Это цитата сообщения Муромлена Оригинальное сообщение
Чего боялась Вирджиния Вульф? (part 2)
После просторов Уэльса перспектива возвращения в сумрачный особняк, где все еще царила атмосфера болезни и смерти, выглядела не слишком привлекательной: было запланировано путешествие в Италию, и уже через несколько дней после приезда в Лондон сестры в сопровождении Джорджа отправились в Венецию, откуда они должны были вернуться домой через Флоренцию и Париж.
Для Ванессы поездка стала настоящим откровением: богатство красок, роскошь садов и знаменитые собрания живописи вызывали у нее непреходящий восторг – между тем как у Вирджинии, в ее подавленном состоянии, все это скоро стало порождать противоположную реакцию: слишком шумно, слишком яркие цвета, слишком много вульгарных туристов. Не получая поддержки от сестры, полностью увлеченной открытием Италии, Джинни все глубже погружалась в уныние и депрессию, от которых ее не спасло даже живительное прикосновение к тому миру, о котором они с Ванессой столько мечтали: благодаря приятелю их брата Тоби – обходительному Клайву Беллу – сестры впервые в жизни смогли приобщиться к бурным дискуссиям об искусстве в богемных парижских кафе, среди близких им по духу людей.
Почти сразу по возвращении домой в мае 1904 года у Вирджинии случился второй нервный срыв – на этот раз уже по-настоящему серьезный, потребовавший ее изоляции и постоянного присутствия сиделок (иной раз требовалось трое человек, чтобы удержать ее во время яростных припадков). Острая фаза продлилась примерно три месяца: Джинии постоянно слышались голоса, птицы пели по-гречески, а в кустах за окном выкрикивал гнусные ругательства король Эдуард VII.
В июне больную забрала к себе добрая подруга семьи – Вайолет Дикинсон. Она была на 17 лет старше и на голову выше Джинии и, годы назад потеряв собственную мать, испытала на себе благотворную заботу Джулии Стивен. Мисс Дикинсон поддерживала теплые отношения со всей семьей, но особо преданная дружба завязалась у нее с Вирджинией, которая много лет была буквально влюблена в Вайолет.
[291x400]
Вайолет Дикинсон и Вирджиния Вулф в 1902 году. Ванесса Кертис в книге "Женщины Вирджинии Вулф" (2002) утверждает, что "независимо от вопросительных знаков, которые все еще висят над истинной природой этих отношений, не может быть никаких сомнений, что Вайолет была первой настоящей эмоциональной и физической любовью в начале взрослой жизни Вирджинии".
Без всякого сомнения, то лето стало тяжким испытанием для них обеих: в один злополучный день Вирджиния даже попыталась в порыве безумия покончить с собой, выбросившись из окна (к счастью, этаж оказался низкий, и она не разбилась) – однако взаимная привязанность подруг осталась нерушимой.
Постепенно возвращаясь к нормальной жизни, Вирджиния испытывала вину перед близкими за свое «постыдное» поведение во время болезни, и особенно остро было в ней ощущение собственной беспомощности и зависимости от других. Ее выдающийся интеллект впервые показал темную изнанку, и в традиционной области своего превосходства Вирджиния вдруг оказалась уязвлена и бессильна.
Пока Джинни постепенно восстанавливала силы в доме кембриджской тетушки, Нэсса употребила всю свою энергию на то, чтобы как можно скорее начать новую жизнь в новом жилище. Все устроилось как нельзя лучше: Джордж наконец-то женился, а Джералд согласился переехать в меблированные комнаты для холостяков – так что, избавившись от большей части обстановки, Ванесса с радостью покинула родительский особняк и организовала переезд в найденный ею дом в Блумсбери. То был недорогой и в ту пору ничем не примечательный район, устраивавший сестер своей отдаленностью от Кенсингтона и назойливой родни. В восторге от обретенной творческой свободы, Ванесса сама обставила дом, создав ощущение простора и гармоничного эстетического пространства. Здесь сестры и зажили совместно с Тоби и Адрианом, которые, однако, бывали дома не часто: Адриан все еще учился в Кембридже, а Тоби нередко отсутствовал – поэтому Нэсса и Джинни фактически оставались хозяйками в доме. Это было идиллией, воплощением их давней мечты: они наслаждались обществом друг друга, свободой творить и строить свою жизнь самим, и даже светские развлечения стали доставлять им больше удовольствия, чем в ту пору, когда кодекс поведения навязывал сестрам Джордж. На это время пришлись и первые их успехи на профессиональном поприще: первая литературная рецензия Вирджинии была опубликована в газете "Гардиан" в декабре 1904 года, а в 1905 году она уже довольно регулярно работала для "Литературного приложения" в газете "Таймс", а Ванесса получила первый заказ на портрет и в апреле 1905 года приняла участие в выставке, организованной лондонской Новой Галереей.
Вскоре после вселения Стивенов в дом 46 по Гордон-Сквер Тоби стал устраивать журфиксы для своих бывших соучеников по Кембриджу: каждый четверг после ужина они могли без церемоний заглянуть к нему на чашку какао с печеньем. А товарищи у Тоби были непростые: в Кембридже они принадлежали к элитарному братству «апостолов» – разумеется, исключительно мужскому и подразумевавшему не только духовную, но и физическую близость между его участниками. Кроме гомосексуальности и высокого интеллекта, их роднила также приверженность идеям Джорджа Мура и его PrincipiaEthica, на долгие годы определившим мировоззрение и образ жизни многих из них: отвергнув общепринятые социальные нормы уходящей в прошлое викторианской эпохи, «молодые львы» стремились интуитивно постигнуть такие категории, как добро, истина, красота, и далее действовать исходя из полученного представления.
[512x327]
Bloomsbury artists in a fake plane. They are (from left to right): Unknown, David Garnett, Vanessa Bell, Oliver Strachey, Dora Carrington, Duncan Grant, and Barbara Bagenal
Чуть позже Ванесса начала устраивать журфиксы по пятницам – основной их темой стало искусство. Еженедельные собрания в доме Стивенов положили начало явлению, позже снискавшему известность под названием «группа Блумсбери» и просуществовавшему долгие годы. Изначальное ядро знаменитого сообщества, в 1910-30 годы оказавшего заметное влияние на искусство, литературу и экономику, составили Ванесса, Вирджиния, Тоби и Адриан Стивены, биограф Литтон Стрейчи, политический писатель и социалистический активист Леонард Вулф, искусствовед Клайв Белл, экономист Мейнард Кейнс, журналист-литературовед и издатель Десмонд МакКарти и его жена, писательница Молли МакКарти, государственный служащий Саксон Сидни-Тёрнер, художник и искусствовед Роджер Фрай, художник Дункан Грант и писатель Эдуард Морган Форстер. «Блумсберийцев» связывало между собой многое: идеи, творчество, любовные узы (подчас запутанные) и даже такие необычные развлечения, как скандальный розыгрыш с линкором «Дредноут».
[468x399]
Virginia Woolf in Dreadnought Hoax (1910) Крайняя слева бородатая фигура - Вирджиния Вульф
В лоне этой своеобразной семьи, многие члены которой и вправду являлись кровными родственниками, Нэссе и Джинии было суждено встретить своих будущих мужей. Клайв Белл – не принадлежавший к «апостолам» бонвиван, женолюб и душа общества – с лета 1905 года неоднократно делал старшей из сестер предложение, постоянно встречаемое отказом. 8 ноября 1906 года, по возвращении из семейного путешествия в Грецию, откуда Ванесса, так же, как и Тоби, вернулась в расстроенном здоровье, она написала «уважаемому мистеру Беллу», что было бы лучше, если бы он уехал куда-нибудь на год. Двенадцать дней спустя Тоби умер от не диагностированного вовремя брюшного тифа, а через два дня после его смерти Ванесса неожиданно согласилась выйти замуж за Клайва.
Вайолет Дикинсон сопровождала Стивенов в поездке по Греции и вернулась домой с той же болезнью, что и Тоби. После смерти брата Вирджиния какое-то время продолжала в письмах к подруге бодро сообщать о воображаемом выздоровлении брата, пока та не узнала о случившемся из газет. Эта «ложь во спасение» объяснялась нежеланием волновать Вайолет, чье здоровье на тот момент было все еще под угрозой, но можно предположить, что в этой утешительной выдумке нуждалась и сама Вирджиния, известная к тому же своим необузданным воображением, часто уносившим ее весьма далеко от реальности.
Накануне свадьбы Нэссы Вирджиния написала ей трогательное письмо от имени трех обезьянок и одного вомбата, сокрушающихся о несбыточности желания вступить с ней в брак и умоляющих дать им шанс остаться ее возлюбленными.
Ванесса и Клайв поженились 7 февраля 1907 года, и эту дату Вирджиния запомнила крепче, чем день собственной свадьбы. Впервые сестры расстались надолго, и потянулись месяцы постепенного привыкания к новой жизни. Отныне Джинии предстояло жить с Адрианом до тех пор, пока она не выйдет замуж: традиции требовали, чтобы она оставалась под опекой брата – пусть и формальной. Молодые Стивены сняли жилье неподалеку от Ванессы и Клайва – дом 29 на Фицрой-Сквер.
[700x525]
Blue plaques at 29 Fitzroy square former home of first George Bernard Shaw, and later Virginia Woolf of the Bloomsbury Group
Замужество означало изменение привычного круга общения и уклада жизни, а также необходимость для Нэссы проводить изрядное количество времени с семейством Белл, где предпочтение отдавалось охоте и светским развлечениям – занятиям, которые были ей не слишком интересны. Живописью ей теперь приходилось заниматься урывками, а Клайв – хоть и любимый муж и увлекательный собеседник – не мог в полной мере заменить собой существовавшую между сестрами тесную связь, которой на момент свадьбы исполнилось уже более четверти века. К тому же, для Джинии – в отличие от Клайва – Нэсса была единственной, и решимость ее по-прежнему присутствовать в жизни сестры проявилась в письмах, которыми она ежедневно с готовностью откликалась на потребность той в эмоциональном и интеллектуальном общении.
[516x700]
Ванесса Белл
Вскоре у Беллов родился первенец, получивший имя Джулиан. Клайв страдал от криков младенца, оттого что не знал, чем ему помочь (ему казалось, что, если ребенок плачет, значит, он болен). Инстинктивно пытаясь избежать терзаний от собственной беспомощности, он не упускал возможности ускользнуть из дома. Весной 1908 года обстановка к этому особенно располагала: во время поездки в Сент-Айвз Ванесса, подобно Наташе Ростовой, с головой погрузилась в заботы о сыне – в то время как ее муж и сестра сбегали на прогулки вдоль побережья. Увы, беседы Вирджинии и Клайва довольно скоро приняли рискованный характер.
[388x512]
Virginia Woolf and Clive Bell on the beach at Studland Bay, Dorset.
Можно лишь предположить, что именно толкнуло Джинию на этот предательский флирт: ревность и любовь к сестре, желание стать частью ее брака (раз уж сама она не могла жениться на Ванессе), непривычное удовольствие от направленного на нее пылкого желания, неопытность в любовных делах?.. Надо полагать, каждый из этих факторов в большей или меньшей степени сыграл свою роль. Кроме того, все время работы над своим первым романом Melymbrosia(в конечном итоге названным TheVoyageOut– «По морю прочь») Вирджиния именно к Клайву обращалась за критическим советом и поддержкой. Обладая прекрасным художественным чутьем, он оказал Вирджинии столь нужную ей помощь в создании этого беллетристического дебюта и, что самое главное, первый из всех безоговорочно поверил в ее писательский гений. Вне всякого сомнения, это со- творчество поощрило и союз любовный: доверие, с которым Вирджиния вручила свое детище (а вместе с ним и самое себя) на суд Клайву, ее зависимость от его суждений в сочетании с неотразимым обаянием ее ума и женственности встретили самый щедрый отклик с его стороны, усиленный пьянящей гордостью оттого, что он столь ценим Вирджинией и столь ей необходим – между тем как его жена самозабвенно возилась с пеленками.
[512x397]
Clive Bell, Virginia Woolf and Julian Bell
Этот треугольник, в котором каждый нуждался в любви двух остальных, просуществовал довольно долго, и хотя Ванесса так ни разу и не выступила открыто против связи самых близких ей людей, она извлекла из случившегося кое-какие уроки – как например: пора уж наконец-то Джинии и замуж. В качестве жениха обе сестры отдавали предпочтение Литтону Стрейчи – закоренелому гомосексуалисту, имевшему, однако, много общего с Вирджинией в интеллектуальной и духовной сфере. Несмотря на то, что в кругу «блумсберийцев» не было запретных тем и разговоры носили предельно откровенный характер, Джинии не хватало практического опыта сексуальных отношений (приставания Джорджа нельзя назвать успешным приобщением к этой области, а Клайв так и не смог добиться от нее физической близости), и, не представляя для себя лично, в чем состоит привлекательность «супружеского долга», она была согласна на брак с Литтоном, к которому питала искреннюю и глубокую привязанность. И он действительно сделал ей предложение – которое было принято – однако почти сразу же взял свои слова обратно и был милостиво отпущен на свободу.
[409x600]
Lytton Strachey and Virginia Woolf.
[699x482]
[700x500]
[699x430]
Кроме него, имелась еще пара кандидатов, но в них Джиния не была влюблена, и они так и не смогли завоевать ее руку и сердце. В итоге, к осени 1911 года подошедшая к тридцатилетнему рубежу Вирджиния оказалась перед лицом перспективы остаться старой девой: без семьи, без детей, обреченная жить с Адрианом (отношения с которым гладкостью не отличались) – притом что в отношении ее писательской карьеры также царила неясность. Годом ранее она успела вновь побывать в лечебнице и все еще страдала эмоциональной нестабильностью, усугубляемой жизнью в «осином гнезде» блумсберийцев, которые были поголовно связаны друг с другом страстями и страсть как любили их обсуждать. Кроме того, этот период оказался переломным и в отношении дружеских союзов: прежние, кенсингтонские привязанности окончательно уступили место новым, блумсберийским. Своебразным Рубиконом стал Брунсвик-Сквер: там Вирджиния подыскала дом, чтобы поселиться в нем вместе с Адрианом (теперь уже на разных этажах), Мейнардом Кейнсом и Дунканом Грантом. Прежние ее друзья (включая Вайолет) не одобрили столь экстравагантное по тем временам намерение – и то, что оно все-таки было воплощено в жизнь, означало выбор в пользу новых друзей и хоть и постепенное, но неминуемое угасание отношений со старыми.
[432x594]
Writer Virginia Woolf (1910)
У Ванессы же после периода творческой невостребованности и молчаливых страданий из-за измен Клайва (не только с Вирджинией) жизнь снова стала обретать насыщенность и краски. В живописи перед ней открылись манящие перспективы: первая выставка пост-импрессионистов, организованная Роджером Фраем на рубеже 1910-1911 гг. взбудоражила умы и, вызвав негодование у приверженцев традиционной реалистической живописи, стала настоящим откровением для молодых художников, дав им мощный стимул к созданию собственного пути в искусстве. Выставка обозначила перелом эпох – общество бурлило дискуссиями, и художники неожиданно оказались в эпицентре внимания.
[394x512]
Roger Fry and Clive Bell at Fry's home Durbins, in Guildford, Surrey.
Ванесса и Клайв горячо выступили в поддержку Роджера Фрая и чуть позже присоединились к нему и математику Гарри Нортону в поездке в Турцию с целью познакомиться с византийским искусством. Однако в Бруссе – довольно глухом в ту пору местечке, где медицину представлял лишь аптекарь – у Ванессы случилось серьезное недомогание (предположительно, выкидыш), и спасти ее удалось лишь благодаря находчивости и организаторским способностям Роджера. Вирджинию, которая осталась в Англии, так напугали уклончивые сообщения Клайва о состоянии здоровья Нэссы, что она бесстрашно пустилась в путь через Европу, чтобы оказаться рядом с сестрой.
К счастью, Ванесса не повторила судьбу Стеллы и Тоби, и, как только ей стало лучше, путешественники вернулись домой. Между Нэссой и Роджером (жена которого была в сумасшедшем доме) завязались любовные отношения, а брак с Клайвом начал постепенно сходить на нет, к 1914 году окончательно превратившись в дружеский союз.
Происшествие в Турции и связанные с ним треволнения не могли не сказаться на психическом здоровье Джинии. В феврале-марте 1912 года она пережила очередной приступ душевной болезни, проведя две недели в специальной лечебнице, где ее контакты с окружающим миром были фактически сведены к нулю. Один из кембриджских «апостолов» – Леонард Вульф, еврей из многодетной, не принадлежащей к интеллигенции семьи и близкий друг Литтона Стрейчи, незадолго до этого сделал ей предложение и, хоть и не получил обнадеживающего ответа, продолжал надеяться несмотря ни на что. Однако время шло, его отпуск истекал, и вскоре ему предстояло вернуться на Цейлон, где он до этого семь лет прослужил государственным чиновником, неутомимо и непреклонно утверждая британский закон и порядок. Жизнь в колонии, требовавшая выносливости и твердости характера, еще более закалила и без того суровую натуру Леонарда, в котором аскетизм по-библейски уживался со страстностью. Еще не зная окончательного решения Вирджинии, он пошел на риск и, чтобы остаться в Англии, подал в отставку. Его преданность была вознаграждена: после долгих колебаний, в конце мая Вирджиния наконец-то согласилась выйти замуж за Леонарда, до этого без обиняков предупредив его, однако, что не чувствует к нему физического влечения.
[250x362]
Вирджиния и Леонард Вульф
[200x258]
Бракосочетание состоялось 10 августа 1912 года – причем Ванесса неожиданно прервала церемонию вопросом, может ли она поменять имя младшего сына с Квентина на Кристофера (чего она, кстати, так никогда и не сделала). Затем новобрачные отправились в свадебное путешествие, которое сблизило их и оказалось успешным во всех отношениях – кроме, пожалуй, одного: через несколько месяцев после свадьбы супруги явились за советом к признанному семейному авторитету в вопросах любви и деторождения – Ванессе, чтобы обсудить вопрос отсутствия оргазма у ее младшей сестры. Тут-то Нэсса и взяла реванш, дав понять, что Вирджиния всегда была несколько фригидна – и на сем вопрос был исчерпан. Об этом эпизоде из письма супруги узнал и Клайв, чье самолюбие (как и у Леонарда) было утешено сообщением о женской несостоятельности его недавней пассии. Так Вирджинии был вынесен не подлежащий обжалованию приговор.
Другим важнейшим моментом в совместной жизни Вулфов стало твердое намерение Леонарда отказаться от идеи иметь детей. Вирджинии не удалось забеременеть так же быстро, как Ванессе, но она все же не оставляла надежды стать матерью – однако Леонард в начале 1913 года пришел к окончательному мнению, что это будет неразумно, и отстоял свою позицию, заручившись медицинским заключением двух консультировавших Вирджинию врачей (другой врач – доктор Сэвидж – был «за», но его советам Леонард к этому времени уже не доверял). Решение отказаться от потомства – хоть оба супруга действительно хотели детей – принадлежало в большей степени Леонарду, чем Вирджинии, и много лет спустя она продолжала горько сожалеть о том, что они бездетны.
[503x600]
Ванесса Белл. Портрет Вирджинии Вульф (1911-12)
Однако Леонарда можно и нужно понять. Беря Вирджинию в жены, он не имел понятия о серьезности ее душевного заболевания, поскольку никто не счел нужным откровенно его об этом предупредить: тема безумия бедного «Козлика» за пределами семьи не обсуждалась и в лучшем случае сводилась к шутке. Поэтому заслуживает уважения редкостная самоотверженность Леонарда, который, не успев толком вкусить утех супружества, совершенно неожиданно – и на нескончаемые месяцы – оказался в роли опекуна и сиделки потерявшей рассудок Вирджинии. Остается только удивляться, как во время этих испытаний он сам не сошел с ума. Учитывая, скольких сил – и душевных, и физических – стоило ему вернуть Джинию к нормальной жизни, вполне понятно, что он поневоле принял на себя неблагодарную роль надзирателя, педантично ограничивая жизнь жены строгими рамками, которые гарантировали ее душевное равновесие. Выучив на практике все ее симптомы, он знал, что может вызвать очередной срыв и тщательно оберегал Вирджинию от возможных раздражителей – именно поэтому Вулфы уехали из Лондона в тихую провинцию, долгое время жили достаточно уединенно и соблюдали неукоснительный распорядок дня.
Самое затяжное и самое серьезное в жизни Вирджинии психическое расстройство началось летом 1913 года. Ее дебютный роман TheVoyageOut(«По морю прочь»), потребовавший семь лет работы, наконец-то был закончен и принят к печати – и тут ею целиком завладели опасения за судьбу своего первого детища и сомнения в собственной состоятельности. Неотступную тревожность и связанные с ней головные боли и бессонные ночи не смог излечить даже летний отдых вдали от Лондона. По возвращении домой в сентябре Вирджиния попыталась покончить с собой, приняв веронал, но по чистой случайности ее удалось спасти. Затем потянулись месяцы кошмара, изматывающие как для больной, так и для ее близких – в первую очередь для Леонарда, и имелись даже серьезные опасения, что душевное заболевание так и останется хроническим. Однако Вирджиния выкарабкалась и на этот раз, хотя выздоровление ее было крайне медленным и неуверенным и продлилось вплоть до конца 1915 года. Надо отдать должное ее стойкости в сражении с безумием, ведь все методы лечения в ту пору сводились к максимальной изоляции, снотворным, принудительной высококалорийной диете и запрету на любую деятельность.
А в это время шла Первая мировая война. Леонарда освободили от военной службы: врач выдал ему справку о том, что у него тремор рук и что, если он отправится в армию, его жена окажется в сумасшедшем доме. Другие «блумсберийцы» спасались от армии как могли: все они, будучи убежденными пацифистами, отказались идти на фронт по этическим соображениям – и в результате вынуждены были согласиться на единственную приемлемую для них альтернативу: сельскохозяйственные работы, место которых можно было подыскивать самим. Именно это обстоятельство определило выбор дома в Чарлстоне, в который Ванесса вселилась в октябре 1916 года вместе со всем своим необычным семейством: двумя сыновьями, любовником и любовником любовника. Так получилось, что работа в основанных Роджером Фраем мастерских «Омега», где молодые художники могли в декоративно-прикладном искусстве воплотить свои авангардистские идеи, обернулась для Нэссы не только новым этапом в творчестве, но и толчком к рождению чувства, которому суждено было умереть лишь с ней самой. Увы, ее избранника – обаятельного и одаренного художника Дункана Гранта – однозначно привлекали мужчины и независимость.
[305x512]
Duncan Grant and Vanessa Bell at La Bégère, their house at Cassis in the South of France.
Тем не менее, Ванесса не пожалела сил на то, чтобы «приручить» возлюбленного: все дома, в которых ей с тех пор доводилось жить, обставлялись с мыслью о Дункане: чтобы ему было комфортно, чтобы его всегда тянуло вернуться к «семейному» очагу после очередного любовного приключения на стороне (ко времени связи с Дунканом Ванесса с мужем вели раздельную жизнь, хотя и оставались друзьями и виделись регулярно). Она, как и ее мать, оказалась готова на любые жертвы, лишь бы мужчина, с которым она связала свою судьбу, был счастлив, и даже на три долгих года скрепя сердце предоставила жилье в своем доме Дэвиду Гарнетту («Кролику») – пассии Дункана – лишь бы любимый оставался рядом.
[371x390]
Writer David Garnett.
И все же, несмотря на усилия Нэссы, страсть ее оставалась неразделенной: поначалу Дункан время от времени снисходил до того, чтобы с ней совокупиться (по его собственному выражению), но, если верить свидетельству одного из его поздних любовников, в тот год, когда она забеременела, он сообщил ей, что их сексуальная связь окончена. Долгие годы после этого их связывала дружба и совместное творчество, однако сожительство носило уже платонический характер: Ванесса в этом союзе была подобна Русалочке, с улыбкой безмолвно ступавшей словно по ножам из любви к своему прекрасному принцу.
Чарлстон, где обосновалась Ванесса, находился совсем недалеко от дома Вулфов, однако образ жизни двух семейств различался, как земля и небо: с одной стороны – богемный ménageà trois, неформальный во всем, от своего состава до обстановки дома и распорядка дня; неуемная энергия детей, которых Ванесса мало в чем ограничивала; череда гостей и посиделок; с другой – размеренное и уединенное, почти аскетическое существование, состоящее из сосредоточенной работы, прогулок, чтения и т.п. и строго регламентированное Леонардом. И все же обе семьи были неразрывно связаны друг с другом: общались между собой не только они сами, но и их друзья, кочевавшие от Ванессы к Вирджинии и обратно, и даже служанки, которых одна сестра давала другой «напрокат».
О Чарлстоне следует сказать особо. Несмотря на груз хозяйственных и семейных забот, целиком легший на плечи Ванессы, ей удалось превратить безликую ферму в уютное, на редкость оригинальное пространство, где вся обстановка, вплоть до мельчайших деталей, до сих пор несет на себе отпечаток души живших здесь художников: они расписывали стены, по собственным эскизам делали занавеси и чехлы на кресла, покупали дешевую посуду и мебель и наново их разрисовывали, а также лепили и покрывали глазурью керамику – а Ванесса занималась еще и садом. В итоге получилось нечто большее, чем просто дом. Это было «Блумсбери-у-моря» – место обитания большой семьи единомышленников, воплотившее дух сообщества, со-жития избранных, куда посторонние допускались редко и неохотно. У отдельных членов группы были свои постоянные комнаты в доме, оформленные специально для них..
В начале 1917 года Вулфы купили печатный станок. Леонарда на это приобретение подвигло не только желание заняться издательским делом, но и в значительной степени надежда, что он послужит для Вирджинии хорошим средством отвлечения и трудотерапии. Печатное дело им пришлось осваивать самостоятельно, по книге – и, начав с издания брошюры с одним рассказом Вирджинии и одним Леонарда, они постепенно наладили процесс и несколько лет спустя заняли небольшую, но вполне достойную нишу среди других издательств. В последующие годы у них сменилось много помощников, но станок все равно оставался их детищем, и они продолжали уделять ему немало времени: в основном делами «Хогарт Пресс» занимался Леонард, но и Вирджиния нередко вычитывала предполагаемые к публикации произведения, готовила набор или упаковывала отпечатанные тиражи.
[258x452]
Роджер Фрай. Портрет Ванессы Белл (1916)
В Рождество 1918 года у Нэссы родилась дочь Анжелика, получившая фамилию Белл и до 18 лет не ведавшая, что отцом ее был вовсе не Клайв. Постепенно между Дунканом и Ванессой (бывшей на 6 лет его старше) установились такие отношения, в которых Нэсса вынужденно приняла на себя скорее материнскую роль. Конечно, не этого она желала, но подобный компромисс, по крайней мере, гарантировал ей общение с возлюбленным – и она согласилась на него, каких бы невысказанных страданий ей это не стоило.
[399x512]
Duncan Grant with baby Angelica Bell, at Charleston
Таким образом, с определенного момента у каждой из сестер союз с любимым мужчиной стал преимущественно платоническим. У Вирджинии, однако, этот пробел оказался отчасти восполнен романтическими отношениями с Витой (урожденной Саквиль-Уэст), писательницей и поэтессой на 10 лет ее моложе. Вита происходила из аристократического рода и была замужем за дипломатом Гарольдом Николсоном – однако оба супруга, по обоюдному согласию, имели однополые связи вне брака. Светское знакомство Вулфов и Николсонов, состоявшееся в 1922 году, постепенно перерасло в интимную дружбу между женщинами, которой их мужья не мешали (как далеко она зашла, с точностью не знает никто). В отношениях с Вирджинией уверенная в себе и пылкая Вита, не скрывавшая своих сапфистских наклонностей, выступила в роли покорительницы и вдохновила свою пассию на создание образа Орландо. Снискавший огромный успех роман, воспевающий бисексуальную природу главного персонажа, был посвящен Вите и оформлен фотографиями, изображающими ее в обеих ипостасях Орландо – что является более чем достаточной декларацией важности этой эмоциональной связи для самой писательницы. Несмотря на то, что Вирджиния была внешне менее демонстративна в проявлении своих чувств и более склонна к рефлексии, отношения такого рода ее не пугали, и брошенный ей вызов она встречала с открытым забралом. Вне зависимости от силы физического влечения Вирджинии к Вите, привязанность ее к подруге была искренней и честной и даже послужила поводом к известной ревности Ванессы.
[346x464]
Уильям Стрэнг. Портрет Виты Сэквилл-Уэст (1918)
Несколько позже в жизнь Вирджинии буквально ворвалась другая дама, без обиняков заявившая ей о своей любви. То была композитор, суфражистка и автобиограф Этель Смит, разменявшая восьмой десяток. Увы, эта энергичная и колоритная личность (которую Вирджиния в начале их знакомства сравнила с гигантским крабом) требовала к себе слишком много внимания, и Вирджиния, оказавшись не состоянии долго выдерживать ее напор без ущерба для собственного здоровья, вынуждена была ограничить присутствие Этель в своей жизни – с чем той нехотя пришлось смириться.
[657x600]
Virginia Woolf and Dame Ethel Smyth
Этим, пожалуй, и исчерпываются сколько-нибудь окрашенные сапфизмом отношения в жизни Вирджинии – но отнюдь не число ее дружеских и приятельских связей, в том числе и с весьма экстравагантными личностями – как, например, писательница Кэтрин Мэнсфилд.
Здесь надо оговориться, что Вулфы жили вовсе не как отшельники. У них был широкий круг знакомств и, за исключением периодов, когда состояние здоровья Вирджинии (или, реже, Леонарда) вынуждало их ограничивать общение со внешним миром, они регулярно виделись с друзьями, родственниками и знакомыми – может быть, даже с бóльшим количеством людей, чем среднестатистический читатель этой статьи. Кроме того, Вирджиния в меру сил помогала мужу в его работе социалистического активиста: сопровождала Леонарда в поездках по городам, членствовала в различных комитетах и, помимо других обязанностей, несколько лет была ответственной за приглашение лекторов для выступления на ежемесячных собраниях Ричмондского отделения Женской Кооперативной Гильдии, проходивших в доме Вулфов.
В целом, складывается впечатление, что участвовать в суфражистском и, позже, в социалистическом движении Вирджинию подвигло скорее чувство долга, нежели насущная личная потребность. Ее интересовала не политика, а душевный мир людей, оттенки и переплетение их мыслей и эмоций. Она разделяла идеологические взгляды Леонарда, но не стремилась на передний фланг борьбы, предпочитая вносить свою лепту на скромных постах (как, например, трудясь на благо суфражизма, она предпочла надписывать конверты). Пожалуй, самые заметные ее деяния на идеологическом фронте – это публицистические эссе «Своя комната» (ARoomofOne’sOwn) и «Три гинеи» (ThreeGuineas), написанные с позиций феминизма. Однако, все относительно: Ванесса интересовалась злободневными общественными вопросами еще меньше сестры.
[466x500]
Вирджиния Вульф в 1924 году, за год до публикации ее романа"Миссис Дэллоуэй".
В 1923 году жизнь Вулфов претерпела коренное изменение: после долгих споров Вирджинии наконец-то удалось убедить Леонарда в том, что она вполне здорова, чтобы насовсем вернуться в Лондон. В марте 1924 года Вулфы перехали в дом 25 по Тэвисток-Сквер (все там же в Блумсбери), где им суждено было прожить 15 лет. Их основным загородным жилищем остался так называемый «Дом монаха» в Сассексе, неподалеку от Чарлстона – и, соответственно, от Нэссы. Навещая сестру и ее семейство, Вирджиния испытывала двоякие чувства – так же, как и во время визитов во французский Кассис, где Ванесса (вместе с Дунканом) снимала летний дом. В представлении Джинии сестра была воплощением богини плодородия, одним своим прикосновением пробуждающей к жизни даже голый камень – и, возвращаясь в их с Леонардом тихий дом, временами она особенно остро чувствовала пустоту своего бесплодия. Вполне понятна и та горечь, которую Вирджиния невольно ощущала в тот период, когда известность сестры в живописи сравнялась с ее собственной в литературе (в 1925 г. вышел роман "Миссис Дэллоуэй", в 1927 г. "На маяк"), рядом с Ванессой она ощущала себя неудачницей – ведь, с ее точки зрения, та воплотила себя во всех возможных областях: и как женщина, и как профессионал.
Другим соперником и мерилом собственной успешности был для Вирджинии ее несостоявшийся жених: свое литературное признание Вирджиния привыкла ревниво сравнивать с успехами Литтона Стрейчи, чьи биографические труды неизменно пользовались громким успехом и расходились внушительными тиражами. Известным утешением служили ей, однако, положительные отзывы самого Литтона о ее произведениях.
[241x200]
Дора Каррингтон. Портрет Литтона Стрейчи(1880–1932) (1916)
Это негласное многолетнее состязание закончилось в январе 1932 года: после тяжелой болезни Литтон умер. Так Вулфы потеряли друга, а «блумсберийцы» – одного из старейших членов. За этим трагическим событием вскоре последовало другое. 10 марта Леонард и Вирджиния отправились навестить Дору Партридж (урожденную Каррингтон), боготворившую Литтона и много лет прожившую с ним в качестве домоправительницы.
[472x599]
Дора Каррингтон и Литтон Стрейчи
Дальнейшее существование без него для нее не имело смысла, и на следующий день после визита Вулфов она неумело застрелилась и умерла в мучениях. Это пробудило у Вирджинии чувство вины: в разговоре с Дорой она, хоть и догадалась о тайном желании той покончить с собой, не смогла (или не захотела) убедительно высказаться в пользу жизни и, может быть, удержать несчастную от рокового шага. Однако – оставляя за собой право наложить на себя руки, вправе ли она была отказывать в этом другим? Можно только догадываться о том, какие противоречивые эмоции вызвало у Вирджинии самоубийство Доры.
В сентябре 1934 года как гром среди ясного неба пришло известие о скоропостижной смерти Роджера Фрая. Столь внезапный уход настолько не вязался с его неизменно жизнеутверждающим присутствием, что в него невозможно было поверить. Особенно тяжким этот удар оказался для Ванессы, потерявшей самого близкого и преданного друга. Вирджиния согласилась на предложение написать биографию Роджера, но позже столкнулась с весьма щекотливой проблемой: сестры покойного ни в коем случае не согласились бы на описание в книге его внебрачных любовных связей, а это означало, что пришлось говорить о нем полуправду. Несмотря на эти и другие препятствия, Вирджиния справилась с задачей, и, хоть труд ее получился в большей степени предназначен близким Роджера, чем широкой публике, Нэсса была ей очень благодарна за этот «живой памятник» – что для ее сестры стало главной оценкой.
[465x600]
Роджер Фрай. Портрет Вирджинии Вульф (ок. 1917)
К этому времени Вирджиния была уже признанным авторитетом и зрелым писателем, нашедшим свой неповторимый путь в литературе. Однако, не желая «бронзоветь», она принципиально отказывалась от предлагаемых ей почетных званий – хотя и охотно вкушала те плоды своей славы, которые выражались в расширении круга знакомств в высшем свете, ибо честно признавалась, что снобизм ей не чужд. Кроме того, с ростом ее популярности к Вулфам постепенно пришло благосостояние. В их жизни появились такие достижения прогресса, как автомобиль, граммофон и холодильник, и, кроме того, они смогли наконец-то благоустроить «Дом монаха» (в том числе проведя туда горячую воду).
А мир тем временем лихорадили события, влияние которых чувствовалось и в Англии, вызывая подспудную тревогу даже у тех, кто старался о происходящем не думать. За Великой депрессией последовала эпидемия «коричневой чумы», день ото дня набиравшая силу. К определенному моменту стало ясно, что угроза всеобщей победы фашизма до ужаса реальна и что Британии не миновать войны. Правительство переходило от нерешительности к ура-патриотизму, и действия его были столь неубедительны, что в победу мало кто верил. Будучи убежденной пацифисткой, Вирджиния выступала против войны вообще, но, так или иначе, картина не столь отдаленного будущего рисовалась ей неприглядной. Однако случилось так, что мировые события коснулись ее близких даже раньше, чем она могла подумать.
Ванесса продолжала вести совместное хозяйство с Дунканом Грантом, который с возрастом не изменил своих привычек и продолжал регулярно сбегать из дома в поисках любовных приключений, не гарантируя, что вернется обратно. От таких отношений радости Нэссе было немного, и свою неутоленную страсть к Дункану она отчасти сублимировала в искусство, а отчасти перенесла на подросшего старшего сына Джулиана, которого она обожала.
[385x512]
Vanessa Bell with her sons Julian and Quentin at Charleston, their home in Firle, Sussex.
В общении с сыном Ванесса черпала эмоциональную поддержку и недостающую уверенность в том, что нужна и любима – и поэтому ей невыносима была сама мысль о том, чтобы с ним когда-либо разлучиться. Как и в отношениях между Джулией Стивен и ее старшим сыном Джорджем, привязанность между Джулианом и его матерью оказалась настолько сильной, что он не смог отстоять свое намерение жениться (в тот единственный раз, когда действительно вознамерился это сделать), а чтобы доказать свою самостоятельность, ему пришлось уехать не куда-нибудь, а в Китай, где дальность расстояния хоть как-то ослабила влияние материнских чар. Проведя там примерно полтора года, он вернулся в Англию, но счастье Ванессы было недолгим, ибо Джулиан приехал с твердым намерением отправиться на испанскую войну. Это оказалось прямым вызовом пацифизму «блумсберийцев», но все их попытки уговорить молодого бунтаря отказаться от своего решения увенчались лишь относительным успехом: его удалось убедить не брать в руки оружие, а стать шофером санитарной машины. Пробыв дома около трех месяцев, 7 июня 1937 года Джулиан отправился на фронт. 18 июля во время несения службы он был ранен осколком снаряда, и его отправили в госпиталь, куда он прибыл в бодром расположении духа, но вскоре впал в кому и, не приходя в сознание, умер.
Известие о гибели сына настигло Ванессу в лондонской мастерской, совершенно ее сразив. В этот трагический период ее спасением стала Вирджиния, немедленно явившаяся на помощь и все эти дни преданно ухаживавшая за сестрой. Только она смогла хоть как-то облегчить горе Нэссы, разделив с ней непереносимое одиночество скорби, ведь Роджера Фрая уже не было на свете, а на Клайва и Дункана в этом смысле нечего было и надеяться. С двумя другими детьми – Квентином и Анжеликой – у их матери не было такой душевной близости, как с Джулианом, и в итоге Вирджиния оказалась для Ванессы единственным источником сострадания и утешения. Забыв обо всем, она буквально вынянчила сестру, мало-помалу вернув ее к жизни. Так ее старый долг Ванессе был оплачен, а любовь сестер в очередной раз выдержала испытание на прочность.
[690x500]
Виржжиния Вульф и Анжелика Белл
После смерти Джулиана Нэсса еще больше замкнулась в себе и в своем творчестве – что все же не спасло ее от новых переживаний: уже в следующем, 1938 году, у Анжелики начался роман с бывшим любовником Дункана – тем самым «Кроликом», с которым ее мать когда-то вынужденно делила своего возлюбленного и которому теперь ей пришлось отдать и зачатую от Дункана дочь. При всей своей любви к Анжелике, Ванессе не хватало доверительности в отношениях с дочерью, и та ничего не знала о связи Дункана и Дэвида Гарнетта, которого она считала просто другом семьи и к которому потянулась в поисках отцовского руководства. Скрыть давнюю тайну помогло и то обстоятельство, что «Кролик» за прошедшие годы успел жениться и обзавестись детьми. Однако весной 1940 года жена Дэвида умерла от рака, и ее место заняла Анжелика, бывшая на много лет моложе своего супруга.
В конце августа 1939 года Вулфы переехали в свое новое жилище на Мекленбург-Сквер, а 3 сентября Великобритания объявила войну Германии. Лондонский дом Вулфов был еще не обустроен, и практически всю зиму они провели в Сассексе, где как раз ударили редкостные холода. Впервые за много лет Вирджиния не страдала оттого, что они «оторваны от жизни»: в столице, как и везде, была введена светомаскировка, и по ночам город буквально вымирал – так что воображение писательницы рисовало ей, как постепенно Лондон заполонят барсуки и лисы, соловьи и совы.
После Рождества «блумсберийцы» собрались на день рождения Анжелики (ей исполнился 21 год) – последнюю вечеринку в их истории.
Затем для Вулфов началось странное существование: в той мере, в какой это было возможно, они не позволяли войне парализовать их жизнь – но в то же время не могли и обманывать себя надеждой на то, что все закончится благополучно. Это все равно что не спеша любоваться картиной в музее, когда рядом тикает бомба замедленного действия. А в 1940 году обратный отсчет к катастрофе был до невероятия стремителен: почти без боя нацисты одну за другой покоряли европейские страны, эвакуация из Дюнкерка стала подлинной катастрофой, отовсюду доходили вести о том, как нацисты обращаются с евреями. В мае Вулфы разработали план двойного самоубийства, чтобы в случае оккупации избежать отправления в концлагерь: они предполагали отравиться выхлопными газами (в гараже на этот случай хранился запас бензина) или смертельной дозой морфия, которой их чуть позже снабдил Адриан.
Август-сентябрь 1940 года стал для страны переломным периодом: «Битва за Британию» была в разгаре, и ни днем, ни ночью не прекращались воздушные атаки. Перспектива самоубийства отошла на задний план, так как более реальной стала угроза попасть под обстрел. Милые глазу сельские пейзажи утратили свою пасторальность: над головой то и дело с ревом проносились самолеты, окрест грохотали пушки и разрывались снаряды, а местный люд преисполнился такой ненависти к захватчикам, что учинял расправу даже над трупами сбитых немцев. В своем дневнике Вирджиния описала, как в один из этих дней они с Леонардом лежали ничком под деревом в саду, пережидая очередной налет.
В сентябре начались непрерывные воздушные атаки на Лондон, превратившие в руины мастерские Дункана и Ванессы (часть их работ сгорела) и повредившие жилище Вулфов на Мекленбург-Сквер. Как ни странно, соперничество сестер проявилось даже и в этих печальных обстоятельствах: Вирджиния ни в коем случае не желала, чтобы другие считали, что ей повезло больше, чем Нэссе, и испытала абсурдное облегчение, когда их бывший дом на Тэвисток-Сквер (за который Вулфы все еще платили аренду) был полностью разбомблен. При этом она, конечно, не могла не ощущать горечь от гибели дома, в котором они счастливо прожили столько лет, и еще более ранило ее зрелище пострадавшего от снарядов горячо любимого Лондона.
Вынужденно перебравшись на постоянное жительство в свои загородные дома в Сассексе, Джиния и Нэсса переносили связанные с войной лишения без отчаяния.
Чтобы хоть как-то пополнить скудный рацион, Ванесса выращивала в саду овощи, а Вирджиния пекла хлеб и сбивала масло из молока, получаемого по карточкам. Время от времени Вита, у которой была своя ферма, присылала Вулфам кое-что из провизии, и Джиния в одном из ответных благодарственных писем подруге как-то излилась целой одой Настоящему Маслу. Жизнь оголилась, смерть ходила рядом, и все вдруг стало ясно и просто.
Позже этой осенью Вирджиния передвинула стол в садовом домике, где обычно работала по утрам – а в последнее время слова выходили у нее из-под пера с давно не испытанной легкостью – и теперь ей было видно необычное озеро за окном: бомба разрушила часть берега реки Уз, и вода, разлившись, затопила окрестные луга.
23 ноября 1940 года Вирджиния закончила пьесу «Между актами» (BetweentheActs), которой суждено было стать последним написанным ею произведением. Ее первоначальное радостное удовлетворение от работы над книгой под конец сменилось убеждением, что получившаяся вещь никуда не годится и ей место только на свалке. Леонард пытался разубедить жену, но безуспешно: ее стали охватывать приступы леденящего страха, что она навсегда утратила писательский талант – а такая потеря была для нее равносильна смертному приговору. С начала 1941 года Вирджинию стали преследовать неотступные воспоминания о прошлом: о жизни в родительском доме, о переживаниях детства и отрочества, об умерших родителях, о Стелле и Тоби. К весне ей начали слышаться голоса.
26 марта не на шутку обеспокоенный Леонард пригласил для неформальной консультации доктора Октавию Уилберфорс – друга и лечащего врача Вулфов, которая то и дело навещала их в то голодное время, снабжая молочными продуктами со своей фермы. Накануне Октавия сама слегла с гриппом, но, тем не менее, отозвалась на просьбу и пришла, чтобы побеседовать с Вирджинией. К сожалению, она не смогла адекватно оценить ситуацию, а Вирджиния, в свою очередь, не облегчила ей задачу, так как боялась курса лечения «полным покоем».
Обстоятельства указывают на то, что 18 марта Вирджиния сделала первую попытку покончить с собой: она вернулась с прогулки совершенно мокрая и сказала, что упала в канаву. Два дня спустя Нэсса, повидав сестру и беспокоясь о ее здоровье, написала ей письмо: в нем она советовала Вирджинии отдохнуть и признавалась в своей к ней привязанности – что со стороны крайне сдержанной на проявления чувств Ванессы было настоящим откровением.
Увы, ничто уже не могло помочь. Непереносимым казался надвигающийся ужас, а сил, чтобы с ним бороться, оставалось слишком мало. 28 марта Вирджиния исполнила задуманное до конца: за полчаса до полудня она вышла из дома якобы на прогулку, захватив с собой трость, которую чуть позже в этот день нашел на берегу Леонард. Пройдя заливными лугами, она вышла к реке Уз и, положив в карман пальто тяжелый камень, шагнула в воду. Ей было 59 лет.
Дома она оставила послание для сестры и две прощальные записки мужу (одна из которых, возможно, была написана 10 днями раньше) – все эти три письма были исполнены глубокой любви к самым дорогим ей людям. Леонарду она написала:
"Я точно чувствую, что снова схожу с ума. Я чувствую, мы не сможем пережить еще одно из этих ужасных времен. И я не выздоровею в этот раз. Я начала слышать голоса и не могу сосредоточиться. Поэтому я делаю то, что, мне кажется, будет лучшим. Ты дал мне величайшее из возможного счастья. Ты был во всех смыслах всем, чем кто-либо может быть. Я думаю, что два человека не могли бы быть более счастливы, чем были мы с тобой до тех пор пока не началась эта ужасная болезнь. Я больше не могу сражаться. Я знаю, что разрушаю твою жизнь, что без меня ты сможешь работать. И ты будешь работать, я знаю. Ты видишь, я даже не могу написать это должным образом. Я не могу читать. Что я хочу сказать это, что я обязана всем счастьем моей жизни тебе. Ты был совершенно терпелив со мной и невероятно добр. Я хочу это сказать, все это знают. Если кто-то и мог спасти меня, это был ты. Я потеряла уверенность во всем, кроме твоей доброты. Я не могу разрушать твою жизнь дальше. Я думаю, два человека не могли бы быть более счастливы, чем были мы".
[336x500]
Вирджиния с мужем и с любимой собакой
Тело Вирджинии случайно обнаружили ниже по течению три недели спустя. На кремации присутствовал один Леонард. Прах был развеян под одним из двух вязов неподалеку от дома Вулфов, которые Вирджиния называла их с Леонардом именами.
Ванесса скончалась 7 апреля 1961 года, почти ровно на 20 лет пережив свою младшую сестру; Леонард – 14 августа 1969 года.
[450x600]
Bust of Virginia Woolf, Tavistock Square, London, by Stephen Tomlin
[500x444]
Фильм "Часы" - экранизация одноименного романа Майкла Каннингема. Рассказ о жизни трех женщин трех эпох, внешне ничем не похожих. Вирджиния Вульф (Николь Кидман) кончает жизнь самоубийством в 40-е годы, Лора Браун - домохозяйка 50-х (Джулианна Мур) тоже мечтает о самоубийстве, зачитываясь романом Вульф «Миссис Дэллоуэй», а живущая в современном Нью-Йорке Кларисса (Мерил Стрип) получила от своего умирающего от СПИДа друга прозвище «миссис Дэллоуэй», потому что напоминает ему героиню романа Вульф.
«Часы» были черновым вариантом названия романа Вульф «Миссис Дэллоуэй».
Николь Кидман за роль Вирджинии получила Оскар.