Маман так тосковала в городе по отцу, ( голодный сидит, ремнем и кирзовыми сапогами питается-огород не поливает, а только так-сикает из лейки), что я сдалась. И отвезла ее назад. Батю ж жальчее, она его дольше, чем нас с Гошкой знает.
Приехали. Я только сумки из багажника достаю, а маман уже оконные рамы таранит. Впряглась с порога, даже не поцеловавшись.
- Ну ты гляди, - сменила маман тон. - Я ему еще вчера наказала по телефону отварить яйца и картошку на окрошку, а он десять минут назад только поставил. И форточку не открыл, в доме как в бане…
И… понеслось. В заварочном чайнике плесень плавает. Под пятками хрустит сено-солома-крошки. Плиту не отмыть – жарил рыбу без крышки. Отчитывает и носится. Носится и отчитывает. Вторые рамы вытащила (числом три), кошек за ушком почесала (числом две), каждой курице (штук десять)– низкий поклон до пояса отбила, пленку с парника сдернула и давай полоть сорняки. Ну не мама, а культиватор-торнадо.
Гляжу, батя по стеночке-по стеночке и на рыбалку. Два часа сидел – ничего не поймал.
- Не дорабатывала ты у нас, мама, - говорю я ей. – В Челябинске у тебя то давление, то сердце болит, а тут прям как новенькая! От соков родины что ль запиталась?
Когда мы наконец-то сели за окрошку, ( на столе - в одной бутыли квас, в другой пиво), маман ошиблась тарой и разбодяжила окрошку пивом. Порченая похлебка пошла псу Каштану – он потом сладко спал до вечера.
У нас в деревне теперь не двор, а «Иль дэ Боте», парфюмерная лавка. Мы ж сирень в промышленных масштабах разводим. Я съела столько счастливых лепестков – что во всем мире уже давно должен кончится кризис и наступить любовь и гармония.
В общем, маман у меня классная. Просто она у нас санитар леса. Теперь в городе нам с Гошиком без нее тоскливо: скоро начнем есть кирзовые сапоги и жарить рыбу без крышки. ну а дальше все по сценарию.