Психология творчества, выдающиеся личности, соционика. Недавно исполнилось 200 лет со Дня рождения великого писателя Фёдора Михайловича Достоевского (1821-1881). По данным ЮНЕСКО, этот писатель является одним из самых читаемых в мире. Творчество писателя оказало большое воздействие на мировую литературу, в частности на творчество ряда лауреатов Нобелевской премии по литературе, на экзистенциализм и фрейдизм, привело к рождению новой психологической литературы. Многие известные произведения Достоевского неоднократно экранизировались, ставились балетные, оперные и театральные постановки. Тем более, высокую научную актуальность имеет вопрос установления информационного типа личности этого писателя... 

 

 

... - ещё в 2010-м году, в разговоре с Григорием Александровичем Шульманом (на конференции в Киеве), я поделился с ним мыслью о том, что широко распространённая версия, породившая даже наименование типа ЭИИ (якобы "Достоевский"), ошибочна. Наиболее вероятная версия - ЭИЭ (Наставник). Выдающийся соционик согласился с моим мнением. Однако до сих пор сохраняется инертная приверженность к старой версии, что не просто является единичной ошибкой типирования, а искажает целые линии информационной передачи опыта, развития мысли интегрального социона. Напомню, что одной из ключевых задач моей диссертации в области соционики является выявление информационно-типологических линий развития мысли в области психологической науки и психологического знания в целом, обнаружение закономерностей информационной (в русле соционической парадигмы) детерминации психологической мысли. В этой связи, можно сказать, что творчество Фёдора Достоевского опередило своё время, оно становится наиболее востребованным, понятным, в постфрейдистском культурном пространстве, как новый этап развития учения о бессознательном, разработанном новаторским интеллектом информационного типа ИЛЭ. Достоевский стал особенно востребован экзистенциализмом ХХ века и неофрейдизмом.

 

В конце ноября я направил редакции изданий МИСа ещё две статьи по данной тематике. В одной из них, посвящённой исследованию информационного типа и профиля личности Альфреда Адлера (версия типа - ЭИЭ), особенностям его теоретических построений и их места в системе психологической науки, я упоминаю и о писателе Ф. М. Достоевском, которого считаю носителем типа ЭИЭ (Наставник). Десятки надёжных маркеров подтверждают именно такую версию. Наиболее содержательную информацию по данной теме можно найти в философском творчестве Николая Александровича Бердяева, особенно в его работах "Миросозерцание Достоевского" и "Откровение о человеке в творчестве Достоевского". Такому глубокому пониманию творчества писателя, несомненно, способствовал высокий эмоциональный интеллект, тождественный информационный тип.        

 

Н. А. Бердяев пишет: "За пластами душевной оформленности, устоявшегося душевного строя, за душевными наслоениями, освещенными рациональным светом и подчиненными рациональным нормам, открывает Достоевский вулканическую природу. В творчестве Достоевского совершается извержение подземных, подпочвенных вулканов человеческого духа. Точно долгое время накоплялась революционная духовная энергия, почва делалась все более и более вулканической, а на поверхности, в плоскостном существовании душа оставалась статически устойчивой, введенной в границы, подчиненной нормам. И вот, наконец, совершился бурный прорыв, взрыв динамита. Достоевский и был глашатаем совершающейся революции духа. Творчество его выражает бурный и страстный динамизм человеческой природы. Человек отрывается от всякого устойчивого быта, перестает вести подзаконное существование и переходит в иное измерение бытия. С Достоевским нарождается в мире новая душа, новое мироощущение. В себе самом ощущал Достоевский эту вулканическую природу, эту исключительную динамичность духа, это огненное движение духа. О себе пишет он А. Майкову: «А хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная: везде-то и во всем до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил». Он был человек опаленный, сжигаемый внутренней духовной страстью, душа его была в пламени. И из адского пламени душа его восходит к свету. Все герои Достоевского – он сам, его собственный путь, различные стороны его существа, его муки, его вопрошания, его страдальческий опыт. И потому в творчестве его нет ничего эпического, нет изображения объективного быта, объективного строя жизни, нет дара перевоплощения в природное многообразие человеческого мира, нет всего того, что составляет сильную сторону Льва Толстого. Романы Достоевского – не настоящие романы, это трагедии, но и трагедии особого рода. Это внутренняя трагедия единой человеческой судьбы, единого человеческого духа, раскрывающегося лишь с разных сторон в различные моменты своего пути.

 

Поразительна противоположность Достоевского и Л. Толстого. Достоевский был глашатаем совершающейся революции духа, он весь в огненной динамике духа, весь обращен к грядущему. И вместе с тем он утверждал себя почвенником, он дорожил связью с историческими традициями, охранял исторические святыни..." [с.14-16, работа "Миросозерцание Достоевского" // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры, искусства. Т. 2. В 2-х т. М.: Искусство, 1994. - С.7-150];

 

"Достоевский прежде всего – великий антрополог, экспериментатор человеческой природы. Он открывает новую науку о человеке и применяет к ней новый, небывалый до сих пор метод. Художественная наука или научное художество Достоевского исследует человеческую природу в ее бездонности и безграничности, вскрывает последние, подпочвенные ее слои. Достоевский подвергает человека духовному эксперименту, ставит его в исключительные условия, срывает все внешние напластования, отрывая человека от всех бытовых устоев. Он производит свои антропологические исследования методом дионисического художества, вовлекая в таинственную глубину человеческой природы, в глубину эту вовлекает экстатический, исступленный вихрь. Все творчество Достоевского есть вихревая антропология. В ней все открывается в экстатически-огненной атмосфере, доступ к знанию Достоевского имеют лишь те, которые вовлечены в этот вихрь. В антропологии Достоевского нет ничего статического, ничего застывшего, окаменевшего, все в ней динамично, все в движении, все – поток раскаленной лавы. Достоевский завлекает в темную бездну, разверзающуюся внутри человека. Он ведет через тьму кромешную. Но и в этой тьме должен воссиять свет. Он хочет добыть свет во тьме. Достоевский берет человека отпущенным на свободу, вышедшим из-под закона, выпавшим из космического порядка и исследует судьбу его на свободе, открывает неотвратимые результаты путей свободы. Достоевского прежде всего интересует судьба человека в свободе, переходящей в своеволие. Вот где обнаруживается человеческая природа. Подзаконное существование человека на твердой земной почве не раскрывает тайн человеческой природы. Достоевский особенно заинтересовывается судьбой человека в момент, когда он восстал против объективного миропорядка, оторвался от природы, от органических корней и объявил своеволие" [с.30-31, там же];

 

"Был ли сам Достоевский человеком из подполья, сочувствовал ли он идейно диалектике человека из подполья? Этого вопроса нельзя ставить и решать статически. Он должен быть решен динамически. Миросозерцание подпольного человека не есть положительное миросозерцание Достоевского. В своем положительном религиозном миросозерцании Достоевский изобличает пагубность путей своеволия и бунта подпольного человека. Это своеволие и бунт приведут к истреблению свободы человека и к разложению личности. Но подпольный человек со своей изумительной идейной диалектикой об иррациональной человеческой свободе есть момент трагического пути человека, пути изживания свободы и испытания свободы. Свобода же есть высшее благо, от нее не может отказаться человек, не перестав быть человеком. То, что отрицает подпольный человек в своей диалектике, отрицает и сам Достоевский в своем положительном миросозерцании. Он будет до конца отрицать рационализацию человеческого общества, будет до конца отрицать всякую попытку поставить благополучие, благоразумие и благоденствие выше свободы, будет отрицать грядущий Хрустальный Дворец, грядущую гармонию, основанную на уничтожении человеческой личности. Но он поведет человека дальнейшими путями своеволия и бунта, чтобы открыть, что в своеволии истребляется свобода, в бунте отрицается человек. Путь свободы ведет или к человекобожеству, и на этом пути человек находит свой конец и свою гибель, или к Богочеловечеству, и на этом пути находит свое спасение и окончательное утверждение своего образа. Человек только и есть, если он образ и подобие Божие, если есть Бог. Если нет Бога, если он сам бог, то нет и человека, то погибает и его образ. Лишь во Христе разрешается проблема человека. Идейная диалектика подпольного человека есть лишь начальный момент идейной диалектики самого Достоевского; она там начинается, а не завершается. Завершается же положительно в «Братьях Карамазовых». Но одно остается несомненным: нет возврата к тому подневольному, принудительно рационализированному сознанию, против которого восстает подпольный человек. Человек должен пройти через свободу. И Достоевский показывает, как человек, когда его насильственно втискивают в рассудочные рамки и жизнь его распределяют по таблицам, «нарочно сумасшедшим на этот случай сделается, чтобы не иметь рассудка и настоять на своем». Он признает «фантастический элемент» в человеке существенным для человеческой природы. Ставрогин, Версилов, Иван Карамазов будут «загадкой», потому что вообще человеческая природа загадочна в своей антиномичности, в своей иррациональности, в своей потребности в страдании" [с.37-38, там же].