Наутро после бурана отец пошел в центр, чтобы обсудить с народом температуру:
- У меня было минус 38 утром, - доложил он сельчанам. – Это от близости реки.
У Алексеевны, выяснилось, минус 33, у Галины Васильевны – 35.
Бульдозер, который приехал отрывать заметенную в сугроб деревеньку, расчистил пятачок перед магазином, возле остановки и свалил.
- А до нас снежная целина - намекнул мне батя на трудности празднования Нового Года в кругу семьи. Бульдозер-гад нашу улицу не прочистил, а значит, на машине туда не проехать. Когда отец был в силе, а я в студентках, он пробивал дорогу до Нижней улицы огромной лопатой сам. Как полярник. Чтобы встретить меня на машине в райцентре.
А баба Тая, наша соседка, потеряла кота.
Последний раз сибирского котяру Барсика старушка видела накануне бурана. В дом постучал цыган (ходят по деревне с мануфактурой, как корабейники. В деревне их, конокрадов, сторожатся):
- И не доставай вещички! И не показывай! И не надо мне ничего! Все есть! – заголосила на цыгана с порога баба Тая.
- Слыш, бабка, отдай мне своего кота! Ну или продай! – предложил корабейник, обалдев от размеров бабтаиного Барсика. Тот лежал на полу, раскинувшись на полкухни, его приходилось обходить.
Хозяйка потянулась за ухватом. Цыган ушел ни с чем. Уж не знаю, куда хотел Барсика пристроить – может, в цирк? И деньгу зашибать, как при показе женщины с бородой и четырьмя грудями…
Кот и вправду огромный. Как козленок. Сослепу нечистую силу можно вспомнить. Секрет в породе (сибирский) и кормежке: куриных кишочках.
- Когда курей потрошу,- рассказывает баба Тая. - Потроха не выбрасываю, кладу в снег в завозню.
Вот на этих полуфабрикатах Барсика и развезло.
Ну и вот Барсик пропал. Стала баб Тая кликать своего Барсика:
- Кис-Кис-Кис! – да так зычно, что снег с козырька крыши валится. Но не откликается котейка. Тогда стали пробивать дорогу к завозне – вдруг там от метели схоронился, умная же животная!
Нету…
Когда проторили тропку (снег по пояс!) в заброшенный курятник, на снег белый вывалился живой и сонный Барсик:
- Ты мой золотой! Ты мой ненаглядный! – радовалась старушка.
А Барсик шел, застревая в снегу. Но гордо, почти как папанинцы, спасенные со льдины…