На Земле семь миллиардов человек. И каждую секунду кто-то рождается, а кто-то умирает. Война, болезни, несчастные случаи или просто старость - работы для Смерти непочатый край. И от постоянной работы неизбежно тупится её старая коса. Иногда приходится точить этот старый инструмент, и тогда работа идёт быстро и легко: вжик — и готово, следующий. Но, когда коса в очередной раз затупилась, дело идёт медленно и Смерти приходится попотеть. Она нудно пилит своей тупой косой нить жизни, которой прикреплена душа к телу. И медленно, в течение нескольких дней, волокно за волокном, эта нить становится всё тоньше и тоньше...
Эту нить не увидеть глазами. Если она надрезана, хоть чуть-чуть, то всё, эти концы волокон нельзя связать или сшить, как кровеносные сосуды. Это необратимо. И на одно разрезанное волокно ты ближе к финалу. Врач может лишь дать некоторую отсрочку этого времени или облегчить боль. Но, рано или поздно, нить будет разорвана и Смерть получит своё.
И вот сейчас она была здесь, в этой старой палате с побелёнными стенами, деревянными оконными рамами и, крашенной белой эмалью, дверью со стёклами. На кровати, укрытая одеялом, лежала маленькая старушка. Ей уже не было дела ни до чего вокруг. Ей было больно, несмотря на уколы, и от этого она тяжело и с надрывом дышала. Полуприкрытые опухшими веками, глаза её уже ничего не видели. Сознание было где-то далеко, а душа держалась на последних тоненьких ниточках. Я сидел рядом на старом фанерном стуле и держал её за чуть тёплую руку. Не думаю, что она чувствовала это, но хотелось бы верить, что от этого ей было немного легче.
А костлявая фигура в тёмном балахоне и с косой топталась рядом. Она ходила вокруг больничной койки кругами, нетерпеливо выглядывала в окно, бросала недовольные взгляды через плечо и, казалось, стеснялась моего присутствия. Как будто я мешал ей работать и отнимал время. Ведь это действительно её работа. Как говорят американцы — ничего личного, только бизнес.
Я сидел так некоторое время. Заходили врачи, медсёстры. Смотрели, мерили старушке давление и поправляли капельницы. Потом я ушёл. Ни о чём не думая, я шёл по длинному больничному коридору мимо таких же палат, мимо врачей, мимо больных. Я знал что будет дальше.
Смерть снова принялась за работу и, уже ни кого не стесняясь и недолго усердствуя, разорвала последние тоненькие ниточки жизни. Затем взяла за руку ещё одну высвобожденную душу и увела в свои владения, оставив настрадавшееся тело на больничной койке. Не стало бабушки...
А на улице тёплый, яркий и солнечный осенний день. Деревья стоят ещё зелёные, но уже местами осыпаются пожелтевшие листья и шуршат под ногами. Ветер колышет кроны высоких тополей. На Волге ослепительные солнечные блики заставляют щуриться и прикрывать глаза руками. Небо высокое и голубое-голубое... Наверное, обидно уходить в такой прекрасный день и понимать, что ничего этого ты уже никогда не увидишь, и что раньше ты не замечал этого, а теперь уж поздно. Жизнь даётся нам один раз и теперь уже не вернуться назад, не насмотреться, не надышаться, не исправить ошибок.
28 сентября 2015 г.
