Кузнечное дело стало одним из первых ремёсел, появившихся в Древней Руси. Для сбора урожая нужен был серп, для посева – плуг, рукодельницы нуждались в иглах для шитья и вышивки, а кони – в подковах. За всем этим народ шёл к кузнецам, которые были истинными профессионалами своего дела. Что открывает история кузнечного дела? Почему в старину кузнецов не только уважали, но и побаивались? МАСТЕРСТВО ДЛЯ НАРОДА Один только процесс получения железа являлся долгим и очень трудоёмким. Сначала в болотах добывали руду, что занимало большую часть осени и зимы, затем просушивали и обжигали, а уже в металлоплавильнях она превращалась в железо. Но это была только половина дела. Главная задача ложилась на плечи кузнецов. Кусок металла должен был превратиться в изящный острый серп или крепкий меч, причём изготовление каждого изделия требовало особых навыков и мастерства. Что касается оружия, то оно стало «визитной карточкой» древних мастеров. Раскопки захоронений X века (около Чёрной Могилы неподалёку от Чернигова) открыли нам, современным людям, что во многом военные победы русских держались на искусстве кузнецов, что изготавливали уникальные изделия. Кузнечное дело на Руси было главным ремеслом Андрей Шишкин «Дозор», 2018 год ТАЙНЫ ДРЕВНИХ УКРАШЕНИЙ Прекрасная половина человечества в услугах кузнецов нуждалась не меньше, чем воины. Всякая русская красавица хотела получить изысканное украшение, как, например, шейные гривны, тонкие кольца, серьги или перстни. До нашего времени сохранились деревянные и каменные формы, на которые был нанесён рисунок будущего украшения. Кузнец выливал в форму расплавленный металл, после чего тот становился деталью гардероба древнерусских модниц. Чаще всего на украшениях изображались растения, птицы, мифические создания (грифоны, драконы). Украшения из металла также изготавливались кузнецами Андрей Шишкин «Девана», 2013 год Отдельно хочу отметить две разновидности украшений, которые считались верхом мастерства кузнецов-ювелиров. Это – зернь и скань. Первое искусство представляло собой изготовление мелких серебряных зёрнышек (каждое из них соответствовало размеру зерну мака). Зернь украшала традиционные русские украшения, среди которых большой популярностью пользовались лунницы, выполненные в форме полумесяца. Не менее впечатлило меня и изготовление скани. Делалась она из тончайших серебряных или золотых нитей, что аккуратно переплетались, превращаясь в тончайший узор-«паутинку». Такие изделия, конечно, ценились очень высоко. ПОДОПЕЧНЫЕ ВЕЛИКОГО БОГА Кузнецов уважали и даже побаивались, а со временем образ кузнеца стал воплощением мужества и силы. Покровителем этого ремесла выступал один из величайших славянских богов, Сварог. Считалось, что тот кузнец, кому свою «искру» передал бог, освоит мастерство во всех нюансах и даже сможет влиять с его помощью на людей. Каким же образом? В народе ходили поверья, будто опытный кузнец может «сковать» две судьбы воедино. Возможно, это некий намёк на обручальные кольца или выкованные семейные амулеты. Всякий, кто видел работу кузнеца, не мог остаться равнодушным. Только представьте: под его умелыми руками железо становилось жидким, обретая ту форму, что задавал ему мастер. Быть может, так же кузнец мог управлять и судьбами? Андрей Шишкин «Сварог — бог кузнечного дела», 2014 год КУЗНЕЦ ИЛИ КОЛДУН? Мастерство кузнецов впечатляло и даже вызывало некие суеверные страхи у людей. Сохранились некоторые поверья, согласно которым кузнец мог быть успешным лишь тогда, когда задабривал злых духов. Выходит, он сам поддерживал нечистую силу. Археологи часто отмечают, что мастерские кузнецов находятся вдали от поселения. Почему же? Как мне кажется, это было стремлением к соблюдению безопасности. Ведь подумайте: стоит только одной искре упасть на деревянную стену здания, как вся мастерская будет объята пламенем, а от неё огонь перекинется и на другие постройки. Казалось бы, всё логично, однако наши предки не всегда поддерживали эту версию. Кузнец порой казался властителем сил огня и воды. Кто-то объяснял это великим искусством, которому покровительствовал сам Сварог, а кто-то считал, что подобный дар можно получить только от злых сил. В «Изборнике Святослава», датируемом 1073 годом, кузнеца и вовсе называют «хытрец». Правда, здесь может быть два значения – и «хитрый человек», и «умелый мастер». Впрочем, я думаю, что одно другому не помеха. Кузница часто располагалась вдали от поселения КУЗНЕЧНЫЕ КОМПЛЕКСЫ Нередко кузнецы объединялись, создавая целые комплексы по производству всевозможных изделий. Пример этому археологи увидели при раскопках в Старой Ладоге. В VIII веке там существовало несколько мастерских, каждая из которых специализировалась на изготовлении своего рода изделий. Например, в одной из них были найдены клещи разных размеров, что использовались при обработке железа, изготовлении подков и оружия. Рядом располагалась небольшая мастерская, где даже наковальня кажется крошечной в сравнении с обыкновенной. Здесь изготавливали ювелирные украшения, с которыми нужно было обращаться деликатно и осторожно. Готовые изделия также были найдены. Они представляли собой несколько клинков для мечей, заклёпки и традиционное кольцо, украшенное изображением птицы. Находки из раскопок в Старой Ладоге: формочка для отливки платежных слитков, булавка, подвеска – «молоточек Тора» Институт истории материальной культуры РАН Одно время среди историков бытовало мнение о том, что в XII-XIII веках кузнечное дело на Руси пришло в упадок, что спровоцировано было раздробленностью земель и постоянными междоусобицами. Хочу развеять это заблуждение – его опровергли археологи, доказав, что в Киеве, Чернигове, Владимире и ряде других крупных городов, в небольших поселениях и деревнях кузнечное мастерство лишь продолжало развиваться, став вечным искусством. Сегодня дело древних кузнецов преобразилось под влиянием новых технологий, однако оно по-прежнему живёт и процветает. Владели ли кузнецы тайными знаниями? Я думаю, да, поскольку сама их работа требовала особенных навыков и умений, что могли прийти лишь со знанием дела. Занимались ли они колдовством? Конечно, нет, но сам их труд напоминал человеку о могуществе стихий, которые порой подвластны даже смертному. В этом и заключалась та самая кузнечная магия. Картина на обложке: ИгорьОжиганов «Сварог. Небесный кузнец» Источник: https://musaget.ru/kuznechnoe-delo-na-rusi-remeslo-svaroga-i-masterov-koldunov

https://www.booksite.ru/fulltext/myt/hsr/uss/kih/10.htm

Крестьянская жизнь сопровождалась множеством ритуалов, которые должны были сохранить и приумножить имущество земледельца. Неудивительно, что представителей некоторых профессий считали своего рода связными в отношениях с потусторонней силой. Таких людей уважали и побаивались, опасаясь вызвать их гнев, ведь они могли призвать на помощь нечистую силу и отомстить. Кузнец У представителя этой профессии в деревне был особый статус. В кузнеце видели творца, который управляет огнем и металлом, а значит, и властвует над самыми грозными стихиями. Кузнец мог победить нечистую силу, а мог и призвать для выполнения работы. В кузнице нельзя было ничего трогать без разрешения хозяина. Хороший кузнец мог заговорить свои изделия как на удачу, так и на беду. В заговорах бытовали и небесные кузнец Демьян и Кузьма, которые, кроме всего прочего, могли обеспечить и счастливое замужество. Фольклорные представления о кузнецах хорошо отражены у Гоголя. Его герой Вакула ловко управляется с чертом, но при этом является сыном ведьмы Солохи. Мельник Мельники традиционно считались колдунами, а мельницы — магическим местом, где, по поверьям, русалки мыли волосы, а черти и упыри играли в кости. Наиболее опасной считалась разрушенная или заброшенная мельница, где легко можно было стать жертвой злых сил. Сначала это касалось более простых в устройстве водяных мельниц, потом и ветряных. Таким образом, мельник считался владыкой воды и ветра. Мельники обычно были зажиточными людьми и обладали особым статусом, ведь их власти было зерно, главное крестьянское богатство. У каждой мельницы был свой потусторонний хозяин, водяной или леший (если речь идет о ветряной мельнице). Водяной появлялся в омуте в виде огромной рыбы, чаще всего сома, леший мог предстать и как человек огромного роста, и как вихрь. С водяным или лешим мельник заключал особый договор, закрепляемый жертвой. Обычно это было животное, однако в народе были уверены, что для первого запуска колеса следовало принести в жертву человека. Традиционные представления о мельниках можно найти у Тургенева ("Бежин луг"), Пушкина ("Русалка") или, например, у Отфрида Пройслера ("Крабат, или Легенды старой мельницы"). Плотник и печник С этими людьми опытные люди и вовсе старались не ссориться. От их мастерства зависела счастливая жизнь в новом доме. Если же хозяева отказывались достойно оплачивать работу мастеров, то последние могли напакостить, оставить "куколку" из щепок. Таким образом, в избе появлялась кикимора, которая вредила домочадцам. Кроме того, бытовало представление, что перед строительством избы мастера обязательно делали "заклад на голову", символически приносили в жертву животное или человека. После ритуала объект заклада быстро умирал. Пастух Обычно пастухами становились совсем бедные селяне, а иногда и пришлые. Обычно статут чужаков и бедняков был низким, но отношение к пастуху было двойственным. Ведь именно от него зависела сохранность скота, прежде всего, коров, дороже которых в хозяйстве ничего не было. Поэтому считалось, что хорошие пастухи обладают тайной силой, с ее помощью отваживают хищников (в первую очередь, волков) от стада, и договариваются с лешим, чтобы животные не терялись и не болели. Именно пастух был главным посредником в отношениях деревенских жителей с грозным лесным хозяином, приносил ему необходимые жертвы. Да и сам леший представлялся лесным пастухом, который точно также заботится о лесных зверях. Главным магическим инструментом был, конечно, посох, которым пастух и призывал как лешего, так и лесных духов меньшего ранга. Иногда пастуху приписывались и свойства оборотня, которые помогали ему "уговорить" волков не нападать на стадо. Об этом сообщает "Рамблер". Далее: https://weekend.rambler.ru/people/41503107/?utm_co...=read_more&utm_source=copylink

Коси коса пока роса, роса долой, и мы домой Ручная коса – инструмент, применяемый в деревнях, для покоса травы на корм животным. Состоит из длинного изогнутого чуть во внутрь стального лезвия-ножа, с прикрепленной деревянной ручкой или черенком-косовищем. В середине косовища расположен так называемый лучок, служащий для более удобного удержания инструмента во время работы. Коса, как инструмент и как символ в магии Коса – инструмент индивидуальный, который требует настройки именно под своего владельца-косаря. При грамотной настройки и сноровки при обращении с косой, косьба не вызывает сильной усталости в течении длительного времени, хотя при этом задействовано большое количество мышц человеческого тела. А в древней Руси, профессия косарь была уважаемой и почетной. Хорошо наточенная коса, во время покоса травы, издает чистый и звонкий звук, как будто тихонечко подпевает в такт работе. Заготавливают траву ранним утром, пока нет дневного зноя и трава обильно смочена росой, которая выступает в роли естественной смазки. Так же утяжеленное влагой разнотравие, оказывает лезвию большее инерционное сопротивление, в результате которого трава не пригибается к земле, а выкашивается. Как получилось, что этот, на первый взгляд простой сельскохозяйственный инструмент, стал одним из атрибутов смерти? Все дело в том, что во многих религиозных культах, одни и те-же боги, одновременно отвечали за смерть и плодородие, а похоронный обряд в сознании людей был тесно связан с аграрным культом. Коса, как инструмент и как символ в магии К слову, атрибутами Славянской богини Морены были железная коса, лунный серп, ножницы, которыми она обрезает нити жизни и Велесовы вилы, обращенные трезубцем в низ, черпало, которым она вычерпывает жизненную силу умирающего. Традиционно, косу и другие острые, металлические, бытовые орудия труда, использовали в различных магических ритуалах, обрядах, как отгонное средство против низших духов, злого люда, различных хворей. - для защиты дома от недобрых людей и низших духов, славяне вешали над дверью старую косу или обломок косы; - в Прикарпатье, чтобы в хату не пришли мертвецы, лемех клали под столом, а косу под лавкой, так как считалось, что мертвяки бояться железа; - для защиты роженицы и младенца от полуночницы, ей в постель клали косу или вилы, а ребенку нож или другие стальные инструменты; - через положенную на пороге в хлев косу и печную заслонку, заводили новую корову; - у поляков, что бы куры хорошо несли яйца, хозяева следили что бы коса, хранилась в сарае со снятым косовищем; - по представлениям словаков, слетевшая с косовища коса во время работы, говорила о том, что косарь, скосил волшебную траву; - вода, трижды перелитая через косу, лечила воспаления, возникшие у ребенка во рту; - если новобрачная не хотела сразу иметь детей, перед первой брачной ночью, она недолго стояла на 9-ти серпах или косах; - в Сербии, чтобы не допустить града, сильного ливня, махали косой в воздухе, чтобы рассечь тучу, потом забивали косовище в землю острием к туче, причем насаживали косу на черенок наоборот, чтобы дождевые капли рассекались лезвием, и ведьма насылающая ненастье упав с неба на косу погибла. Коса, как инструмент и как символ в магии Свое отражение, коса нашла и во множестве пословиц и поговорках: - без косы сена не накосишь - бескосый - не косец - бритва бреет, и коса бреет - коси коса, пока роса; роса долой, и мы домой - косил отец, косил я, накосили стога два, — пришла коза, сразу съела - косу острят на траву, а меч на главу - кто косить, а мы сена просить - на острую косу много сенокосу - нашла коса на камень - не косцу трава, а траве косец - с косой в руках погоды не ждать - с плохими косцами плох и укос В одной из быличек, у семьи стала дохнуть скотина и птица по неизвестной причине. Пришла как-то попрошайка к ним во двор и прямо от ворот говорит: - «Поймайте мне эту черную курицу!» - «Зачем это?» - удивилась хозяйка - «Она нужна мне. А я тебя за это научу, как избавиться от напастей. Расскажу, почему у вас скотина дохнет» - «Наложи мне квашеной капусты» - снова попросила попрашайка - «Да у меня семья вон какая большая, я тебе наложу, а у меня ничего не останется» - «Не жалей, накладывай. У тебя в погребе две кадушки стоят» Хозяйка капусты ей наложила, курицу поймала. Она и говорит: - «Закопайте косу во дворе под порогом, и вся ваша скотина будет стоять. Человек, который вам сделал зло, придет к вам вечером, но вы ему дверь не открывайте и не прощайте его, как бы он не просил» Наступил вечер, вся семья посмеялась над этой историей и разошлись по своим делам. Позже приходит кума и просит прощенье. Отец ей и говорит: - «Ух, вражина, иди отсюда, иди, иначе я тебя вилами прогоню!» А она от одного окошка к другому, все простите меня да простите. И так несколько раз. Не простили ее и не пустили на порог. Перестала семья со своим кумой дружбу водить, а скотина у них встала на ноги: лошади, свиньи, телята, цыплята. https://zen.yandex.ru/media/slava_bogam_i_predkam_...magii-5f109612dcb31a21da62b9bc

Одна из древних, профессия кузнеца была чрезвычайно важной в деревне. Практически каждый крестьянин не раз в году обращался в кузницу для починки сельскохозяйственного инвентаря, изготовления каких-либо предметов или утвари из металла, а также для подковывания лошадей. Но, несмотря на свой сугубо утилитарный характер, кузнечное ремесло в народном сознании было овеяно тайнами и наделялось совершенно необычными свойствами. Это отношение к кузнечеству сложилось в давние времена и объясняется тем, что оно воспринималось как высшее умение, искусство, связанное с преобразованием такого непростого материала, как металл. В мифологических представлениях обработка железа и создание оформленных предметов из него, наряду с некоторыми технологическими процессами в других областях человеческой деятельности — типа выпекания хлеба, тканья полотна, изготовления горшков и подобного, — соотносится с актом творения мира и преобразования его из хаотического состояния в космическое, то есть упорядоченное. Преобразовательная сущность кузнечества оказывается, согласно мифологическому мышлению, одной из черт, определяющих божественное начало этого ремесла. Не случайно в мифопоэтических текстах прослеживается даже причастность кузнечества к созданию ландшафтных объектов. Эта идея реализуется, в частности, в восточнославянских преданиях этиологического характера о возникновении рек и Змиевых валов — древних укреплений в Северном Поднепровье. Так, согласно украинскому преданию, Бог послал на землю чудовищного змея, который стал требовать здесь принесения ему в жертву людей. Когда пришел черед царевича, тот, читая молитву, бежал от змея и укрылся в кузнице, где в это время святые Борис и Глеб выковывали для людей первый плуг. Змей вышиб языком дверь кузницы, но святые успели ухватить его раскаленными клещами за язык и запрягли в плуг. Этим плугом они провели борозду, которая и получила называние Змеиного вала. Другой вариант этого предания рассказывает о Божьем ковале Кузьме-Демьяне, который заставил Змея подобным же образом пропахать землю до самого Черного моря, после чего дал ему выпить полморя воды, и тот лопнул, превратившись во множество мелких змей. В народной среде кузнечное дело воспринималось как магическое действо: оно было связано со стихией огня, с умением использовать ее силу при обработке одного из самых твердых материалов, а также со способностью придать металлу большую, чем природная, крепость путем закаливания в воде. Сам кузнец в крестьянском сознании наделялся необычной силой. Предполагалось, что он владеет тайными знаниями, не доступными простому человеку. Представления о мастерстве и особом знании кузнеца отразились в народной пословице: «Не кует железа молот, а кует кузнец». Борис и Глеб на конях (вторая половина XIV в.). Секреты кузнечного дела были связаны с термической обработкой металла, с испытанием металлических изделий на излом и другими технологическим процессами. Обычно знание ремесла передавалось по наследству, но, в связи с необходимостью, продиктованной спецификой кузнечного труда, мастер мог брать в подмастерья подростков и со стороны. Основные профессиональные приемы осваивались непосредственно во время работы, при наблюдении за старшим и следовании его указаниям. Вместе с тем, согласно рассказам кузнецов, ученик получал не только технические умения, но в какой-то момент во время работы ему вдруг открывалось и магическое знание. При этом оно исходило не из наставлений мастера; нередко подмастерье сам не понимал, каким образом знание входило в его сознание. В попытках объяснить этот феномен мотив получения магического знания приобретает мифологическое звучание через образ какого-либо видения или голоса. Так, один ярославский кузнец следующим образом передавал рассказ своего отца об этом: «У меня отец кузнец был, только начал работать в кузнице. Топор ковали, а никак не получалось. Тут-то и услышал голоса, дескать, один одного и спрашивает: «Ковали?» — «Ковали». — «А в песок совали?» — «Совали». Вышел — никого нет. А кто подсказывал, не знаю. И дошло до него, что надо в песок совать! Вот работаешь, и предъявлением каким-то явится. А выйдешь — никого и нету» Фрагмент «Благовещения». Мозаика Софийского Киевского собора Каждый кузнец, действительно, имел и тщательно оберегал свои профессиональные секреты. Любой мастер без труда мог отличить свою работу от чужой. При этом в отношениях между кузнецами прослеживались четко установленные этические нормы, не позволяющие, в частности, переманивать клиентов. Когда в кузницу приходил новый посетитель, мастер, увидев чужую работу, по негласному обычаю отправлял пришельца к тому, кто его обслуживал раньше. Простые люди были уверены, что у кузнецов есть и специальные заклинания. Однако и сам кузнец, помимо использования иррациональных приемов и профессионального чутья, должен был владеть силой и быть ловким. Неслучайно в народных говорах, например в тверском, «ковалем» называли бывалого, ловкого, опытного человека вообще. О силе же кузнечных дел мастера в шутку говорили: «У кузнеца рука легка? Была бы шея крепка!» В традиционном сознании образ кузнеца и кузнечный труд были мифологизированы. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в фольклорных произведениях — сказках, обрядовых песнях и приговорах, заговорах — мотивы перековывания кузнецом грубого голоса в тонкий, старого человека на молодого, а также выковывания брачных уз, судьбы или жизни вообще. У украинцев, например, повивальная бабка, обмывая новорожденного сразу после появления его на свет, приговаривала: «Спасибо, тебе, коваль, что ты нам дитину сковал». Мифологизированная картина возникновения жизни под ударами кузнечного молота изображается в сказке, где обычно фигурируют волшебные кузнецы: «Сорок кузнецов, как ударят сорок раз — и родятся тотчас сорок военных солдат, вооружены и на бой готовы». Функцией этих кузнецов является создание необычной воинской силы, защищающей сказочное государство от «чужих». Продуцирующая символика кузнеца отразилась и в русской поговорке о рождении детей: «Был бы коваль да ковалиха, будет и этого лиха!» В этом плане показательно также, что в народных говорах слово «ковач» применялось для обозначения самца любого животного. Связь образа кузнеца с эротической символикой, а соответственно и с идеей жизни обнаруживается в устойчивой для святочной традиции ряженья игре «в подковывание девок» «кузнецами». В связи с этим примечательно, что народное выражение «подковать девку» означает «вступить во внебрачную связь». В фольклоре овладение кузнечным мастерством подчас осмысляется как необходимость для воплощения в жизнь судьбы «настоящего» героя. Так, в волшебных сказках встречается мифологический образ мужичка с ноготок с бородой с локоть, который насильно заставляет молодых героев «молотовничать», то есть учиться кузнечному ремеслу. Этот мотив в сказке, по-видимому, связан с архаическими обрядами переходного характера, санкционирующими повышение социовозрастного статуса индивида. Научение же сказочного героя искусству «молотовни-чания» дает ему возможность проникнуть в тридевятое царство, где не дозволено быть простому человеку, и познать то, что неизвестно никому. Сказка о Лихе одноглазом рассказывает о любопытном кузнеце, который, благодаря хитрости и своему мастерству, оказывается способен победить персонифицированный образ Горя, пожирающего, как и Смерть, людей, и тем самым спасти свою жизнь: Кузнец и портной шли, шли, зашли в лес, в густый, темный, <…> видят: изба стоит большая. Ночь; некуда идти. «Сём, — говорят, — зайдем в эту избу». Вошли; никого там нету, пусто, нехорошо. Сели себе и сидят. Вот и идет высокая женщина, худощавая, кривая, одноокая. «А! — говорит. — У меня гости. Здравствуйте. <…> Ну, хорошо; будет что поужинать мне». Они перепугались. Вот она пошла, беремя дров большое принесла, <…> поклала в печку, затопила. Подошла к ним, взяла одного, портного, и зарезала, посадила в печку и убрала. Кузнец сидит и думает: что делать, как быть? Она взяла — поужинала. Кузнец смотрит в печку и говорит: «Бабушка, я кузнец». — «Что умеешь делать-ковать?» — «Да я все умею». — «Скуй мне глаз». — «Хорошо, — говорит, — да есть ли у тебя веревка? Надо тебя связать, а то ты не дашься; я бы тебе вковал глаз». <…> Взял он толстую веревку да этою веревкой скрутил ее хорошенько. <…> Вот он взял шило, разжег его, наставил на глаз-то ей на здоровый, взял топор да обухом как вдарит по шилу. В мифологических рассказах кузнец выступает как «знающий», то есть обладающий магическим знанием. Так, согласно поверьям, он мог опознать среди местных жителей ведьму: в народе считали, что черти ездят на «бабах»-ведьмах и подковывают их у кузнецов. Вот в такой-то ситуации кузнец и мог узнать по ноге кого-либо из деревенских женщин. Рассказ кузнеца об этом вполне мог послужить реальному обвинению в колдовстве и привлечь названную женщину к наказанию. Владение магическими знаниями и силой в крестьянском сознании нередко объяснялись связью кузнеца с демоническими существами. До начала ХХ века сохранялись представления о том, что кузнец вступал в особые отношения с нечистой силой — лешим, водяным, чертом. Народная пословица гласит: «Умудряет Бог слепца, а черт кузнеца». Опасная, согласно народным представлениям, сущность самого кузнечного ремесла обнаруживается и на уровне фактов языка. Так, в местных говорах известны слова «ков» и «ковы», означающие соответственно «вредный замысел» и «коварные, злые намерения»; а слова «кознь» и «коварный» произошли от глагола «ковать». Все это объясняет тот факт, что в народе профессия кузнеца приписывалась инородцам и иноверцам, прежде всего цыганам. Демонологизация кузнечного дела объясняется соотнесенностью профессионального орудия труда горна с адским пеклом. Не случайно в одной из русских легенд кузнец называет черта «земляком». Увидев в церкви изображение черта в сцене страшного суда, он «намалевал» себе в кузнице такого же и всякий раз, приходя работать, приветствовал нечистого: «Здорово, земляк!» Это доброжелательное отношение кузнеца к черту обеспечивало благополучие в его работе. Традиционно женщины старались обходить деревенскую кузницу стороной, полагая, что там манит нечистый. Кузнец и черт — довольно устойчивая пара персонажей в русских сказках, легендах и быличках. Здесь черт выступает в качестве подмастерья кузнеца, попутчика или клиента, которому нужна кузнечная работа. В вологодской сказке рассказывается, например, о деловых отношениях этих персонажей: Ноцью приехал на Кузьму и Демьяна, цорт приехал на ве-шаном цоловеке к кузнецу. «Куй», — говорит. Кузнец посмотрел, а нога-то цоловецья, сразу и страшился, а цорт говорит: «Куй, куй, паря, не бойся». Подобные рассказы основаны на поверьях, что черти для езды вместо лошадей использовали самоубийц, утопленников, удавленников, умерших от опоя, ведьм. В таких повествованиях, как правило, отмечается, что лошадь не дает себя подковать, и не всякий кузнец может с ней справиться. Крестьяне также полагали, что если клиент ушел от кузнеца, не сказав ни слова, не поблагодарив за работу, не расплатившись, то это был не человек, а черт. Истории о невозможности подковать лошадь служили своеобразным оправданием для неудачливого кузнеца: если с лошадью никак не справиться, то утверждали, что она чертова, да и не лошадь вовсе. Однако в народе считали, что настоящий профессионал, который обладает магическим знанием и специальными приемами, должен справиться и с демонической, и с обычной, но норовистой лошадью. Вот одно из описаний необычного мастерства кузнеца: С приметам кузнецы ковали. Мне дядя рассказывал: «Возил я лошадь к трем кузнецам. За ногу не могут взять: дикая. Привел к четвертому. Тот говорит: Ко мне не к первому ведешь? Нет, к четвертому. Провел кузнец рукой от головы лошади до ног. И все ноги она дала, не сопротивлялась: знал что-то кузнец. С приметам!» Наряду с благосклонным отношением кузнеца к черту в фольклоре в большей степени представлены мотивы соперничества и противоборства этих двух персонажей. В тамбовском поверье Илья Пророк выступает в роли кузнеца, который кует громовые стрелы и поражает ими чертей: поэтому черти не любят кузнецов, а молния никогда не ударяет в кузницу. Распространенным в фольклоре является мотив «кузнецы бьют молотами плененных чертей». В сказках и мифологических рассказах кузнец нередко обманывает и прогоняет черта. Зная нелюбовь к себе, черт старается с помощью своих необычных умений перехитрить кузнеца и поставить в безвыходное положение на грани смерти, и только при обещании перестать издеваться над ним и относиться к нему с уважением он спасает кузнеца от неминуемой казни. В легендах и сказках черт-подмастерье иногда знает кузнечное дело лучше самого хозяина. Он может выполнять работы, вероятность которых допустима только с точки зрения мифопоэти-ческого сознания: перековывает старых на молодых, калек на здоровых, уродливых на красавцев. Вот как это описывается в одном из текстов: Раз как-то не было хозяина дома, а в кузнице оставался один работник. Видит он — едет мимо старая барыня, высунул голову из дверей и давай кричать: «Эй, господа! Вы пожалуйте сюда; здесь новая работа открывается, старые в молодых переделываются». Барыня сейчас из коляски да в кузницу. <…> «Ну, вот тебе деньги, сделай из меня молодую». Нечистой взял деньги, посылает кучера на деревню: «Ступай, — говорит, — притащи сюда два ушата молока»; а самоё барыню схватил клещами за ноги, бросил в горн и сжег всю дочиста, только одне косточки и остались. Как принесли два ушата с молоком, он вылил их в кадушку, собрал все косточки и побросал в молоко. Глядь — минуты через три выходит из молока барыня, да молодая, да красивая! Не зная «чертовых» хитростей, кузнец попытался «перековать» старого барина, но от того остались только обгорелые косточки. Тут-то работник и пришел на помощь хозяину, потребовав, однако, с кузнеца клятву не бить черта молотом и «держать честь» к нему. В другом варианте этого сюжета черт под видом цыгана нанимается к кузнецу и показывает невиданное мастерство: сковывает ногу хромому атаману, перековывает калек в здоровых, безобразных в красавцев. Он оказывается отменным подмастерьем — десять против него не сработают. А сам кузнец-хозяин только смотрит и деньги за работу пересчитывает. Сказка тем не менее завершается тем, что кузнец после помощи «цыгана» в переделывании дряхлого старика в молодца швыряет изображение нечистого в огонь: «…с той поры черт почернел еще хуже, и любимым местом его стали кузнечные трубы». Постоянная надобность крестьян в кузнечной работе, отразившаяся в поговорке: «Кузнецу, что козлу, везде огород», а также хорошая оплата за труд обусловили представление о зажиточности кузнецов. Статус кузнеца как богатого человека запечатлен в русских поговорках: «У кузнеца, что стукнул, то гривна», «Муж кузнец, жена барыня». В подблюдных песнях образ кузнеца символизирует богатого жениха: Идет кузнец из Питера, Одна пола — во сто рублей, Другая пола — во тысячу, Самому кузнецу — и цены нет. При рассмотрении образа кузнеца нельзя не обратить внимания на мифологические характеристики материала, с которым связана кузнечная работа. Железо — один металлов, который в традиционной культуре издревле наделяется не только положительными свойствами, но и высоким сакральным статусом. Этот металл является одним из универсальных оберегов, что объясняется его прочностью, твердостью, долговечностью, связью с огнем. Железные предметы часто применяют в качестве оберега людей, находящихся в переходном состоянии: беременных, рожениц, новорожденных, молодых на свадьбе. Так, чтобы избежать сглаза, беременные носили кусок железа за пазухой. Для предотвращения порчи предметы из железа клали в постель или под кровать роженицы, а также в колыбель новорожденного или под нее. Для этого могли использовать колющие и режущие вещи, имеющиеся в любом крестьянском хозяйстве: иглу, нож, ножницы, топор и подобные. Оберегом от нечистой силы и дурного глаза служили металлические украшения и звенящие бубенчики на некоторых деталях костюма невесты, поддужные колокольчики в упряжи свадебных повозок. В Святки девушки, отправляясь гадать в особенно опасные, согласно народным представлениям, места, обязательно захватывали с собой кочергу, сковороду или сковородник, чтобы защититься от активной в это время нечисти. При обряде опахивания женщины, составлявшие процессию, с помощью металлической утвари и орудий труда — печных заслонок, сковородок, лезвий кос и других — создавали лязгающие звуки, что должно было, по поверьям, отогнать коровью смерть от деревни. Подчас спасти человека могло не наличие у него металлических вещей, а лишь упоминание о них. Так, на Русском Севере верили, что если человек тонет, чтобы его водяной не затянул в воду совсем, надо вслух перечислять любые известные ему железные предметы. Как обладающие защитной силой предметы из железа часто упоминаются в текстах заговоров: это «высокие железные тыны», «крепкие замки» и подобные. Соответственно признакам крепости, прочности, долговечности железо в традиционной культуре считалось символом здоровья; не случайно существует метафорическое выражение «железное здоровье». В связи с этим железо, как и другие металлы, широко использовалось в лечебной практике. С другой стороны, из-за признаков холодности, неподвижности железо в мифопоэтическом сознании противопоставлялось живой природе и воспринималось как элемент «мертвого мира». Поэтому в народных представлениях оно нередко выступает как атрибут нечистой силы. Согласно севернорусским верованиям, атрибутом русалок являются железные крюки, которые они держат в руках; у полудениц — сковороды, у лешачихи — железный гребень, у шуликунов — железные колпаки и палки с крюками. Иногда даже образы мифологических существ и мифологизированных персонажей в народном воображении наделяются железными частями тела: у колдунов и чертей — зубы, у полесских русалок — груди. Представления о потустороннем происхождении железа связаны, кроме того, с добычей железа из-под земли, а также с полудемоническим статусом кузнеца, превращающего бесформенный металл в предметы человеческого быта. Покровителями кузнецов и кузнечного ремесла в народной традиции считались святые Косма и Дамиан. Ко дню их памяти — 1/14 ноября — мастера кузнечного дела обычно выполняли обет-ные работы, а вырученные деньги раздавали нищим или покупали на них свечи, чтобы поставить к иконе своих святых покровителей. Сам день Кузьмы и Демьяна, как полагали в народе, был опасным для кузнецов. В этот день они никогда не работали. Неслучайно в приведенной выше вологодской сказке клиентом, приехавшим к кузнецу в ночь на Кузьму и Демьяна, оказывается черт, а его «лошадь» — «вешаным цоловеком». В народном календаре день памяти этих святых воспринимался как начало зимы и связывался с наступлением холодов и установлением санного пути. Отсюда многочисленные пословицы, относящиеся к этому дню: «Козьма и Демьян с гвоздем», «Козьма-Демьян с мостом», «Козьма-Демьян подмостят» и другие. Все эти пословицы изображают святых как особых кузнецов, работающих не в рамках кузницы, а в природном пространстве. После празднования Кузьминок, посвященных Кузьме и Демьяну, для кузнецов наступала жаркая пора работы, связанной с приведением в порядок орудий труда после уборочного сезона, а также с подковыванием лошадей и ремонтом средств передвижения, предназначенных для зимнего периода.

Ответ на комментарий stive_yanberg # Демидовы — купцы, горнорудные заводчики, промышленники-сталелитейщики, меценаты и общественные деятели — известнейшие люди в России. Как иначе — миллионщики же! Помните, кто первыми в России начал добывать серебро? Точно — Демидовы! Возле таких людей множество мифов сочиняется, много легенд крутится. Вот и о Демидовых, а вернее, о начале их богатства сохранилась прелюбопытнейшая история. Родоначальником демидовского древа считается кузнец Антуфьев по имени Демид — от него и фамилия пойдет. Жил сей Демид в деревне Пашино, что в двадцати верстах от города Тула, и был кузнецом весьма искусным — и лошадь мог подковать, и знатный клинок сладить. Да только после женитьбы деревенских доходов от кузнечного дела на житье хватать перестало. Ну что от крестьян ждать — подкова упадет или обруч на бочке лопнет — доходы с гулькин нос. Вот и решил Антуфьев перебраться в город Тулу — уж там-то он со своим ремеслом быстро в гору пойдет. Сказано — сделано. Примерно в 1655 году переехал Демид с женой в город. Да только там свои мастера есть — не про демидовскую честь. Пристроились Антуфьевы на окраине. Место запустелое — кто сюда по кузнечной надобности сунется?.. А тут еще то ли радость, то ли обуза — не поймешь: первенец наметился. Жена распашонки из лоскутков шьет, а Демид головной болью мается: где прокорм добыть? Ночами спать перестал, стал на зады огорода выходить, чтоб жене не мешать. И вот сидел как-то, на звезды смотрел, думу думал: вон как много божьих свечек на небе, говорят, их людские ангелы-хранители для своих подопечных зажигают. Да видать, спит где-то демидовский ангел, не радеет о бедном Демиде и его семействе. На что жить-то будут Антуфьевы?! Только так подумал, шорох раздался, потом треск ломаемых сучьев да лошадиный храп. И из темноты подъехал прямо к Демиду какой-то человек на коне и тихо так говорит: «Не пугайся, хозяин! Конь захромал. Нет ли кузнеца поблизости?» Демид аж ахнул — невиданное дело: посреди ночи да заработок! Но виду не подал, а только выговорил степенно: «Повезло тебе, путник. Я сам — кузнец!» Незнакомец соскочил на землю, коня по холке похлопал: «Выходит, и верно — повезло!» Пошли в кузню. Там Демид-то и разглядел: парень — цыган! Наверно, и конь краденый. А ну за ним погоня?! Это ж как влипнуть можно! «Деньги-то у тебя есть? — спросил кузнец, волнуясь. — За спасибо делать не могу. Семья у меня». Цыган зубами белыми блеснул: «Золотой есть!» Кузнец бороду почесал да на огонь прищурился: «По твоему положению одного золотого мало. Не одна работа денег стоит, но и мое молчание. Небось коняга-то краденая…» Цыган еще пуще заулыбался: «А не боишься, дядя, мне про это говорить? Мы ведь — народ простой, пырну ножичком — и вся недолга». Демид к раскаленному горну подошел да за тигли взялся: «Не пырнешь, чавела! Кто ж твоему коню подкову ладить будет? А на неподкованном коне ты далеко не ускачешь. Тебя небось и так уж ищут. А схватят, сам знаешь, какова награда — петли услада. Не привечают конокрадов — то! Да и после работы ты меня не тронешь. У кузнеца рука стопудовая, убью одним пальцем. Особливо пока железо в огне держу. Так что давай раскошеливайся. Сначала плата, потом заплата!» Цыган карман помял: «Всего один золотой есть, дядя, Детьми клянусь — не вру! Не для себя коня увел, детей кормить нечем». Кузнец посмурнел: «Видать, у всех одна песня. И мне, чавела, нечем. Мы с женой первенца ждем, а в доме — шаром покати». Цыган вздохнул, золотой вынул: «Возьми, дядя! Я завтра на ярмарке коня продам, шесть таких получу. А тебе в счет оплаты я секрет цыганский открою. Ты этот золотой не трать. Положи в кошель, а как будет утро солнечное, раскрой кошель так, чтобы солнечный свет на золотой падал, да и скажи: «Сияй, сияй — деньгу прибавляй!» Только помни: сказать надо три раза». Поскреб бороду кузнец — что делать? Больше чем есть не возьмешь. Придется, видно, одним золотым да цыганским рассказом удовольствоваться. Все-таки золотой лучше, чем дыра в кармане. К тому же вдруг цыган не обманет? Говорят, это племя много чего потаенного знает… На другое утро выложил кузнец кошелек на стол и стал солнца дожидаться. Только оно в окно засветило, раскрыл кошелек да и повернул его золотым прямо на солнечный луч. Начал шептать тихонько: «Сияй, сияй — деньгу прибавляй!» Только прошептал три раза, жена с порога и крикнула: «Демид, иди скорей!» Выскочил на крыльцо, а во дворе всадник стоит в алом сафьяновом кафтане, у лошади одна сбруя стоит больше, чем весь домишко с кузницей. «Ты, что ли, кузнец?» — высокомерно так спрашивает. У Демида сердце упало: видать, прознали власти, что он цыгану помог. Хотел сказать, мол, не — я, мол, давно уже не работаю, да язык как присох… «Я вчера тут недалеко один ехал. Припозднился, да и оплошал, — говорит вдруг всадник. — Два разбойника на меня набросились. И не остаться бы мне в живых, да на мое счастье, выскочил какой-то парень. В темноте-то я его не рассмотрел, зато он мне помог разбойничков прямиком в ад послать. Я парню кошель кинул да говорю: тому, что ты тут оказался, я жизнью обязан. А он мне говорит: не мне ты обязан, а кузнецу, что тут рядом живет. Я у него был». Демид покряхтел, как всегда в трудных случаях бороденку поскреб: «Приятеля моего сын из деревни заезжал… Я ему кузню показывал…» Всадник усмехнулся и головой покрутил: «Мне как раз кузнец нужен. Ты оружие умеешь ковать? — Демид кивнул. — Вот и возьму тебя. Только кузню придется перенести. Сам-то я из Москвы, а тут, в Туле, у меня подворье. А рядом с ним, на соседней улице, как раз дом пустует. Вот и думаю, не открыть ли там кузню большую, для двора царского оружие ковать? Говорят, тульские кузнецы на то большие умельцы». Демид усмехнулся: «Это точно! Многие старинные секреты мы, туляки, знаем». Всадник головой тряхнул: «Решено! Беру тебя. Только и ты по кузням походи, погляди, кого еще выгодней к делу нашему пристроить. Да и сам собирайся, рядом с кузней жить будешь. Вот тебе подъемные!» Кузнец и ахнуть не успел, как его руки сами собой подхватили весьма увесистый кошелек. Раскрыл — два десятка золотых. Вот вам и солнечное золото! Дай бог того же цыгану… Через пять месяцев, 26 марта 1656 года, у Демида Григорьевича Антуфьева родился первенец — сын Никита. Пройдет еще шесть десятков лет, и 21 сентября 1720 года сам царь Петр за заслуги в «железных и медноплавильных делах, за строительство заводов и фабрик» наградит заводчика и промышленника Никиту Демидова потомственным дворянством. Так что росло солнечное золото в семействе демидовском. И то — разве есть что сильней солнечного света?..

Ответ на комментарий stive_yanberg # Саймон (Семен) Смит Кузнец родился 30 апреля 1901 года в Пинске. Он был вторым ребенком в семье из троих детей. Его отец, Абрам Кузнец, торговец мехами, оставил семью еще в 1907 году, эмигрировав в США. Саймон остался с матерью Полиной Кузнец (урожденной Фридман). Отец собирался вызвать семью, как только устроится сам. Но последующие события нарушили эти планы. После окончания реального училища Семен поступил на юридический факультет университета в Харькове, где в то время велось преподавание и экономических дисциплин. После двух лет учебы в университете Кузнец на протяжении последующих двух лет работал в статистическом отделе Центрального совета профсоюзов руководителем одной из секций бюро статистики труда. В 1921 году в сборнике «Материалы по статистике труда на Украине» была напечатана первая его статья - «Денежная заработная плата рабочих и служащих фабрично-заводской промышленности г. Харькова в 1920 году». В 1921 году Пинск отошел к Польше. Теперь ничто не мешало Семену и старшему брату Соломону в 1922 году уехать в Нью-Йорк. Здесь оба брата поступили на старший курс Колумбийского университета. В 1923 году Саймон получил ученую степень бакалавра, в следующем году - магистра, а еще через два года - доктора наук. По завершении учебы в аспирантуре Кузнец в течение полутора лет работал научным сотрудником в Совете по исследованиям в области социальных наук (СИСН). Результаты этой работы воплотились в монографии «Столетняя динамика производства и цен», опубликованной в 1930 году. Научные взгляды молодого ученого во многом формировались под влиянием его учителя в Колумбийском университете У. Митчелла. Тот считал, что экономическая теория должна опираться, прежде всего, на факты. Именно Митчеллу принадлежала ведущая роль в создании Национального бюро экономических исследований (1920), в работу которого он и вовлек Кузнеца. В НБЭИ Кузнец проработал почти 35 лет (1927-1961). Одновременно Кузнец преподавал в Пенсильванском университете (Филадельфия, 1930-1954). Работая в НБЭИ, Саймон женился на одной из его сотрудниц, Эдит Хандлер. У них родились дочь Юдифь и сын Пол (впоследствии преподаватель экономики в университете штата Индиана). Именно в НБЭИ Саймон сформировался как крупнейший статистик своего времени. Здесь Кузнец разработал методы определения национального дохода США, хотя он был не первым ученым, предпринявшим попытку осуществить подобные подсчеты. Первый отчет Кузнеца по национальному доходу США «Национальный доход, 1929-1932» был опубликован в 1934 году министерством торговли США. Метод подсчета национального дохода Кузнеца основан на единой теоретической концепции взаимозависимости между вычисленным объемом национального выпуска продукции в каком-либо году и определенным уровнем благосостояния, соответствующим этому объему. Ученый считал, что существует связь между благосостоянием и доходом, и ее надо учитывать при решении таких спорных эмпирических вопросов, как вклад в доход видов деятельности, находящихся за пределами рынков, и изменение объема выпуска различной продукции, еще не получившей стоимостной оценки. Он изучал состояние общественного сектора и стремился к последовательности в обработке данных по движению промежуточных товаров. В исследовании национального дохода Кузнец стремился к тому, что он называл аналитическим описанием экономического развития с применением исследовательского процесса, который представлялся ему как движение «от измерения через оценку, далее через классификацию, через объяснение к построению теории». Результаты своих дальнейших исследований национального продукта и дохода Кузнец изложил в серии публикаций: «Национальный доход и формирование капитала в 1919-1935 гг.» (1937), «Товарный поток и формирование капитала» (1938). Наиболее значимым в этой серии был двухтомник «Национальный доход и его структура за 1919-1938 гг.», вышедший в 1941 году. «Предложенные им методы оценки таких макроэкономических величин, как национальный доход, совокупное потребление, инвестиции, сбережения, удачно дополняли кейнсианскую теорию, что явилось основой для построения первых эконометрических моделей экономической системы, пионерами которой выступили Р. Фриш и Ян Тинберген, - пишет И.М. Осадчая. - Полученные Кузнецом временные ряды ВНП (валовой национальный продукт) и других макроэкономических показателей для отдельных стран и длительных отрезков времени он использовал для анализа проблем экономического роста, в частности, проблемы длительных, вековых его колебаний. В одной из ранних своих работ о динамике производства и цен в США он выявил колебания продолжительностью в 20-25 лет. Впоследствии он не обращался к этой теме, расширяя сферу своего анализа на другие развитые страны и включая в нее все новые временные ряды, в том числе и демографического характера. Подобного рода колебания вошли в современную литературу под названием "циклов Кузнеца"». Во время Второй мировой войны в 1942-1944 годах Кузнец возглавлял бюро планирования и статистики комитета вооружений США. В 1949 году его избрали президентом Американской статистической ассоциации, а в 1954 году - президентом Американской экономической ассоциации. В том же 1954 году Кузнец начал преподавать в университете Джонса Гопкинса (Балтимор). В 1960 году ученый покинул Балтимор и стал преподавателем Гарвардского университета. В этом знаменитом учебном заведении Кузнец работал до 1971 года. Кузнец снискал славу блестящего преподавателя благодаря неиссякаемому интересу к излагаемому предмету, аналитическому таланту, четкости изложения, эрудиции, а также способности вовлечь своих слушателей в непосредственный процесс исследования. «С начала 1950-х Кузнец изучал различные аспекты проблемы распределения, в первую очередь, ее связь с экономическим ростом и экономическими циклами, - пишет Л. Васина. - Он показал, что повышение доли акционерного капитала в общем объеме производства и снижение прибыли на инвестированный капитал повышают долю труда в национальном доходе. Детально проанализировав данные о динамике национального дохода в 10 странах, Кузнец выявил тенденцию к уменьшению неравенства в распределении дохода между физическими лицами в периоды бума, хотя и подчеркивал, что наличие огромного количества исключений не позволяет сделать исчерпывающие выводы. Кузнец вообще уделял немалое внимание выяснению источников ошибок при сравнительном анализе экономики стран с различным уровнем экономического развития. Стремясь минимизировать возможные ошибки в подсчетах, он опробовал разнообразные методы количественной оценки экономических показателей. Значительный вклад внес Кузнец в исследование роли накоплений и инвестиций, а также прироста капитала и технологических изменений в процессе экономического роста. Особенно тщательно эти проблемы были рассмотрены в работе "Капитал в американской экономике" (1961), где было показано, что за длительный период стабильность процесса накопления определяет долю капиталовложений в экономике. Одним из первых экономистов 1960-х Кузнец раскрыл роль капиталовложений в человеческий фактор в качестве одной из составляющих экономического роста, подчеркнув, что "самым большим капиталом страны являются ее люди с их мастерством, опытом и побуждениями к полезной экономической деятельности"». Как крупный авторитет в области проблем экономического развития ученый неоднократно привлекался к международным исследовательским проектам. В 1953-1963 годах он являлся председателем проекта Фалька по экономическому развитию Израиля, а с 1963 года - почетным председателем Института экономических исследований Мориса Фалька (Израиль). В 1961-1970 годах Кузнец являлся председателем комитета по экономике Китая в рамках СИСН. В шестидесятых-семидесятых годах XX века Кузнец перешел к сравнительному анализу экономического роста различных стран мира. Ученый сделал вывод, что проблемы экономического роста выходят за рамки чисто экономических. Для того чтобы найти корни экономического роста, надо опираться на другие социальные науки - социологию, политологию, демографию. Будучи руководителем комитета по экономическому росту в совете по исследованию социальных наук, Кузнец пишет серию фундаментальных работ по проблемам экономического роста, среди них «Современный экономический рост» (1966) и «Экономический рост наций» (1971). В этих работах им обосновывается теория возникновения и развития новой стадии в экономической истории. Ее Кузнец назвал эпохой «современного экономического роста». По мнению ученого, ее истоки надо искать в северо-западной части Европы второй половины восемнадцатого столетия. Далее следует распространение на запад и юг Европы, наконец, в конце столетия в Россию и Японию. Еще через сто лет эпохой «современного экономического роста» захвачены американский континент, а после Второй мировой войны он начинает свое шествие в странах Азии и частично Африки. Необходимыми условиями и главными признаками этого явления Кузнец считал ряд глобальных структурных сдвигов в экономике, в социальной структуре населения и в демографических смещениях. И.М. Осадчая резюмирует. «Во-первых, с точки зрения Кузнеца, эпоха современного роста характеризуется ускорением накопления капитала (темп роста реальной величины капитала на душу населения должен, по его мнению, составлять не менее 15 процентов за 11 лет на протяжении периода в 100 лет и больше). Во- вторых, в эпоху современного экономического роста в добывающих отраслях и в сельском хозяйстве со временем остается примерно 5 процентов населения; треть концентрируется в промышленности и строительстве; остальная часть трудоспособного населения поглощается сферой услуг. В- третьих, это эпоха коренного изменения географии расселения людей, когда преобладающая его часть концентрируется в городах и пригородах». В 1971 году Кузнец был удостоен Нобелевской премии «за эмпирически обоснованное толкование экономического роста, которое привело к новому, более глубокому пониманию как экономической и социальной структуры, так и процесса развития». Оценивая его вклад в экономическую науку, член Шведской королевской академии наук Б. Улин подчеркнул, что в своих работах Кузнец «оперировал огромным статистическим материалом, подвергая его столь глубокому и тщательному анализу, что будил мысль и проливал совершенно новый свет на проблему экономического роста». В своей последней крупной работе - «Рост и структурные изменения», опубликованной в 1979 году, Кузнец рассматривал развитие Тайваня с 1895 года. Он указывал, что быстрый рост означает продолжительный разрушительный процесс, приводящий к структурным сдвигам в экономике и сопутствующим институциональным изменениям, а также в условиях труда и жизни. Как и в своих прежних работах, Кузнец подчеркивал важность соответствующих демографических изменений. В случае Тайваня ярким примером такого рода изменений служило быстрое уменьшение рождаемости. Умер Кузнец 8 июля 1985 года в Кембридже.

Коса входит в ряд металлических острых и режущих предметов (таких, как серп, топор, нож, игла), служащих для защиты от злых духов. С другой стороны, характерное для косы действие метафорически приписывается Смерти, которая косит людей.Существуют два типа косы — коса-горбуша и коса-стойка (литовка), последняя получила наибольшее распространение. Основные различие в них — это размер (литовка больше), наличие ручки (лучка) у литовки и положение тела косаря при косьбе (горбушей косят сгибаясь при каждом взмахе, а литовкой с прямой спиной).Коса — это инструмент индивидуальный и требует настройки именно под ее владельца-косаря. При правильной настройке и соответствующих навыках косьба в течение продолжительного времени не вызывает заметной усталости, хотя при этом задействовано большое количество мышц. Коса как бы сама косит траву, издавая при этом чистый, звонкий звук. Рукоятка (лучок) изготавливается из черёмухи или ивы. Косовище (черенок косы) изготавливается из ели (реже берёзы или сосны).Лезвие косы сначала отбивают (то есть подвергают наклёпу), а только потом подтачивают. Крутое затачивание (в особенности на точильных станках) без отбивки является неправильным методом и приводит к быстрому стачиванию косы. Отбивку осуществляют косным молотком на специальной подставке (бабке) которую вбивают острой частью в чурку (пенёк), либо на косоотбойнике (для тех, кто не владеет методикой отбивки на бабке), который также вбивается в чурку. Отбивать начинают от пятки к концу, равномерно проходя всю кромку полотна. Ни на один участок лезвия не ударяют дважды за один проход, обычно делают несколько проходов или больше. После отбивки и во время работы периодически лезвие правят точильным бруском (оселок) с мелким зерном. Нормальная коса после отбивания выдерживает, в зависимости от прокашиваемой местности три-четыре или семь-восемь часов косьбы.Косят традиционно с утра (при покосе на сено, когда косьба продолжительная — только с утра), когда нет дневного зноя, лучше всего до схода утренней росыДля защиты дома от злых сил и злых людей у вост. славян вделывали в порог старую косу (рус. вологод.), прибивали к порогу или к косяку найденную подкову, нож или обломок косы (бел.). В Рождественский сочельник все сидящие за ужином домочадцы ставили ноги на острые железные предметы, лежащие под столом: косу, лемех, топор, мотыгу и др. (пол. лемки, эакарпат.). В Прикарпатье лемех клали под стол, а косу — за лавку для того, "аби мерці не прийшли", потому что мертвецы боятся железа. Покойнику, подозреваемому в вампиризме, отрезали голову косой (великопол.). В то же время вампиры, по представлениям жителей Покутья, собираются вместе, спорят и дерутся косами. Для защиты от "моры" наряду с другими магическими средствами клали под кровать косу, серп или шило (словац.).Оберегая роженицу и дитя от нечистой силы и болезней, в постель ей клали косу и топор, а ребенку — нож или др. острые предметы. Кусок косы клали в постель ребенка, чтобы злые духи его не подменили и для защиты от других чар (пол.). Чтобы ребенок, умерший до крещения, не стал "ходить" по ночам к матери, в гроб ему клали косу, цеп, грабли, метлу и т. п. (закарпат.).С целью оберега невесты снимали свадебный венок с ее головы косой (словац.), саблей (словен.) или ножом (хорв., словен.). Коса, положенная около или под кроватью, разрушала магию, направленную против новобрачных (словац.).Для защиты скота в Полесье затыкали косу за стропила, вешали у дверей хлева, закапывали у порога, прибивали на воротах — от ведьм и злых духов: их "коса не допустит"; в Закарпатье в Сочельник у стойла клали косу и деревянный ящик с разведенной глиной — от ведьмы. Верили, что ведьма порежется косой. Мотив калечения ведьм косой отражен в ряде быличек. На Кубани через положенные на земле К. и печную заслонку вводили во двор новокупленную корову. Чтобы нечистый не трогал скотину, нужно было до восхода солнца нагим обежать три раза вокруг хлева, держа под левой рукой косу или нож, а потом заткнуть их в стену (полес.). У поляков (с.вост. Мазовше) для того, чтобы куры хорошо неслись, хозяева следили, чтобы коса хранилась в сарае снятой с ручки.Во время первого выгона скота на пастбище обходили стадо, волоча за собой косу острием по земле (бел. витеб.); клали косу вниз острием, рядом клали замок и произносили заговор; пастухи прогоняли коров через обломок косы и замок с ключом (рус.); переганяли корову через косу или топор (пол.), через косу и воткнутый в землю нож (полес.). Надетая на ручку (косовище), коса защищала косаря от болезней, т. к. от нее, по народным верованиям, убегали злые духи. Болгары верили, что пока косарь косит, он не может заболеть. Слетевшая с ручки косы, по представлениям словаков, указывала на то, что косарь скосил волшебную траву, которая, как считалось, одним прикосновением имеет силу открывать любой замок.Чтобы уберечь сено от пожара и порчи, особенно в праздники Горешняци (15 — 17 июля), у болгар запрещалось работать в поле, в частности косить, стоговать и возить сено, иначе огонь все спалит, а сами работающие заболеют. Чтобы этих несчастий не случилось, надо быто иметь в руках косу или положить на погруженное в телегу сено косу и вилы крест-накрест.Для лечения воспаления во рту, возникшего у ребенка от испуга, использовали проточную воду, трижды перелитую через косу (пол.). С помощью косы можно быто предотвратить нежелательную беременность. Если невеста не хотела сразу иметь детей, она перед свадьбой стояла недолго на 9 серпах или косах (ср.словац.). Чтобы отпугнуть или выгнать из села эпидемические, "моровые" болезни или дух смерти, производили опахивание села, во время которого махали по воздуху косами и серпами, били в металлические предметы, в частности в косу, создавая шум и звон. В профилактических целях такой обход устраивали ежегодно в Петров день: участники ритуала обязательно брали с собой несколько кос и били по ним палкой (рус. тул.).Коса наряду с другими острыми предметами (топором, серпом) использовалась в ритуалах отгона градовых туч и защиты от града. В Сербии, чтобы "рассечь" тучу, несущую град, махали косой в воздухе, причем косу насаживали на ручку наоборот, а после этого косу забивали в землю, оборачивая острием к туче; выносили косу из дома и ставили под крышей острием кверху, чтобы капли дождя, а также туча и град, рассекались косой; переворачивали косу острием вверх, чтобы ведьмарь, насылающий град, упав с неба на косу, погиб; перед градом выносили во двор столик с угощением, а рядом клали косу острием кверху. В других местах во время града выбрасывали во двор острые предметы: косу, серп, топор (ю.слав., пол., рус.).Как атрибут персонифицированной Смерти и болезней коса упоминается в фольклоре многих европейских народов. По верованиям белорусов (пинск.), Смерть приходит обыкновенно с косой, на конце которой висит капля смерти. Встав в головах кровати, Смерть ждет, и как только больной откроет рот, капля с косы падает, и человек умирает. Болгары представляют себе Чуму с косой, которой она отрезает голову людям. По рус. поверьям, старейшая и злейшая из сестер-лихорадок держит в правой руке косу, как и сама Смерть; если она овладеет человеком, он умирает. Подобное представление о Смерти отражено в ряжении: изображающий Смерть персонаж ходит с косой, реже с серпом или длинныім ножом. В Закарпатье в играх при покойнике парень, исполняющий роль Смерти, делает вид, что он точит косу. Затем он гоняется за парнями и девушками, пока кто-нибудь не упадет. Тогда ряженый "косит" его косой, как траву.Иногда косу используется и как орудие порчи. Словаки верили, что с помощью косы можно отнять урожай. Для этого надо закопать косу на поле того человека, кому собираются навредить, и произвести ряд магических действий. В Полесье считали, что коса, как и серп, нельзя вообще вносить в дом во избежание несчастий. Валенцова М.М. https://grimoire.club/viewtopic.php?t=17653

Материл из трудов 1961-го года издания. В разделе описывается как знахари снимали "ШАЛЬ". Что такое шаль, насколько мне известно все славянские языки под этим словом подразумевают безумие в той или иной степени. По украински "шаленый", естественно на других славянских языках это звучит примерно так же, например по польски звучит как: "szalony" . разница в том что в большинстве славянских языков подчеркивается причина безумия- шаль, а не отсуствие ума, как в слове безумный. может вольный на перевод на русский это шальной, неадекватный. Почему я на этот момент обращаю особое внимание. Языковой смысл. Снимать то что человек не "имеет ума" и то что человек стал безумен из-за того что у него "шаль" ( что-то извне мешает его сознанию), это разные вещи! Дальше если будет интересно мы рассмотрим и другие славянские заговоры с обрядами. Специально копирую изображение фотографией, что бы показать как писалось и как это было и как произносилось ( прикроем так мою лень и не желание переписать тексты)))). Так же стоит подчеркнуть, что в сборнике давались такие определения шаль - нервозность. водобоязнь, боязнь чего-то, страх тревога , в общем одержание мелкими сущностными или частичное более сильными. Первый интересный обряд. Мне он больше всего понравился. особенно интересно, что там упоминается отвар косы в обряде и упоминание рогов в заговоре))). Я попробую, текст имеет вид разговорного. Его можно привести в литературный рифмованный вид, просто нужно немного времени. Пока на русский: "Шли себе трое братьев, говорили, бешеному псу сказали: Идем правою дорогою, через Орданскую реку, на высоченную гору: там ходит баран с большими ( высокими) рогами, выстрижем ему шерсть между рогами и вернемся назад, Орданской воды наберем, белый камень со скалы отколем. И да помогут мне все святые хранители заговаривать, заклинать, бешенного пса выгонять. Сама я этим обрядом не пользовалась, но знаю, что подобным образом убирали страдание от долгой смерти ( я про то самое) и пытались снять проклятие за самоубийство. Т.е. каких-то сущностный отвар "косы" естественно "срезает" . https://grimoire.club/viewtopic.php?t=17653

Много интересного!