О.ЖУРАВЛЕВА: В Москве 16:06, это дневной «Разворот». У нас в студии Георгий Гречко. Здравствуйте, Георгий Михайлович.

Г.ГРЕЧКО: Здравствуйте.

В.РОМЕНСКИЙ: Здравствуйте.

О.ЖУРАВЛЕВА: Мы отмечаем 40 лет полета на Луну. И самый первый вопрос, который сейчас постоянно так или иначе всплывает – американцы действительно были на Луне, как вы считаете?

Г.ГРЕЧКО: Я абсолютно в этом уверен.

О.ЖУРАВЛЕВА: А вот эти вот все якобы исследования, якобы анализ кадров…

В.РОМЕНСКИЙ: Что вроде флаг колыхался на ветру.

О.ЖУРАВЛЕВА: Еще чего-то такое.

В.РОМЕНСКИЙ: Какой ветер на Луне?

О.ЖУРАВЛЕВА: Это выдумки все?

Г.ГРЕЧКО: Ну, флаг на Луне должен колыхаться, потому что когда его устанавливают, вбивают, ему придают колебания. А там нет воздуха. Ветра нет. Но и воздуха нет. И, следовательно, никто не демпфирует флаг – как он качается, он так и будет качаться, пока за счет внутренней энергии не остановится. Так что так он и должен качаться.

В.РОМЕНСКИЙ: Ну а почему еще вы верите, что именно американцы были действительно на Луне, высаживались?

Г.ГРЕЧКО: Нет, я не верю, я знаю. Потому что мы с ними соревновались. И мы следили очень друг за другом, как испытываются двигатели, как электроника, какие полеты испытательные, промежуточные и так далее. Мы очень ревностно следили и видели, какая громадная работа ведется. И в результате этой работы им было проще слетать на Луну, чем имитировать.

О.ЖУРАВЛЕВА: Скажите, пожалуйста, Георгий Михайлович, вот вы говорите, что мы соревновались, друг за другом следили, и вот сегодня тоже в одной из американских газет пишется, что отсутствие этой соревновательности холодной войны, притухание этих соревнований с Советским Союзом плохо отразилось на исследованиях космоса. Американцы стали меньше этим заниматься, просто из-за того, что никто их на это…

В.РОМЕНСКИЙ: Да и мы тоже, наверное, меньше сейчас уже.

О.ЖУРАВЛЕВА: Да, не только недостаток денег, но и недостаток нетворческого злата – посоревноваться, доказать. Действительно это может так отразиться?

Г.ГРЕЧКО: Ну, это мы поняли, к сожалению, поздно, но много десятилетий назад. Когда была холодная война, соревнование в технике и космическое было фактически соревнованием в политике, то деньги давали и нам и им больше. А мы по наивности, что ли, технической, думали – когда же мы начнем не соревноваться, а сотрудничать? Как же это будет хорошо! И когда начали сотрудничать, и им урезали, и нам урезали. А у нас всегда было хорошее отношение профессиональное.

О.ЖУРАВЛЕВА: То есть уважали достижения?

Г.ГРЕЧКО: Конечно. И поэтому такие были обращение от американских специалистов: загрузите что-нибудь новенькое, нам тоже дадут денег.

В.РОМЕНСКИЙ: Проспонсировать, чтобы они тоже развивались.

Г.ГРЕЧКО: Да. Так что вот такой получился парадокс – что соревнование было лучше, чем содружество.

В.РОМЕНСКИЙ: Скажите, а вообще вот вы расценивали то, что американцы первыми высадились на Луне, как поражение для нас в каком-то смысле?

Г.ГРЕЧКО: Конечно. Было, естественно, двойное чувство. Когда весь мир смотрел, как американцы ходят по Луне, у нас все телезрители смотрели, по-моему, «Лебединое озеро», в Китае смотрели какой-то патриотический фильм, но мы, космонавты, сидели на Шаболовке – там была специально организована передача.

В.РОМЕНСКИЙ: Для своих.

Г.ГРЕЧКО: Да. И мы с завистью смотрели, как американцы смотрят по Луне, сожалели, что не американцы смотрят, как мы ходим по Луне. Зависть, естественно, белая, чтобы все у них кончилось хорошо. А с другой стороны, ведь надо им отдать должное, что они очень этично все поставили. Ведь они не сказали, что один шаг американца на Луне – достижение Америки. Они сказали: один шаг человека – и скачок для цивилизации.

В.РОМЕНСКИЙ: Там вообще, по-моему, были такие формулировки, которыми делалось заявление, продуманные, и там не говорилось, что Америка великая, а они действительно говорили о значении для всего человечества, для всей планеты.

Г.ГРЕЧКО: В то время, когда за запуск первого спутника хотели дать Нобелевскую премию, Нобелевский комитет просил фамилию человека, который возглавил эту работу. Хрущев сказал, что создал спутник весь советский народ, а стартовая площадка – социализм. В результате лишили Королева заслуженной Нобелевской премии. Они в этом смысле мало того, что подчеркнули, что это шаг нашей цивилизации на новую маленькую планету, но еще в других своих комментариях первый человек, который ступил на Луну, Армстронг, говорил, что нас всех в космос позвал Гагарин. То есть здесь вот у них было честно. И в этом смысле мы были горды за цивилизацию, потому что, в конце концов, мы раскачали американцев на полет к Луне. Если бы не наш первый спутник и не наш первый человек в космосе, они бы тоже на Луне не были.

В.РОМЕНСКИЙ: Продолжая эту тему. После водружения флага американские астронавты оставили же памятную табличку со словами: «Здесь люди с планеты Земля впервые ступили на Луну. Июля 1969-го года новой эры. Мы пришли с миром от имени всего человечества».

Г.ГРЕЧКО: Да. Вы видите, опять нет про американцев. То есть они очень корректно поступали в своих вот таких вековых заявлениях.

О.ЖУРАВЛЕВА: Получается, что политики соревновались, а космонавты и ученые скорее сотрудничали. Возникает вопрос, естественно, у простого человека – дорогостоящие и еще и опасные исследования, а какая польза? Вот за эти 40 лет уже стало ощутимо?

В.РОМЕНСКИЙ: Скачок для всего человечества. А где этот скачок?

О.ЖУРАВЛЕВА: Где мы его наблюдаем, скажем так?

Г.ГРЕЧКО: Ну, когда кто-то смотрит передачу из Америки через космос – хоть футбол, хоть какие-нибудь новости научные, просто забывают, что это через космос, а не через кабель, не через ретрансляторы. Когда каждый день тонули корабли в море – а космическая навигация позволяет спасать корабли, людей. Просто надо что сделать? Нужно на один день выключить все, что работает в космосе. Вот тогда люди поймут, что космос для них делает.

В.РОМЕНСКИЙ: Нет, ну а к примеру вот именно высадка на Луну…

О.ЖУРАВЛЕВА: Там же исследования проводились, образцы грунта брали, какие-то вещи научные.

В.РОМЕНСКИЙ: Что получило человечество помимо самого факта того , что удалось долететь, высадиться и потом вернуться живыми назад?

Г.ГРЕЧКО: Ну, во-первых, те самые лунные камни – часть их исследовали, часть оставили в неприкосновенности и в вакууме хранят до сих пор, потому что могут появиться новые исследования. А что мы знали о Луне? Ничего. Когда встал вопрос сконструировать посадочное устройство, то пришли к Королеву конструктора – одни ученые говорят, там пыль три метра, и надо такие лапти делать, чтобы он туда не провалился, другие говорят, что там скальная порода, значит, надо чтобы крепкие были эти ноги, и ведь так ученые и не могли сказать, так или не так. В конце концов, этот вопрос решил Королев, когда расписался. Он написал: «Луна твердая» и расписался. Ну потому что надо было подо что-то… Так вот, мы даже не знали, мягкая Луна, пыльная, или твердая. А теперь знаем и состав, и как можно из этих камней добывать полезные вещи, в том числе даже воду. То есть знания о Луне очень большие появились в результате. Но не только в этом дело. Это наука. Для этого полета были разработаны новые технологии. И вот мы, к сожалению, когда разрабатывали новые технологии для «Бурана», сделали еще больше новых достижений, но мы их оставили в военной космической области. А американцы очень быстро из космоса в авиацию военную, из авиации военной в гражданскую, из гражданской авиации в исследования.

В.РОМЕНСКИЙ: То есть те достижения, которая сначала делались исключительно для космоса, они потом идут именно для жизни.

Г.ГРЕЧКО: Конечно. Даже сейчас у нас так. В деревне нельзя держать большой научный центр медицинский, но сейчас передают от больного из деревни какую-то, скажем, кардиограмму очень сложную. А начиналось это с того, что я на себя надевал эту упряжь и датчики настраивал, и с меня принимали кардиограмму. Считается, что затратили на полет на Луну американцы около 25 миллиардов тех древних еще долларов, но они окупили на разработанных материалах, на разработанных эффектах. Я не знаю, помните вы или не помните, но появились такие «дутики», чтобы зимой после лыж можно было одеть, такие мягенькие валеночки. Вот они были сделаны, чтобы по Луне ходить.

О.ЖУРАВЛЕВА: Луноходы.

Г.ГРЕЧКО: Да. По-французски – «после лыж». Но на одних них они чуть ли не миллиард вернули, потому что они очень быстро завоевали всемирный рынок. И так далее. Было много. Но я вам так скажу – ведь действительно полет был опасный. Вообще, это чудо, конечно, что они все шесть полетов высаживались и возвращались живыми-здоровыми, и даже когда на «Аполлоне-13» взорвался бак, у них было больше шансов погибнуть, чем выжить, но блестящая работа центра управления и космонавтов по лезвию бритвы их вернула на Землю. Но я думаю, все-таки летать было опасно. Наверное, не надо было летать на Луну. И вообще, в космос чего зря было выходить? И опасно, и скучно, и еда невкусная…

О.ЖУРАВЛЕВА: А скучно в космосе?

Г.ГРЕЧКО: И даже, вот смотрите, сейчас подряд за месяц четыре самолета разбилось. Наверное, и летать-то не надо было. Вполне можно было на пароходе ездить. Куда спешить-то?

В.РОМЕНСКИЙ: Да нет, и пароходы тоже ни к чему, на самом деле.

О.ЖУРАВЛЕВА: Утонуть можно.

Г.ГРЕЧКО: Да. И мы приходим к чему? Зря мы вышли из пещеры. Надо было сидеть внутри пещеры, ну, в крайнем случае женщину выпускать, чтобы она посмотрела, нет ли саблезубого тигра. То есть я к чему клоню? Если так вот искать, а почему мы здесь рубля не получили, а почему мы здесь… Тогда мы нелюди. Человек все равно должен идти по пути прогресса. Поэтому человек и реку переплыл, и океан переплыл, и перелетел через океан, и вышел в космос, и если запретить космические полеты, все равно их будут делать, потому что человек остается человеком. А если ничего этого не делать и только рыться в чем-то вкусненьком, то шея станет у человека, как у свиньи, и уже посмотреть на звезды он не сможет.

О.ЖУРАВЛЕВА: Георгий Михайлович, скажите, вот Луна – это понятно, нам даже видно всем, мы каждый день можем смотреть, куда конкретно летали американцы. Но есть же еще какие-то цели. Далеко не на каждую планету собираются экспедиции. У нас, по-моему, сейчас цель – исследование Марса, да?

В.РОМЕНСКИЙ: Ну, цели такой пока нету, к сожалению. По-моему, ни у кого не заявлено.

Г.ГРЕЧКО: Нет, планы есть, в американской космической программе есть планы на Марс – по-моему, 2030-й год.

О.ЖУРАВЛЕВА: Пилотируемый полет на Марс.

Г.ГРЕЧКО: Да.

О.ЖУРАВЛЕВА: А у нас вот был эксперимент недавно – нам показывали, как людей выпустили из камеры, как они такие веселые…

В.РОМЕНСКИЙ: Эксперимент назывался «Марс-100». Для тех, кто не знает, расскажу, что шесть человек на сто дней затащили в условия…

О.ЖУРАВЛЕВА: Сымитировали условия.

В.РОМЕНСКИЙ: Якобы условия полета на Марс, они жили, могли контактировать с внешним миром только через электронную почту, какую-то связь.

О.ЖУРАВЛЕВА: Ели вот ту самую невкусную еду, о которой вы говорили. Она невкусная вообще?

Г.ГРЕЧКО: Если коротко сказать, то есть ее не в космосе не хочется, а закусывать ею и на Земле можно.

О.ЖУРАВЛЕВА: Понятно. Ну так вот Марс – это, по идее, для человечества в целом ближайшая…

Г.ГРЕЧКО: Это следующий этап в продвижении человека в космическое пространство, хотя перед этим было бы целесообразно слетать на какой-нибудь астероид, побыстрее было бы, и можно отработать «Марс-500» уже не на Земле, а в космосе. Кстати, эту технику еще лет 40 тому назад сделал Королев, для имитации полета на Марс. То есть был бы жив Королев, уже давно бы слетали на Марс.

В.РОМЕНСКИЙ: Скажите, а вообще вот эта имитация дает какие-то реальные результаты? Ты чувствуешь себя там действительно как в космосе?

О.ЖУРАВЛЕВА: Что проверяется?

Г.ГРЕЧКО: Все-таки проверяется в основном психология. Две там вещи. Первая – если в тех полетах, которые до сих пор реальные, мы можем в течение максимум полутора часов получить любой ответ на любой вопрос, то вот в таком полете на Марс сигнал идет 20 минут туда, 20 минут обратно, и поэтому ответ может опоздать. Вот это, наверное, тяжеловато – что здесь нет подстраховки. Они не имеют права на ошибку.

В.РОМЕНСКИЙ: Георгий Михайлович, а сколько же дотуда лететь? Что-то, по-моему, вроде полутора лет, если я не путаю.

Г.ГРЕЧКО: Да, в зависимости о того, как противостояние, удобное для полета. Года полтора-два. Там же еще надо побывать. И вот следующий имитационный полет, кстати, будет уже 500 дней с имитацией выхода на Марс. И тут опять психология – вот они сами вшестером должны решать, кто втроем выйдет на Марс, а кто останется около Марса. Эта проблема была у американцев в ленных полетах, когда один оставался на орбите, а два высаживались. Вот этому человеку, который оставался – вон она рядом, Луна…

О.ЖУРАВЛЕВА: И по телевизору тебя не покажут.

Г.ГРЕЧКО: Нет, по телевизору потом покажут, но не сразу. Поэтому здесь в основном проверяется устойчивость психологического плана – сохранить нормальные рабочие отношения, сохранить присутствие духа, не давать разыгрываться эгоизму. И просто проверяется – когда человек знает, что его подстраховывают, это одно. у нас в Звездном городке мы должны были выполнять программу полетов на самолетах, и нас всегда посылали с инструктором, особенно после гибели Гагарина. Я отказался летать с инструктором, потому что это не полет. Ты можешь спать, ты можешь что угодно делать, потому что инструктор тебя всегда вытащит. И мы добивались, чтобы нам, гражданским космонавтам, разрешили летать в аэроклубах, как мы и до этого летали, самостоятельным вылетом. А тогда ты держишь жизнь в своих руках. И это уже другое. За столом, особенно за обеденным, все остроумные, а когда гроза, когда плохо видно Землю, когда что-то с самолетом, тогда как-то настрой может уйти. Поэтому надо себя проверять…

В.РОМЕНСКИЙ: В условиях, приближенных к реальным.

Г.ГРЕЧКО: Да. И поэтому я не любил, когда мне страховка обеспечена. Хочешь летать в космос – научись летать без страховки.

В.РОМЕНСКИЙ: Скажите, а вообще насколько сильно люди меняются в космосе?

Г.ГРЕЧКО: Ну, я считаю, что это дело интеллекта, воспитания, образования. Я считаю, что полет в космос, особенно первые полеты, когда люди становились знаменитыми, это усилитель, и он особо ничего не добавляет, но усиливает все, что есть в человеке – и хорошее, и плохое. Ну, чуть-чуть меняет. Вот когда я задумался, а что у меня изменил полет: я был мальчишкой в Ленинграде, то есть для меня бетон, асфальт, скрежет трамвайных колес – это вот мое, автомобили, а когда полетал более или менее долго, тогда я вдруг почувствовал, что я почему-то к установке, где я выращиваю горох, прилетаю не только для того, чтобы полить или удобрить, но и просто посмотреть. То есть я понял, что мне эти стебельки были как роща, то есть что мне не хватает природы. И после полета я стал любить природу гораздо больше.

В.РОМЕНСКИЙ: А есть ли такое… Вот у меня почему-то полет в космос ассоциируется с походом в горы. Поскольку, наверное, тяжелые условия, и каждый человек там действительно показывает какую-то свою внутреннюю суть.

О.ЖУРАВЛЕВА: Но перед походом в горы, наверное, так долго не готовятся и так тщательно не отбирают.

В.РОМЕНСКИЙ: Нет, кстати, и готовятся, и отбирают, тоже все так же. Люди тоже так же на диетах сидят. С горами, говорят, что есть именно зов в горы.

О.ЖУРАВЛЕВА: А космос зовет?

В.РОМЕНСКИЙ: То есть если человек один раз сходил в горы, у него потом будет именно зов, его будет все время тянуть обратно.

Г.ГРЕЧКО: Вы знаете, я альпинистов, честно говоря, не понимаю, и вот таких туристов, когда, как раньше, надо было пройти 300 км и ты получаешь турист какой-то там категории. Я всегда предпочитал идти в новые места с какой-то целью. Я искал Тунгусский метеорит, я искал летающую тарелку на Синае, мегалиты…

О.ЖУРАВЛЕВА: Нашли тарелку-то?

Г.ГРЕЧКО: Нет, к сожалению. Мегалиты очень интересные, древние очень сооружения мегалитические из гигантских камней, которые неизвестно кто и зачем делал. То есть я всегда имел цель. А вот цель – просто забраться на вершину и посмотреть… это, конечно, очень тяжело, да еще и без кислорода, это страшно тяжело, но я не люблю просто так – высота ради высоты. Поэтому я их плохо понимаю, хотя уважаю безумно. А в космос мы же летим за новым. Вот Циолковский сказал образно, что космос дал человеку горы хлеба и бездну могущества. И действительно – мы же из космоса столько узнаем! О строении материи, о строении вселенной, о человеке. Эти знания ниоткуда не почерпнуть, кроме как в космическом полете. Я ученый. Для меня полет – это была лаборатория такая, что я сам себе завидовал, что у меня такие возможности для научной работы. И поэтому вот во втором полете мы установили что-то 16 мировых рекордов. Прошло лет 40-50 – я до сих пор не поинтересовался, что там были за рекорды. Я только знаю, что длительность. А остальные 15 даже никогда и не смотрел.

О.ЖУРАВЛЕВА: 96 суток длительность?

Г.ГРЕЧКО: Да. Там было 15 или 16 рекордов, на которые я до сих пор не нашел время, чтобы посмотреть.

О.ЖУРАВЛЕВА: То есть преодоление себя – это абсолютно не цель?

Г.ГРЕЧКО: Нет. Себя – это интересно. Но только себя ради чего-то, а не себя ради себя.

О.ЖУРАВЛЕВА: А что было самое тяжелое именно в долгом полете?

Г.ГРЕЧКО: Ну, наверное, сохранить работоспособность более или менее ровную, не реагировать на какие-то тяжелые условия. Ну и плюс, конечно, аварийные ситуации.

О.ЖУРАВЛЕВА: О, аварийные ситуации. А ведь их там нужно преодолевать… Понятно, что есть связь с центром управления полетами, но все равно же вы отвечаете за все.

Г.ГРЕЧКО: Я вот так сидел, смотрел на пульты управления, обернулся назад, а станция полна дыма, то есть где-то что-то горит и я станции, собственно говоря, уже не вижу, то, конечно, это было страшно. Или когда ЦУП дал нам время раскрытия парашюта при посадке, это время прошло, а парашют не раскрылся. Прошло время раскрытия запасного, и он не раскрылся. Я был уверен – это смерть. Тоже очень страшно.

О.ЖУРАВЛЕВА: Ну так он в конечном итоге третий раскрылся или как? Как же это произошло?

Г.ГРЕЧКО: Нет. Проще все было. Неправильно указали время раскрытия. И я потом благодарил центр управления полетами за помощь, но сказал, что вы, ребята, потщательнее, пожалуйста, потому что вы две минуты туда-сюда, а у меня…

О.ЖУРАВЛЕВА: Вся жизнь перед глазами прошла.

Г.ГРЕЧКО: Нет, вся жизнь не проходила перед глазами. Седые волосы появились. А жизни было некогда. Потому что я рассудил так: осталось жить пять минут, ничего сделать уже нельзя, третьего парашюта нет, значит, что? Кричать «прощай, родина, прощай, мама», материться? Я же испытатель – я должен потратить оставшиеся минуты на выполнение своего долга. А страх смерти очень сильный, он сковывает человек, не дает ни мысли шевельнуться, ни рукам, ничему. И вот преодолеть этот страх и вызывать параметры корабля и анализировать, где правильно, и пытаться…

В.РОМЕНСКИЙ: То есть вы сражались до последнего в этой ситуации?

Г.ГРЕЧКО: Не сражался. Я просто делал свою работу. Чтобы успеть крикнуть, что вот в такой-то системе такое-то отклонение от нормы.

О.ЖУРАВЛЕВА: У нас в гостях Георгий Гречко, Герой Советского Союза, летчик-космонавт. Мы обязательно продолжим этот разговор в дневном «Развороте». Сейчас послушаем новости и вернемся.

НОВОСТИ

В.РОМЕНСКИЙ: В Москве 16:35. Ольга Журавлева отправилась готовиться к «Особому мнению». С вами остаюсь я, Владимир Роменский, и наш сегодняшний герой, а так же дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт Георгий Михайлович Гречко. Еще раз здравствуйте.

Г.ГРЕЧКО: Здравствуйте.

В.РОМЕНСКИЙ: Сегодня повод довольно-таки важный, потому что 40 лет назад высадились на Луне первые люди. Уже говорили про Луну, про Марс. Но есть очень важная тема – это МКС. Потому что станция действительно развивается. Я так понимаю, она была расширена, и теперь на ней могут существовать не три человека постоянно, как раньше, а шесть. Это действительно важно? И, может быть, когда-нибудь она дорастет до тех минигородов, которые мы видим в кино?

Г.ГРЕЧКО: Ну, я думаю, что на МКС шесть – это предел. Может, там даже трудности в связи с этим уже появятся. Но это, конечно, лучше, чем космонавты и туристы. Все-таки не для туристов космос, не для туристов государственные программы. И заметьте, что американцы туристов не возят и к себе на американскую половину даже своих американских туристов не пускали. Поэтому я всегда был противников космического туризма как он есть. Не царское это дело. Но, безусловно, космический туризм должен быть. И сейчас, по-моему, есть около пяти фирм, которые делают специально космолеты для туристов. Вот это правильно. Каждому свое. Ученые должны заниматься наукой за государственный счет, а не за кредиты, как сейчас хотят, а туристы должны получать удовольствие. Единственное – те полеты, как взлетел на 100 км и опустился назад, мне кажется, это как тигрицу целовать – страшно и никакого удовольствия. То есть уж если летать, то летать все-таки как минимум неделю, чтобы весь земной шар рассмотреть, сфотографировать, запомнить. Это прекрасно.

В.РОМЕНСКИЙ: А чего страшно в том, что какого-то человека обычного завозят на ту же самую МКС и он там находится и существует?

Г.ГРЕЧКО: Ну потому что это все равно что микроскопом гвозди забивать. Тоже ведь можно, но зачем? Нужен подготовленный к выполнению тонких, сложных научных экспериментов, а не человек, за которым надо рвоту убирать, которого надо бить по рукам, что не трогай здесь, не суйся туда. А когда сделают туристический корабль, да ради бога – пусть они там кувыркаются и получают удовольствие.

В.РОМЕНСКИЙ: Тем не менее, как я понимаю, за это же платятся довольно большие деньги. По-моему, от 20 до 40 миллионов долларов стоит вот так вот слетать в космос сейчас. И, наверное, вот такая финансовая поддержка как нашей стране, так и американцам, потому что вы говорили, что им тоже не хватает средств, была бы нелишней.

Г.ГРЕЧКО: Я боюсь, что затраты на подготовку и на проведение полета и потом на реабилитацию больше, чем 20-25 миллионов. Во всяком случае, сейчас последний американский «Шаттл» полетит в 2010-м году, а дальше, пока у американцев не появится новый корабль, они договорились, что мы будем их возить на МКС на своих кораблях. И они будут за это платить 50 миллионов долларов. Вот вам такая коммерция. Оказывается, полет-то стоит в два раза дороже.

В.РОМЕНСКИЙ: А вот ваш прогноз – когда действительно практически каждый человек сможет отправиться в космос? Мы это застанем? Или наши дети, наши внуки? Кто это может увидеть? Ну, понятное дело, что тоже за какие-то деньги, но, тем не менее.

Г.ГРЕЧКО: Через несколько лет появится пять фирм, которые будут возить пачками туристов в космос, и именно каждый, кто заплатит 100 000 долларов, сможет лететь.

В.РОМЕНСКИЙ: Понятно. Но это такая хорошая перспектива.

Г.ГРЕЧКО: Но больше всего таких в России, я так понимаю.

В.РОМЕНСКИЙ: Ну вот хотелось вернуться к МКС. Вы говорите, что больше эта станция разрастаться, наверное, не сможет, а что же тогда будет еще? или помимо МКС ни нам, ни американцам, никому больше никакой другой станции не нужно, никакой площадки?

Г.ГРЕЧКО: Нет, сейчас же доставлен туда японский модуль. Но я считаю, что космическая такая станция, как МКС, не оптимальный путь в исследовании космоса. Я считаю, что оптимальный – это вот такой американский «Хаббл». В чем дело? «Хаббл» специализированный. Следовательно, в каждую секунду любая аппаратура работает по одному объекту. А МКС – у нее смотрит аппаратура во все стороны – кто в океан, кто на звезды, кто на Солнце. И, следовательно, когда идет одно исследование, другие не проводятся. Кроме того, там много возлагается на космонавта, а космонавт должен кушать, должен спать. Эффективность мала. Универсальная станция, а не специализированная. Ну и, наконец, автоматизация там очень большая. То есть если подсчитать КПД МКС, это как у паровоза – несколько процентов, а если подсчитать эффект от специализированной автоматизированной, но предусмотренной для ремонта человеком станции, такой, как «Хаббл», это уже будет 40%, а может и 80% эффективность. И действительно – один только «Хаббл» за время своего существования сделал экспериментов больше, чем все орбитальные станции вместе взятые, и глубина и важность этих экспериментов далеко превосходит все, что делается на МКС. Там, я считаю, оптимальное сочетание. Она работает автоматически, специализированно, но все предусмотрено, чтобы прилетели космонавты и отремонтировали. У нас был такой проект – «Ока» назывался, где технологически тоже должны были эксперименты идти в невесомости, чтобы человек не мешал.

В.РОМЕНСКИЙ: То есть сами по себе, полная автоматика?

Г.ГРЕЧКО: Да. А когда мы делали физкультуру, то прилетевшие к нам космонавты с каким-то чувством испуга спрашивали нас – «Что происходит? Нас выбрасывает из кресел». Это для плавки металлов не годится и для тонких экспериментов. То есть человека, если аппаратура работает нормально, не должно быть. Но если что-то сломалось, то починить может человек. Американцы пытались. Поскольку «Хаббл» летает на другой орбите и если что-то произойдет с экипажем, то спасать трудно, то одна из фирм пыталась сделать робота, который бы чинил «Хаббл», и не получилось. То есть оптимальное сочетание – это когда аппаратура работает сама по себе, но если что-то ломается, все предусмотрено, чтобы человек туда прилетел, заменил, модернизировал, перезарядил и вернулся.

В.РОМЕНСКИЙ: Ну вот на МКС сейчас сломалось – не знаю, насколько это забавная новость, но, тем не менее, сломался, я так понимаю, у них туалет. Вот. Скажите, пожалуйста, насколько, по вашему мнению, это действительно важная поломка? И, соответственно, вообще – насколько часто бывают такие внештатные ситуации и как из них выходят именно космонавты, которые находятся вдалеке от Земли?

Г.ГРЕЧКО: Ну, ведь когда нас заставили кнутом и пряником утопить нашу станцию «Мир», то говорили, что она устарела, часто ломается. А сейчас МКС не менее часто ломается – то одно, то другое выходит из строя. Но тут мы уже не хозяева. А там мы были хозяева. Так что я считаю, что мы зря утопили «Мир». Ну, поломки – это естественно. Новая техника. Иногда это опасная поломка, а иногда она такая, немножко смешная. Если говорить о туалете, насколько я знаю, американский туалет раз в десять дороже нашего – что-то 20 миллионов, что ли, он стоит, и там стоит даже, я слышал, лазерный прицел. Но, насколько я знаю, американцы чаще к нам приходят. Им больше нравится наш туалет.

В.РОМЕНСКИЙ: Без лазерных прицелов.

Г.ГРЕЧКО: И поэтому он более надежен.

В.РОМЕНСКИЙ: Понятно. Я напомню, что у нас в гостях Георгий Гречко, дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт. Сейчас, может быть, мы примем несколько звонков, и вы ответите на самые важные из них. Напомню наш телефон – 363 36 59. А пока звонков нету, хотелось бы задать такой вопрос, который пришел к нам по смс. «Дети в России не изучают астрономию. Это же нонсенс» - Аслан спрашивает. Как вы к этому относитесь?

Г.ГРЕЧКО: Он не спрашивает. Он утверждает. И правильно делает. В год, который во всем мире объявлен Годом Астрономии, у нас выбросили астрономию из школьного курса. Это не нонсенс, это преступление – в космическую эру не преподавать астрономию. По-моему, выполняется программа государственная, которая нам была задана, причем задана Тэтчер. Она сказала: «Нам в России нужно 50 миллионов, которые обслуживают две трубы – газовую и нефтяную». Тогда, конечно, зачем астрономия, если им нужны только две трубы обслуживать?

В.РОМЕНСКИЙ: И вот уже есть звонки. 363 36 59. Сейчас послушаем один из них. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Алло, здравствуйте. Меня зовут Алексей, я из Москвы. Я хотел спросить. Раньше, совсем давно была такая передача, Гречко вел, там показывали небольшие короткие фильмы фантастические. Куда она делась и возможно ли что-то такое в будущем?

В.РОМЕНСКИЙ: Сейчас Георгий Михайлович вам ответит.

Г.ГРЕЧКО: Это была замечательная действительно программа. Я там был только ведущий, но там работали прекрасные творческие авторы. Там лучшие наши артисты, причем энтузиасты. Гору Олимп изображали на горе песка в Южном Порту. Но наша эта программа была отмечена грамотой Европейского общества фантастов. И недавно мне подарили диск. Причем все делалось на энтузиазме, денег практически не выделялось. Энтузиасты, может, иногда работают и лучше, но это не значит, что им не надо давать денег.

В.РОМЕНСКИЙ: Георгий Михайлович, а вот программы, которые идут по нашему телевидению о космосе – вы считаете, их достаточно, их много, мало, нужны ли они еще или того, что есть, действительно уже хватает?

Г.ГРЕЧКО: Я считаю, что наши программы должны быть, что наших мало. Потому что каждый день можно смотреть американские. А ведь наши тоньше, остроумнее, интереснее. Конечно, мне кажется, это нужно молодым людям, которые не хотят обслуживать две трубы, которые хотят смотреть не только в землю, но и на небо.

В.РОМЕНСКИЙ: Давайте тогда послушаем еще один звонок. 363 36 59. Алло, здравствуйте. Вы в прямом эфире.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Георгий Михайлович, здравствуйте.

Г.ГРЕЧКО: Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Меня звать Михаил, я сотрудник Института прикладной математики, с которым вы долго и успешно сотрудничали.

Г.ГРЕЧКО: Очень успешно. Это был блестящий институт. Когда нам, инженерам, нужны были какие-то математические механизмы, расчеты, тут же ваш институт их давал. То есть опережали всегда, работали на опережение с большим искусством.

СЛУШАТЕЛЬ: Спасибо. Не только от меня, но и от тех, кто слышит наш с вами разговор.

В.РОМЕНСКИЙ: Так, теперь вопрос.

СЛУШАТЕЛЬ: А вопрос такой. Георгий Михайлович, вы скажите хоть немножко о той работе научной, которую вы вели здесь, на Земле, по-моему, в Институте физики атмосферы.

Г.ГРЕЧКО: Да.

СЛУШАТЕЛЬ: Ну вот. Чем вы занимались и что получилось? Немножко. Для публики. Мы-то, конечно, более или менее представляем.

В.РОМЕНСКИЙ: Спасибо за вопрос.

Г.ГРЕЧКО: Просто, знаете, работая в космосе, я обнаружил, что то, что космонавты делают с большим трудом и иногда с большим риском в космосе, плохо используется на Земле. Как правило, постановщик эксперимента пишет диссертацию и все остальное выбрасывает. И мне было обидно, что я работаю на чужие диссертации. Хотелось на что-то более существенное. И тогда я ушел из космонавтов и попросил, чтобы меня приняли в Институт физики атмосферы и поручили мне создать лабораторию исследования атмосферы космическими средствами. И пришли хорошие ребята, которые очень быстро выросли. Сначала меня только приглашали на зарубежные конференции, а потом их стали разрывать – и Германия, и США, и Франция. И действительно мы старались, чтобы все, что делается в космосе по атмосфере, находило свою обработку.

В.РОМЕНСКИЙ: Уже на Земле.

Г.ГРЕЧКО: Да. И даже американцы стали просить нас обрабатывать данные с их спутников, потому что при наших компьютерах более слабых наши мозги оказались лучше, и американцы просили, чтобы мы приняли участие в обработке их данных тоже. А когда я понял, что выросли ребята и один из них превосходит меня по знаниям, я ушел…

В.РОМЕНСКИЙ: Ученики просто обошли учителя.

Г.ГРЕЧКО: Я считаю, что это всегда должно быть. Ну, я, может быть, не был их учителем. Скорее, организатором, помощником. И я очень рад, что ребята выросли и теперь работают без меня, а я радуюсь.

В.РОМЕНСКИЙ: Георгий Михайлович, расскажите вообще, а чем занимаются потом на Земле космонавты, которые свое отлетали?

Г.ГРЕЧКО: Ну, у каждого что-то свое. Есть космонавты, которые политикой занимаются. Есть космонавты, которые занимаются наукой, как Джанибеков. Есть космонавты, которые, как Леонов, в коммерческой организации. Так что кто как. Мне очень нравится Джанибеков, потому что у него еще мозги оказались… Он, я считаю, был лучшим в нашем призыве, не гагаринском, а вот нашем, следующем. И сейчас он занимается глубокими физическими исследованиями. Я ему по-белому завидую.

В.РОМЕНСКИЙ: Это чудесно. Давайте, если вы не против, послушаем еще один звонок наших слушателей. Да, вы в прямом эфире, говорите.

СЛУШАТЕЛЬ: Алло, здравствуйте. Это Петр, Пенза. У меня такой вопрос небольшой. Знали ли вы Петра Мамонова? Это уроженец нашей Пензенской области, он испытатель парашютов был и с космонавтикой тоже был связан в какой-то степени.

В.РОМЕНСКИЙ: Очень плохо слышно вас. Знаете ли вы некоего испытателя Мамонова, который занимался испытанием парашютов? Уроженец Пензенской области.

Г.ГРЕЧКО: Я, может быть, плохо знаю Мамонова, но я знаю Долгова, который прыгал из стратосферы вдвоем, один из них тогда погиб. Конечно, ребята мощные. У меня всего 64 прыжка, а у них было по несколько тысяч. И своими прыжками они спасли, наверное, несколько тысяч жизней.

В.РОМЕНСКИЙ: Это очень важно. Еще один звонок. Здравствуйте, вы в прямом эфире.

СЛУШАТЕЛЬ: Алло, здравствуйте. Анатолий, Москва. Георгий Михайлович, скажите, пожалуйста, можете ли вы что-нибудь сказать о встречах с НЛО? И вообще – правда ли это? Что вы можете по этому сказать? Будьте добры. Спасибо за ответ.

Г.ГРЕЧКО: Я интересуюсь этой тематикой. У меня штук 20 книжек, которые я приобрел по НЛО, много было встреч с академической комиссией, изучающей НЛО, с любителями, которые занимаются НЛО. В частности, с Зигелем, замечательный был такой исследователь. Я даже член Общества космонавтов прошлого. Во что я верю? Что когда-то Землю посещали представители других цивилизаций, потому что на Земле есть такие мегалитические гигантские сооружения, которые даже сейчас, при наших технологиях, очень трудно создать. И так и непонятно, кто и зачем их делал. Вроде бы все-таки это не наша цивилизация. И я поэтому верю, что они еще раз когда-то к нам прилетят. Может, знаменитая дата 21 декабря 2012-го года, когда кончается календарь майя. Во что я не верю? Что каждый день летают космические корабли из других цивилизаций. И я не верю тем людям, которые за свою жизнь раз 10, 20, 100 встречали и видели эти…

В.РОМЕНСКИЙ: Зеленых человечков.

Г.ГРЕЧКО: Да. Конечно, какие-то огоньки летают, какие-то, может, даже из воды выныривают, хотя вот я смотрел этот фильм, когда из подводной лодки через перископ наблюдали некое НЛО над водой. Это никакое не НЛО. Это Солнце. Просто бывает, я такие снимки из космоса делал, такая рефракция аномальная, когда Солнце далеко за горизонтом, а его изображение все равно над горизонтом. Поэтому часто за НЛО принимают и Венеру, и запуски космических кораблей, ракеты, вертолеты, даже краны. Но, тем не менее, процентов 10 из вот этих огоньков пока не определены. Но не потому что это из других цивилизаций, а потому что не хватает данных. И поэтому я не интересуюсь огоньками. Почему? Они летают уже лет 70, и никто ничего о них не изучил, хотя тысячи людей ими интересуются. Меня интересует, есть ли какая-то летающая тарелка на Земле. Вот когда Ситчин сфотографировал летающую тарелку на Синае и очень сожалел, что не мог к ней подойти, я организовал экспедицию, мы к ней подошли – оказалось, это не тарелка, это холм. Очень ровный, очень красивый, но, тем не менее, абсолютно натуральный. И у меня сейчас с «Космопоиском» договор – пока они наблюдают что-то, что в космосе или в атмосфере светится, меня не интересует, но как только найдут целую тарелку или осколки, они будут мне сообщать, и я тут же пойду туда. Я, как Фома неверующий – пока не потрогаю…

В.РОМЕНСКИЙ: Георгий Михайлович, я думаю, это тема просто для отдельной передачи. У нас просто сейчас заканчивается время. Это дневной «Разворот». Мы заканчиваем его и говорим спасибо дважды Герою Советского Союза, летчику-космонавту Георгию Михайловичу Гречко. Спасибо вам огромное. И, наверное, вас тоже можно поздравить, что сегодня юбилей – 40 лет со дня, когда человек впервые ступил на Луну.

Г.ГРЕЧКО: Безусловно, нас всех надо поздравить, что наконец-то мы хотя бы до Луны добрались.

В.РОМЕНСКИЙ: Спасибо вам огромное. До свидания.

Источник