот свет, все уже знали, что ты будешь самым прекрасным созданием: сильным, красивым и совершенным во всём. Все восхищались тобой, радовались твоей красоте, и даже я.
Мы родились здесь, на этой Земле, но в разных Родах. Мы такие разные, разве могли мы быть счастливы вместе? Ты рос крепким красавцем, смело смотрящим ввысь. А я – маленькая, щупленькая и неуклюжая – тайно и с восхищением разглядывала тебя, молча трепетала, тогда ты бросал на меня свою тень.
Слишком поздно я поняла, что люблю тебя. У нас было бы больше времени наслаждаться друг другом, если бы мы были смелее… Только в ночь Купалы ты заговорил со мной, нежно спросив:
- Не холодно ли тебя, дееееева?
Ты наклонился и заботливо обнял меня:
- Люблю-ууууу тебя-ааааа…
С тех пор я уверовала, что вечность создана для нас.
Помнишь, как мы молча смотрели с нашего утёса на заливные луга и звездное небо? Как прислушивались к щебету птиц и гадали на речных камушках-перекатах, когда придёт зима.
Зима. Я всегда её ждала с нетерпением. Зимой ты, мне кажется, всегда был ближе ко мне. Я помню, как ты своими могучими руками стряхивал с меня снежные шубы и тихо шептал:
- Раааадость моя…, - и игриво перебирал мои локоны. Помню, помню, как обнимал меня и прятал от бури, закрывая от всего мира своим исполинским телом…
А как весной мы трепетали и радовались, когда птахи щебетали вокруг нас, и я танцевала от счастья. Ты улыбался и приговаривал:
- Любииииииимая…
Помнишь, как ты тряс своими космами, чтобы все осенние капельки сапфирами осели на мне, переливались. А я возмущённо шуршала и тянулась к тебе.
- Душшшааааааа моя-аааааа, - кричал ты в небо. Весь мир был счастлив с нами. Небо хранило нас. Земля одаривала и баловала нас…
… Я как-то сразу почувствовала смерть. Ты не поверил мне, звонко смеялся надо мной, трусихой… Они пришли на рассвете. Они пришли убить все, что у нас было. Уничтожить мой мир… Незнакомый звук раздирал наш мир в клочья. Ты так ничего и не успел понять тогда, только крепче обнял меня и грозно смотрел на эти существа… Боже, как было страшно видеть твою смерть. Я ничем не могла тебе помочь и молча смотрела, как ты уходишь…
… Всего десять вечностей человек лишал корней великолепный и могучий кедр. Целую вечность человек убивал на высоком утёсе счастье двух Душ. Кедр стонал и возмущённо хрустел. Его ветви крепко-накрепко за века переплелись с высоченной красавицей-елью. Она кричала от ужаса щебетом испуганных птиц в её ветвях. Она звала все миры на помощь, ощетинившись своими изумрудными иголочками. Тщетно… Кедр рухнул, так и не опустив своих крепких рук, обнимавших любимую ель. Вырванные сплетённые с кедром ветви обнажали тело красавицы, расщепив её на части. Прыснула слезами и покрыла северную сторону ели липкая смола смерти. Кедр умирал медленно и с каждым ударом топора весь лес слышал: «Аааах… прощааааай душшшааааа моя-ааааа…Аааах…».
Опустел утёс.
Люди ушли, волоком таща обрубок древа, который сегодня утром ещё было прекрасным и совершенным созданием. Ель одиноко стояла на теперь холодном, обдуваемом всеми ветрами утёсе, и с ужасом клонилась к обрубкам – ветвям кедра. Она как будто силилась собрать все эти частички любимого и оживить… Лес замолк в ужасе… Плача в очередной раз, лес шептал зеленью упокойную молитву убиенным влюблённым.
- Ну что ж поделаешь-то, дева, поплачь, душенька, поплачь, - вернувшийся человек с седой лохматой бородой тихо проговорил изуродованной расщеплённой ели. – Прости уж нас за убиение. Завтра требу принесу и помолюсь здесь Велесу… Видать, любили вы друг друга. Эхе-хе, вона как переплелись-то вместе…
- Дедусь, ну что ты опять с деревами говоришь!? Это ж просто дерево! Завтра порубим на баньку и эту раскоряку еловую. Пойдём уже, подвода скоро подойдёт, - крикнул кто-то из глубины леса.
- Эхе-хе, ирод ты, Сенька! Это ж тож душеньки-то живые… Жить и жить бы им, ан нет, курабель им подавай, тьфу ты! Прощение просить надыть у батюшки-леса за такое… Эхе-хе…
***
Я - просто дерево…
…Я умерла через вечность после тебя…
Я умерла вчера… и я всё помню…