"Калигула" в Театре на Юго-Западе

Взгляд на сцену, комментарии со сцены

…Я не стану говорить ни о чем, кроме своей любви к жизни.
Но я расскажу о ней по-своему.

Альбер Камю

Книг, о которых можно говорить всегда и всегда находить что-то новое, не много. Подобных спектаклей еще меньше, но "Калигула" в "Театре на Юго-Западе" входит в их число.

Калигула зачастую выступает синонимом вседозволенности, жестокости и разврата. Отбросим эти стереотипы, не станем вспоминать одноименный фильм. Канва исторических событий в руках Альбера Камю обрела совсем иной смысл, на сцене в нее вдохнули жизнь. Сражений с Нептуном за морские раковины и кораллы не будет, предстоит битва с самим собой. Как выглядит этот бой из зрительного зала и что видит в нем исполнитель главной роли Олег Леушин?

"Словно зеркало большое, отражавшее реальность,
Разлетелось на мильоны искривлений, капель, снов" (здесь и далее А. Белянин)

Добрый правитель, совестливый и мудрый вдруг исчезает, а появившись, выносит приговор всему миру и приступает к его исполнению. Бросает вызов небу и берет на себя смелость перемешать судьбы, жизни, свет и тьму. Привычные понятия теряют свой цвет: белое получает минус, а черное становится плюсом. Его поступки, слова идут вразрез с привычной картиной и не поддаются пониманию. Ответ очевиден — он стал сумасшедшим. Не зря же написано множество трактатов на тему «болезни сильных мира сего», где обязательно упоминается внук Цезаря. Но мы договорились отбросить стереотипы и исторические факты.

— В данной ситуации Калигула — нормальный человек, поставленный в определенные жизненные условия. Если считать, что он больной, тогда все очевидно, но это неинтересно. А вот когда здоровый человек начинает ломаться, пройти с ним, показать весь процесс от начала и до самого конца — совсем другое. Пьеса об этом, именно это я хочу донести.

У Калигулы иной недуг, неподвластный лекарям, — болезнь души, сердца, всего вместе взятого. Измерять нужно не температуру тела, а температуру мысли, души, сердца. Внутри все закипает, возникает особая идея — подарить миру свободу и равенство. В чем мог оказаться такой вирус?

— Думаю, изначально — дикое опустошение. Неожиданно в жизни теряется опора, и ты находишься в подвешенном состоянии. А вокруг гуляют ветра, которые могут понести в любую сторону; корни, единственное, что хоть как-то удерживало, исчезли. Потеря и одиночество, которые нужно чем-то заполнять, но чем и как? Тут и приходит осознание той самой несправедливости мира — почему у меня отобрали то, что я любил; то, что меня как-то грело; то, что меня держало?

Потеря открывает несовершенство мира — судьбу не понять, все происходит неправильно. В пустоте открывается истина, в которой легко заблудиться, — "люди смертны и потому несчастны". Как соединить эти составляющие. Быть несчастным, думая о собственной смертности, или помня об уходе окружающих, или остановившись на общей безысходности? Предлагаю следовать за Калигулой.

— "Люди смертны и потому несчастны", несчастен тот, кто остался живой, — вот его логика. Калигула сейчас несчастен, почва под ногами исчезла. Кто уходит, ему уже все равно, тот, кто остается, — несчастен. В этом его несчастье, в этом его логика. Хочется оправдать его внутреннюю позицию именно ходом мыслей, развитием чувств. До какого состояния может дойти любовь, которая резко перешла в ненависть, но не ушла совсем. Ведь она витает в нем постоянно, ради любви он пытался все это сделать, но она для него стала со знаком минус.

Изменить знак, открыть сомкнувшееся вдруг пространство могло только невозможное. Но кто достанет луну с неба и станет ли она спасением? Нет ответа. А пока мир таким, каков он есть, выносить нельзя. Замкнутое пространство от потери руками не раздвинуть, оно рушится и убивает. Стены легко отступают перед властью. Калигула строит новый мир — свободный от ограничений, свободный для него. Свод новых жизненных законов пишется под диктовку разочарования, но вдохновение берется из теплящихся воспоминаний о светлых мгновениях.

— Границы морального кодекса Калигулы становятся слишком широки. Как у любого человека, в нем есть основополагающие моменты — дружба, любовь, предательство. Но в какой-то момент эти границы расширяются. Любовь понимается по-своему, предательство — по-своему, измена понимается по-своему. Из морального кодекс преображается в антиморальный, естественно, в восприятии окружающих.

Цель обозначена — невозможное сделать возможным. Начинается игра с самим собой, игра с миром, игра, которую понимают лишь избранные. Кто-то принимает ее, кто-то соглашается с нею, поддерживая безумную поступь, иные борются. Все безуспешно. У автора идеи слишком много власти, и он позволил себе воспользоваться ею. Почему бы нет? Я — император, у меня есть власть, я ею пользуюсь, а границы определяю сам, мое призвание — дать шанс невозможному. Логика неумолима, но она заводит в тупик.

— Оправдать по-человечески Калигулу трудно. Можно пожалеть, в какой-то момент посочувствовать, но оправдать, наверное, нет. В спектакле я не оправдываю его, а привожу к раскаянию, пониманию, что все не так. Совершена ошибка в выборе пути, в выборе свободы. Промах завел в жесткие рамки, из которых уже не вырваться, — это не свобода, и жизнь, в общем-то, не удалась. Судить не мое дело. Мое дело — показать, а судят пусть господа присяжные заседатели, в данном случае — зрители.

"Предначертанный веками путь сомнения и шуток,
Отрицанье общих мыслей и в один конец билет".

Приговорить, наказать или оправдать? У каждого из сидящих в зале свой вердикт, рождающийся из смеси страданий, ожиданий, мучений, свободы. Но кто может осудить Калигулу, кроме его самого? Заставляя окружающих наблюдать за движением по эшафоту, шаг за шагом, ступень за ступенью, он приходит к последнему следствию своей неумолимой логики — выносит себе приговор. Исполнителями становятся участники событий. Секунды ожидания… выстрел. Долгожданная свобода, освобождение. Страница переворачивается, и только эхом — я еще жив. Жив в каждом из участников и наблюдателей событий. Где-то там, в дальнем уголке души, у нас живет такая неумолимая логика. Понять и тем более принять это почти невозможно. Но ведь на глазах у нас только что свершилось это невозможное…

"Миг на лезвии, на грани, на вершине исступленья,
Где седая пыль Вселенной начинает круговерть.
Миг последнего причастья и светлей, и вдохновенней —
Тех нелепейших понятий, что зовутся жизнь и смерть…"

Спектакль за последние полгода кардинально изменился. Вектор направлен от оправдания к презрению. Раньше мысль о человечности, сочувствии витала рядом. Сейчас в танце беспомощности проявляется жесткая поступь. На первый план выходит ненависть к Калигуле. Чего можно ожидать дальше, какую истину мы сможем прочитать в спектакле? 

Я изменился, и теперь мне неинтересно играть "лунного Пьеро". Тот Калигула был наивным, в чем-то и я был наивным и каких-то вещей просто не понимал, иначе к ним относился. Сейчас хочется делать все жестче, попытаться приблизиться к обстановке, схожей с боевой. Все может оказаться гораздо страшнее. Во времена Калигулы не было зрителей, все были участниками. Поиграем так же — теперь мы все участники, каждый из нас станет бояться за собственную жизнь. Когда загорается свет, я могу выйти со сцены и придушить кого-нибудь. Давайте в такую игру играть!

© Маргарита Евграфова