Сальваторе,
Дорогой друг, если хорошо разобраться то окажется, что все то, что меня одолевает в мыслях уже долгое время, касается-таки извечного вопроса вечности…
Осмелюсь и скажу, вопрос о вечности следует поставить первым в ряду философских. Философ-космист Федоров* учил: «Человек есть существо, которое погребает»; для первого человека постигшего смерть ближнего, погребение было ничем иным как попыткой воскрешения (обмывание, отпевание, или отчитывание и прочее - все суть процедуры воскрешения), ибо смириться с тем, что жизнь преходяща оказалось ему непосильным. Таково было первое устремление человека к вечности.
Ближе всех к вопросу о вечности стоит вопрос о роде. Для человека род – основа его экзистенции, т.е. прямое выражение его существования. Именно в роде человек узнает себя, и через род он постигает внешнее. Я отмечаю особую важность переживания себя в состоянии единства в роде, так как оно удовлетворяет первейшему человеческому инстинкту – безопасности существа.
В сущности все то, что я не без труда хочу сказать о роде, в некоторой степени можно свести к тому, что Вернадский называл ноосферой – сферой человеческих мыслей. В ее содержании весь опыт человеческого рода (рода в широком смысле - всего человечества, и в узком - каждого отдельно взятого рода). И опыт этот бесконечно протяжен во времени; наши тела только и есть, что сосуды, вмещающие его в рамках конкретного исторического времени. И если мы умрем, то только телом, и будем живы своими мыслями в этом надындивидуальном и надысторическом опыте поколений. Для ноосферы, для сферы памяти рода нет ни временной, ни пространственной дифференциации. Человек единица рода, но он и есть сам свой род. Таким образом, человек умирает лишь тогда, когда мёртв род его. Авторитетными умами доказано, что самоубийство в роде приводит к его постепенному вымиранию. Самоубийца – жертва, и психология жертвы с момента самоубийства становиться неотъемлемой составляющей частичной ноосферы данного рода.
Все вышеприведенное, лишь к тому, чтобы сказать одно: как же спокойно живется человеку, который ощущает себя продолжением нечто большего, чем есть он сам в своей физической оболочке и мыслях, не уходящих дальше его пространственно-временной действительности. Прикоснувшись к старине – «живым» артефактам рода, впитывая запах ее человек-в-роде чувствует образы, связные с вечным, чувствует свою индивидуальность во всеобщем.
Теперь легко представить потерянность и страх современного нам человека-вне-рода; он одинок в своем промежутке жизни (65-80 лет) и отсюда неудивительно его стремление успеть прожить жизнь. Мы видим, как легко ему дается растворять запахи вечности, так как сам он уже не ощущает продолжение этой самой вечности в себе, вечности протекающей в роде.
И вот еще, что важно: понимание экзистенциальной сущности рода обретает особый религиозный смысл в качестве непрерывного напоминания о духовной связи с надындивидуальным; возможность последнего, определяется усилием религиозной веры…
P.S. Всякий раз, говоря о вещах естественных, мы только и делаем, что приближаем себя к соприкосновению с божественным над нами…
* Федоров Н.Ф. Философия общего дела