Это случилось одиноким хмурым осенним вечером, ничем не отличающимся от сотен подобных вечеров. Дождь упрямо и с каким-то тупым остервенением накрапывал себе, упорно и размеренно увеличивая блестящий слой на гладком асфальте.
 Не вдумываясь, он вёл машину, переводя взгляд со старательных дворников на отражения фонарей на мокром дорожном покрытии и на образовавшиеся маленькие круги от падающих капель. Сыро.
 Отрезвляющий ветер зло врывался в окно и грубо трепал его волосы.
 Мгновение,  вспышка, пронзительный сигнал, за ним негромкий, удивлённо-испуганный вскрик, темнота.
 Долгожданная.
 Светлый коридор больницы, чьи-то нелепые и вместе с тем жутко горькие причитания, рассерженное бормотание. Саднит голова. Обеспокоенный голос врача приказывает лечь, но он не повинуется.
 Пошатываясь, встаёт, и слепо направляется по коридору, держась за стену.
 Первая палата. Вторая. Третья.
 Нет, не те. Не те глаза, что наивным выражением мелькнули за долю секунды до темноты в его поле зрения.
 Четвёртая... Снова нет.
Пятая, шестая. Какой-то мужчина возмущённо пробормотал что-то ему вслед, но он не услышал.
 Он искал.
 Седьмая. Счастливое число.  Ему всегда на нём везло.
 Но пусто.
 В изнеможении он разочарованно опускается на край больничной кровати, облокачивается на её хлипкую спинку, закрывая глаза.
 Снова темнота.
 Снова чьи-то голоса. 
  Но на этот раз ощущение безнадёжности не сковывает тело, и с трепетом он открывает глаза. Свои карие, глубокие, и чем-то пугающие глаза. Возможно, безумным огоньком, видным лишь в отблесках свечей и жёлтых фонарей.
 Врачи негодующе оттаскивают его с койки, бормоча что-то о судебном разбирательстве, беспределе на дорогах и безалаберности молодых "шумахеров".
 Но он не слышит.
Он смотрит. В глаза, что совсем недавно увидел, так долго искал и совсем просто мог потерять. Рассеянно распахнутые, веки внезапно опускаются, врачи куда-то исчезают.
 Он сидит на краешке её кровати, с болью сжимает её хрупкую, тоненькую руку, и молится.
 Молится, просит всевышние силы, что бы глаза эти ещё распахнулись.
 Что бы первая встреча не оказалась последней.