Вот поругаемся с сыном, разойдемся по комнатам. И сидим. Щеки дуем. Обижаемся. Или плачем. И вдруг слышу, это не плач уже, а …пение. Вокал. Чистый. Вот как отходчиво детское сердце!
- Лести, лести, Вья монтям суля. Финику ли фуникуля-2 р. Вьямонтям суля. Фуникули Фуникуля.
Звоню жалуюсь сестре:
- Мой уже поет! Слышишь?
- А моя (Полинке 4 года) - танцует! – поддерживает сестра. – «Плечо-ведро!» себе командует, как их на бальных танцах учат. Я ей «Да не ведро, а бедро!»
Сегодня Полинка постирала полотенца в ванной, удобрив их сестринской зубной пастой и кремом с нанотехнологиями за полторы штуки! Та ее отругала по-полной программе, а Полинке хоть бы хны, вот танцует, крутит ведрами.
- Мама, поставь мне мультик про старуху ШАКОПЛЯК! – требует у сестры.
Гоша знает, чем задобрить маму. В обычные счастливые дни за инструмент его не загнать. А тут, после скандала, садится сам. И не просто по клавишам бегать, а …сочинять. И смотреть на мать осмысленным взглядом Бетховена. И небрежно так записывать в тетрадь ноты, чтобы получилась пьеса «ВОЗВРОЩЕНИЕ ДОМОЙ». Ну и как после этого матери злиться дальше?
В выходные сын сделал всем гостям карточки «Неуязвимость». Первой, кто получил охранную грамоту на безразмерную жизнь, стала ленкина собака – Бриджит, черно-рыжая гладкошерстная такса.
- Ну теперь нас ни одна собака в парке не обидит! – обрадовалась Лена. А я подумала: да Бриджит сама кого угодно обидит! Например, Ленку. Взять один из последних скандалов. Бриджит отрыла крем для обуви (когда Лены дома не было), прокусила тубу и зарисовала всю прихожую. А потом лбом открыла ванную и смахнула на пол прокладки, ватные палочки, ватные диски. Она думала, что ватные палочки – ненавистные суслики, а прокладки – дикие утки. Съела араукарию, модное дерево типа елки. Потом у нее был запор.
Ох, дети-дети, наши слезы и наши антидепрессанты…