Более месяца я ничего не писал и дневник мой, верю, стосковался по доброй строчке. Что было в эти дни и недели? О, я довольно пережил за это время. Преимущественно обуревала тоска, но были и моменты экзальтации, когда я становился горд и счастлив. Все же тоске я доверяю больше; тоска честнее всякого радостного чувства, ведь мы чаще, сами того не замечая, заставляемы (кем-либо, чем-либо) быть «в духе», нежели пребываем «в духе» на самом деле.
Заботливые родители и с ними наши учителя (которые более остальных помнили о совести), даже строгие соседи, разгонявшие наши шумные компании, учили нас быть приветливыми с людьми. Теперь мы точно знаем, где и когда мы должны быть приветливыми… и вообще достаточно точно распределяем наши эмоции (которые у нас не всегда есть) в зависимости от места и важности положения. Бывает и так: с экрана домашнего телевизора нас легко уверяют, что человеческое несчастье от лишнего веса; мы, разумеется, верим, иначе не занимали бы очереди к доктору Борменталю. И вот еще: как часто двинутый продвинутый товарищ, демонстрирует нам яркую перспективу, он верит в успех и даже не сомневается в том, что может нравиться всем без исключения, он искушает нас легкими приключениями. (Мы постепенно соглашаемся со всем). Вот в такой бытийности формируется наше псевдомышление, псевдочувствование, наши псевдожелания… и мы следуем... следуем им, не зная себя и своих истинных надобностей.
Однажды за рюмочкой в компании Александра ПаГаНоВа я честно признался ему: «Ты столько лет думал, что хочешь стать хирургом (об этом «намекнул» когда-то твой отец), но по ночам тебе снятся шетландские пони и разукрашенная вагонетка». Он грустно не ответил мне. Всем нам снилось что-то похожее, но т.к. успех по-прежнему остается главным критерием в жизни, мы обрекаем наши желания так и оставаться добрыми снами.
Сегодня различие между живым и не живым состоянием души человека стало менее важно; важнее быть лучшим; не живым, но лучшим; меж тем наша самокритика, таким образом, бывает неразрешима, и она снедает нас изнутри. Зачастую мы делаем, только то, что якобы должны, при этом не знаем, чего хотим. За всякой ложью мы потеряли свою спонтанность, свою способность оставаться настоящим, утратили не простое умение действовать без масок. И, не соврав, никто не может уже сказать, что знает себя. И ты не можешь, ПаГаНоВ! О себе ты знаешь лишь то, что тебе внушили, сказали: «Вот это ты!» – и ты поверил, потому что все поверили. Болт системы, легко манипулируемый, ты одинок и боишься… как и все мы… Уф! Ну все, диагноза достаточно! Рецепты опустим! Пусть всякий будет снисходителен к автору этого дневника, и у него случается меланхолия…
[279x400]