Очень страшно, когда не можешь писать. Черкаешь, черкаешь слова на листке, перечеркиваешь, пишешь новые, и ничего не происходит. Рифмы выходят механические, сухие – в них нет главного. Ты чувствуешь фальшь во всех этих «грустно», «радостно», «закатах», «вздохах» и выбрасываешь очередной лист в корзину, потому что кроме пары строк все равно ничего не получается, да и те какие-то резиновые. Словно ты долго жевал резинку, и в ней не осталось ни вкуса ни запаха. После двух-трех часов такого мучения чувствуешь себя как выжатый лимон. Нет настроения садиться и писать вообще когда-нибудь в своей жизни.
С каждым днем тебе все страшнее. Твое творчество раньше делало тебя непохожим на остальных людей. Оно помогало, когда даже лучший друг не смог бы помочь. Оно поддерживало, когда ты падал. Оно согревало, когда внутри у тебя было все выморожено предательством и подлостью. А теперь ты стал одним из всех, не хуже и не лучше. Таким же. От этого слова у тебя все внутри переворачивается, страх парализует мысли, ты не привык быть таким как все, ты боишься не справиться с жизнью, со всеми ее сложностями без этого. Ох как хочется облегчить свое состояние, вылить на бумагу этот свой страх, взглянуть на него со стороны и отложить подальше – забыть о нем, как о старом дневнике, который затерялся где-то среди старых вещей, а с ним и все старые обиды и разочарования. Только ничего не выходит.
Я не пишу уже год. Когда ничего не создаешь, кажется, что все прежнее было мелким, никчемным. Меня охватывает ужас, когда я думаю, что кроме несвязного прежнего лепета я больше ничего не создам, что у меня закончились мысли и краски для тем и образов. Мое творчество кажется мне похожим на ребенка-дауна. Он останавливается в развитии на уровне пятилетнего сознания и ума и навсегда остается таким. У меня творчество-даун – оно не вырастет и не будет развиваться, ему суждено умереть лепечущим, невыраженным.
Я каждый день сажусь за письменный стол. Мой старый любимый стол. Я с такой любовью выбирал его, он у меня уже чертову уйму лет. Именно за ним я всегда писал, творил. Я даже стал ставить на него комп, на этом письменном столе он кажется уродливой поганкой на солнечной поляне. Это похоже на сражение с морскими волнами (или на мазохизм). Белый лист со своей чистотой кажется мне воплощением неукротимой стихии, которая сметает все жалкие попытки воздействовать на нее. С этой пустотой также бесполезно бороться как и с морем. Можно исчеркать, изрисовать всю бумагу, можно выбросить или сжечь лист, но ту пустоту, что была на нем до соприкосновения с ручкой не изменить. Куча мусора (а слова без души и смысла ничто иное как мусор) еще не является чем-то.
В этой бессмысленной борьбе проходят дни, недели, месяцы. Мне начинает уже казаться, что это бессилие появилось не из-за изменений в моей жизни, их и раньше было не мало и все они приносили новые темы, новые слова и строки. Оно как болезнь, как вирус возникает из-за мутации клеток. Одна недоброкачественная клетка, не умерщвленная организмом приводит к его гибели и заражению других. Так и мой творческий застой вызывает во мне изменения. Сейчас я похож на истерика с шизофреническими наклонностями. Конечно, я сам виноват во всем. Пока легко писалось, думал что так будет и дальше. Мнил себя особенным, думал, что могу что-то дать другим и не брал от них ничего сам. Да и привыкал к этому своему состоянию. Самовлюбленный дурак, нарцисс. А теперь кайся грешник не кайся – все одно как нет вдохновения так и не будет больше.
Что я сейчас здесь делаю. Сижу за столом и как трус боюсь достать бумагу – все жалею да ругаю себя, дожил. Последний раз попробую… Вот он лежит чистенький, беленьки передо мной.
Нет в голову ничего не лезет, даже одного слова не могу вывести. И эта фраза корявая как история нашего отечества. Слова мертвые. Зачеркнуть все. Все не о том. Так-так-так как это не о том? А о чем? Где та мысль, которую хочется донести, которая мучает меня уже почти год и не дает писать, пока не созрела. Не знаю, не знаю, не знаю. Ведь сидит же что-то в душе, не дает писать всякое… Давай выходи, вылезай. Что там японцы говорили о потоке сознания на бумаге, не думать о чем пишешь просто писать?
…Ох, как в бреду прошел этот час, даже не думал что пишу, как пишу. А ведь написано что-то. Сейчас перечитаю… Да, такого раньше у меня действительно не было, ни намека. Ай да Пушкин, ай да сукин сын. До чего хорошо вышло.
Надо сейчас же в и-нет кинуть. Даже легче на душе стало.
Автор встал из-за стола, подошел уже к двери и вдруг услышал как кто-то тихо произнес «Пока. Я еще вернусь». Он стремительно обернулся к столу но ничего не увидел, только показалось ему что ли в сумерках, что мелькнул край исчезающего в воздухе белого платья.