Мне хватает редких подвигов на поэтических фронтах, писательством я занялся исключительно из благородных побуждений. Во-первых, и основных, хочется перебрать все моменты тех времён. Возможно, переоценить своё отношение к кому-то из участников событий. Во-вторых, если потянуть с написанием ещё какое-то время, я начну путаться в произошедших тогда событиях. Уже начал, но можно всё восстановить, пока, не отложилась вторая память. А в-третьих, я надеюсь, закрепить отношения с участниками тех событий.
Баритон в соседней камере весело распевал песенки на всевозможных языках, полиглот хренов. Какая бестактность, петь в камерах смертников. С другой стороны, что ещё делать в такой ситуации? Я вздохнул и вытянулся вдоль стены в свою максимально возможную из 165 сантиметров длину. До края деревянной лежанки не дотянулся.
Сегодня меня ждал смертный приговор, а завтра исполнение на главной площади Казани. Пришёл момент, когда вся жизнь летит перед глазами. Но воспоминания касались только двух последних месяцев. До этого ждал и верил в один единственный заказ, который проверит весь мой потенциал имперского стрельца. Этакий заказ на белом коне. Ворвётся в мою жизнь, посадит на коня и унесёт к известности и славе. Унёс. Успел я дел наворотить в Великом Княжестве Русинском за два месяца, да и в Казанском ханстве за три дня успел.
После завтрака нас посетил Алмаз Гирей младший. Нас, это меня и моего соседа-подельника Венцлава Крупинского. Алмаз мне нравился, но он глава «Золотых щитов», а значит дружбе не бывать. Он мог выбрать карьеру политика, но выбрал карьеру «силовика». И сейчас, со смешанными чувствами, он смотрел мне в глаза. С одной стороны долг стране, с другой благодарность за честь и жизнь княжны татарской Астры Гирей.
Вопрос у Алмаза был риторический: готовы ли мы принять приговор? Я кивнул, он протянул нам кипу бумаг, оставил перо, чернила и вышел. Конечно, догадаться не сложно, что в бумагах. Но Алмаз не учёл, что разговорным русинским я владею на отлично, а вот читать и писать, как-то не сподобился. Венцлаву, предоставили бумаги на родном языке. Жаль, что он ни слова не говорил, на тех языках, с которыми знаком я. Вернее кое-что он знал, но в приличном обществе такого не произносят. По тому, как он нахмурился, я ещё больше уверился в своей правоте. Нам предлагали сделку.
Бросив бумаги на стол, я улёгся на койку во все свои 165 см. В любом случае, пока Алмаз не вернётся, мне не узнать о стоимости сделки. Намного приятнее лежать с закрытыми глазами, и нырять в события последних месяцев. Тем более в соседней камере зазвучала песня на алеманском языке из разряда «детей, беременных и нервных просим покинуть камеры для смертников».
Я получил заказ. Настоящий. С подорожными, авансом и договором на исполнение. По договору светила мне дорожка дальняя по Алеманской марке, по Западной Империи, за тридевять земель. Дальше земель этих только три орды Казанского ханства. Я получил заказ на доставку пакета в город Рязань Великого Княжества Русинского. Это вам не голубей кормить и перья им чистить, это настоящее дело для настоящего стрельца. Хорошо, что я учил разговорный русинский язык у носителя... ницы в юности. У главы просто не было выбора. Я идеальный исполнитель заказа. Вот он шанс изменить мою жизнь и стать Юргеном Великим. Не скромно, но достижимо.
Получив на руки аванс, я побежал собираться. Приукрасил перед матушкой значимость задания, передал приветы дядюшке и отписал коротенько сестре об отъезде. Про дядю вспомнил как о единственной представителе Шварцев, прославивших фамилию. Правда, не ратными делами. В кругу людей увлечённых он был известным алхимиком.
Не удержался и зашёл в излюбленную таверну всех стрельцов Гессена, угостить собратьев перед отъездом, а заодно намекнуть, что им пора перестать отпускать шуточки о недостаточной мужественности Юргена Шварца. Пора перейти к восхвалению талантов владения оружием и магией этого доблестного малого…
Как оказался в купеческом обозе помню смутно. Но по смешкам русинов определил — в телегу я попал, не теряя достоинства. А главное по назначению. Маршрут обоза проходил через Рязань. Из-за постоянных попоек с русинами, дорога показалась мгновением. Краткость его хотело стать обузой, но промахнулось мимо головы. Купцы остались ночевать на объездном тракте. Не хотели досмотры проходить. Расстались мы на въездном постоялом дворе в паре километров от Рязани. Смеркалось.
Ах эти жаркие денёчки и похмелье. Так пить хотелось, что я даже забыл о чужеземном подданстве. Сразу к страже на воротах подошёл и вместо документов сунул им вопрос: «Братки, где водички хлебнуть?» Один за бородку себя хвать, и я было дёрнулся, но вспомнил, не растёт борода, хожу гладкий, как попка младенца. Сотоварищам врал, что дядя «Великий алхимик», присылает мне специальные крема, останавливающие рост волос, дабы не портил Юрген кожу сталью. Страж, не спрашивая подорожной, махнул головой к колодцу.
Напившись и отдышавшись, я вернулся, поздоровался и протянул подорожную. За проездными документами, нащупал пакет за пазухой. Заказ, который должен был доставить. Его присутствие сулило вернуться домой на барышах. Юрген не позор стрелецкой гильдии, он только пахнет неприятно.
Стражник раскатал помятый свиток, и начал похмыкивать, глядя то на меня, то на бумагу. В голову закралась мысль, что там портрет набросан, и он оценивает мастерство художника. Наглядевшись, сунул мне бумаги, снова хмыкнул, погладил бороду и удивлённо произнёс: «Немчик?!» На что я просто кивнул. Телец махнул мне рукой вдоль главной улицы и промолвил: «Тама опохмел есть...» Поблагодарив его, снова ринулся к колодцу, ибо не ясно насколько «тама», и не помнил, сколько «здеся» монет осталось, да и в какой валюте монеты. Империалы или рубли.
Таверна оказалась не далеко, из виду даже стражник не успел пропасть. Он продолжал пытливо смотреть мне в след, поглаживая единственную свою гордость. Всегда считал, что для тельцов ратная служба, самое оно и как прекрасно утроен наш Зодиак с кастами и трудосустройством по врождённым навыкам.
Постоялый двор, в такой близости от городских ворот и оживлённого тракта, не отличался потоком посетителей. И освещённостью. Всё, что я успел заметить во дворе – две осёдланные лошади, тёмная фигура в плаще и в женском аромате, вспышка внутри головы, и резкая боль в затылке. И очень плохую освещённость.
Мощный поток воды привёл меня в чувства. Воспоминания о личности и местоположении пришли не сразу. Вверх взяли рефлексы, и на амлеманском, привитым от рождения, я пытался произнести хоть что-нибудь чле-но-раз-дель-но-е. В отместку женский голос произнёс на русинском: «Не понимаю.» Всё ещё слабо соображая, я попытался обратиться к русинскому, в голове постепенно затихали переливы колоколен. Получилось произнести: «Что случилось?». Девушка, минуты две, активно жестикулируя, рассказала, что ничего не видела, сама только вышла, и вообще здесь впервые. Я успел рассмотреть её восточное лицо, а значит возвращалось зрение. Потом восстановился слух. Меж переливов бубенцов проскакивал акцент незнакомки. Она хотела оказать мне медицинскую помощь, но из таверны вышел молодой человек, смуглой наружности, и сказал, что им некогда со мной возиться. Он помог взобраться барышне на лошадь, вспрыгнул сам, а я остался сидеть на земле с опухшей головой и мокрый.
Приняв решение, остаться ближе к земле, чтобы не высоко падать, я сделал детальное обследование тела. Раскалывающаяся черепушка на месте. Плюсом одна шишка, размером с детский кулак, но кость и кожа не повреждены. Били дубинкой, без магии, профессионально. Минусом — пакет, который стал для пропуском в мир. Всё остальное находилось в целостности и сохранности.
Решив, что утро вечера по-любому позже, я встал и отряхнулся. Получилось, откровенно говоря, не очень. Трудно стряхивать пыль после того, как тебя окатят водой. Окончательно определив своё место положение в мире, как вертикальное, я вошёл в таверну... на постоялый двор, надо привыкать к русинским названиям… Боюсь, не скоро вернусь в Гессен. Ноги, хоть и дрожали, но держали.
Я оказался платёжеспособным в империалах. Помянул добрым словом моих купцов и их радушие в приёме в обоз иноземного гостя. И ещё раз уверился, что мой заказ заказали, раз нападавший взял только пакет. До рассвета у меня оставалось время подумать, что делать дальше. Скромный ужин, одноместная комната, ушат горячей воды и пара кружек ячменного пива вполне подходили для сложившейся ситуации. Попросив разбудить на рассвете, я отправился размышлять, не особо надеясь найти выход, да ещё с болевшей головой.
В рамках марафона #92днялета