Андрей

Стоя перед зеркалом и расчёсывая свои волосы, я прекрасно понимал, что являюсь полным стопроцентным  идиотом, раз прихорашиваюсь для этого  монстра, но ничего не мог с собой поделать. В конце концов – он мой начальник, и должен ведь я прилично выглядеть при нём! И вообще, я не для него стараюсь, а исключительно ради себя, любимого! Пригладив и одёрнув новый костюм,  тщательно осмотрев себя в зеркало, я взял документы и, где-то глубоко в душе дрожа от страха и возбуждения, пошёл на ковёр к шефу.

Идя по коридорам банка и нежно прижимая к себе папку с готовым резюме, я был втайне очень горд и доволен собой. Мало того, что  смог, написал самостоятельно (ну, почти самостоятельно), так теперь ещё в сердце медленно, но верно закрадывалось сияющее ликование от предвкушения заслуженной похвалы моего директора. От этой мысли у меня задрожали колени и перехватило дыхание. Наконец-то! Наконец-то я услышу его спокойный, ласковый голос, а не звериный рык, увижу его пронзительно-голубые глаза, нежно взирающие на меня, его руки… Я задыхался от нахлынувшего на меня желания… желания быть с ним, в его объятиях… Снова на талии, там, где были ладони моего Игоря из сна, стало теплеть, а на виске запульсировала жилка. Не видя ничего перед собой, кроме стремительно приближающейся ко мне двери его кабинета, я успел вовремя затормозить перед ней,  нежно, в некоторой эйфории проведя по деревянной обшивке ладонью, и легонько постучался костяшками пальцев.

Катерина

Я как раз губы подкрашивала Макс Фактором, когда в приёмную влетел с совершенно ошалелым видом Андрюшка. Проведя по мне абсолютно пустым, ничего не видящим взглядом, он, как угорелый, метнулся к двери кабинета директора, едва не впилял в неё носом, но хорошо, что вовремя успел затормозить, иначе как бы я объясняла директору эту производственную травму? Потом погладил дверь ладонью (он что, шаман, что ли? Заколдовать  директора прямо сквозь двери? Ну, ни фига себе!) и, постучавшись, вошёл внутрь. Я быстренько стёрла с подбородка мазки помады (ну, почти стёрла, она ведь особо стойкая) и прокралась ко входу в кабинет. И даже успела в почти уже закрывшейся щели разглядеть изумлённо-жадный взгляд Игоря Леонидовича, которым он окинул Андрюшку. Неееет, эльфёнок всё-таки обладает магическими способностями! Сто пудов и голову на отсечение! Это надо же так самого настоящего стопроцентного мужика очаровать и сбить с пути истинного? Шаман-шарман местного разлива!

Игорь

В двери раздался до боли знакомый лёгкий стук. Сердце ёкнуло где-то на подступах к мозгу. Я поднял глаза и в очередной раз офонарел…  Вот как??? Как ему удаётся так выглядеть? Как будто… девица на выданье! Разве можно мужчине… парню… быть таким краси… смазливым? Да! Противно, омерзительно смазливым! Это преступление против общества! 

- Здравствуйте, Игорь Леонидович! – пролепетало это существо слабым писклявым голоском. Ну, прямо школьница, ученица 5-Б класса на пороге учительской. – Я тут…

Зубы заскрипели от схватившей челюсть судороги. Вижу, что ты тут! Я выдернул из подставки первый попавшийся карандаш и, внимательно рассматривая надписи на нём, спросил:

- Что, Решетников? У вас проблемы с написанием резюме? Вы пришли просить отсрочку? – я поднял глаза и с удовольствием отметил, как удивлённо вытягивается лицо кредитника. – Так не надейтесь, не дам. Тем более, что Наталья Владимировна добровольно обязалась вам помочь, чему вы должны быть очень благодарны! – тааак, а теперь его глаза из круглых становятся гневно-прищуренными… интересная реакция на Наталью… - И если до окончания рабочего дня…

- Я написал! – ого, голосок прорезался какой! Что? Что он сказал? – Я написал! Сам! – повторил словно  специально для меня этот щенок.

Моя челюсть поехала куда-то в сторону. Я  утроенными усилиями разума, силы воли и тренированных мышц уговорил остаться её на месте.

- Вот как? – я постарался вложить в это короткую фразу как можно больше презрительного недоверия. – Неужели? – а теперь ещё и язвительно-ехидной брезгливости. Получи, мерзавец! За все мои страдания! И мой удар достиг цели: белобрысый паршивец побледнел как полотно, а потом пошёл нездоровыми красными пятнами. Отлично! Я просто снайпер! Я довольно откинулся на спинку кресла, раскинув руки на столе и, постукивая карандашом по деревянной столешнице, изобразил снисходительную улыбку:

- Ну что ж, раз написали, то я готов… заслушать ваш монументальный труд! Читайте, Решетников, вслух читайте!

Андрей

Нееееет! У меня директор – не козёл! Я говорил, что он козёл? Так я ошибался! Он намного хуже этого довольно оригинального и  прикольного животного!!! Он скотина, самодур, сгусток мускульной массы без единого нервного окончания, зловонная гора желчи и тупости, злобное орудие инопланетян, засланное истреблять всё мудрое, доброе и прекрасное на просторах Земли-матушки!!! Меня то есть! Это же надо так унизить? Разбить вдребезги, разорвать на клочки мои радужные эйфорические мечтания… Поделом тебе, Решетников! В следующий  раз будешь мозгами думать, а не… членом… Членом? Фиг там! Больше никаких эротических дрём: ни во сне, ни наяву! С меня хватит, достаточно!

Нет, в первую секунду я даже к полу прикипел от его взгляда, брошенного на меня. Такой… радостно-изумлённый, что ли… Но потом… потом он слишком быстро исчез, поменявшись на обычный его ненавистно-презрительный. И всё. Сказка кончилась. Началась жизнь. Заикаясь и лепеча, я выдавил приветствие, ненавидя себя за слабость, а дальше вообще захлебнулся в самом начале предложения. Зато этот придурок самодовольно перебил меня и давай распекать направо и налево, совершенно не разобравшись в ситуации! Руководитель хренов! Только черепахами да гусеницами тебе и командовать! Не собираясь больше выслушивать этот бред, который он извергал из себя, я рявкнул, перебивая его в свою очередь:

- Я написал! – о! Какое у него было выражение лица! Умел бы рисовать – запечатлел бы и на стену повесил! Нет, обклеил бы каждый сантиметр своего кабинета и квартиры такими вот фотообоями! Наслаждаясь маленькой, но верной победой в этой войне, я уверенно повторил, закрепляя результат: - Я написал! – а теперь контрольный выстрел: - Сам!

Эх, видели бы вы его: глаза вытаращил, челюсть на полу в пыли валяется, руки так вцепились в несчастный карандаш, будто он грифель из него выдавить хочет! Зрелище не для слабонервных, короче! Но он не был бы инопланетным монстром, если бы в считанные секунды не пришёл в себя и не выдавил бы своё вшивое, презрительное: «Вот как?» Умом-то я понимал, что это он специально, назло мне так говорит, но сердце захлебнулось болью от  очередного пореза на нём, новой раны, из которой толчками вытекала кровь, шибая мне в краснеющее лицо, задыхающиеся лёгкие, трясущиеся руки и ноги… Ненавижу!!! Как же я его ненавижу!!! Этого сволочного, омерзительного красавчика, откинувшегося на своём кресле и презрительно цедящего мне сквозь свои отбеленные у стоматолога зубы:

- … я готов заслушать ваш монументальный труд! Читайте, Решетников, вслух читайте!

- Ч-чт-то, п-простите? – переспросил я шёпотом и заикаясь. Но теперь не от неуверенности, а от захлёстывающей меня горячей ярости.

- Я говорю: вслух читайте резюме! Что неясно? Прямо здесь и сейчас! – заорал этот монстр, торжествующе глядя на меня, тогда как я только и мог, что гневно скрипеть зубами. Читать вслух? Я что, сочинение написал? У нас здесь школа, шестой класс? Оценивающе взглянув на его самодовольно-тупое выражение лица, я решил, что, пожалуй, не школа, а детский сад. Он бы ещё на табурет меня поставил и гостей пригласил послушать! Подонок! Я медленно и глубоко вдохнул. Главное сейчас – не пороть горячку. Успокоиться. Подумать. Раз он хочет цирка, он его получит. Я поднял глаза на барина-самодура, театральным жестом раскрыл папку и нарочито задушевным, выразительным голосом начал читать:

- Резюме. Общество с ограниченной ответственностью «Авангард». В скобках – ООО «Авангард». Цель получения кредита – приобретение…

Игорь

С того момента, когда этот паршивец начал читать это сто раз проклятое резюме, я будто оглох. Ни слова не услышал. Только смотрел на его лицо, на ротик, активно и старательно двигающийся, на язычок, время от времени показывающийся наружу и облизывающий пересохшие губы… И представлял, как этот язычок облизывает головку моего члена, словно клубнично-сливочный чупа-чупс, а глазки полуприкрыты от удовольствия… Как губы обхватывают мою плоть и скользят вдоль неё, то насаживаясь, то выпуская её наружу… как двигается кадык, когда кредитник сглатывает лишнюю слюну… как моя рука с намотанными на кулак патлами грубо направляет, толкает его голову к паху, как его пальцы цепляются за мою одежду, царапают бёдра и ягодицы, как я кончаю, кончаю и кончаю ему в сладкий ротик, на лицо, прямо в наглые бесстыжие глаза…  Я очнулся тогда, когда поймал себя на том, что моя рука, за секунду до этого растрощившая в мелкие щепки карандаш, теперь непроизвольно потянулась к паху, чтобы… чтобы что? Этого не может быть! Я сжал руки в кулаки, усилием воли удерживая их на столе. В ушах стоял шум, перед глазами стояли его лицо и губы,  в паху пульсировал стоящий колом член, а в голове – единственная мысль: «Ещё секунда, и я его трахну… трахну… трахну…» С трудом сдерживая хриплое дыхание, я выдавил из себя:

- Всё плохо… очень плохо… написано… положите на стол… я проверю… и скажу вам,… что исправить… Идите… Ну!

Кредитник скривился, швырнул папку с документом на стол и пулей вылетел из кабинета. А я нашёл всё-таки в себе силы не дрочить за рабочим столом, а выбежать в соседнюю комнатушку, используемую в качестве кладовки, гардеробной и умывальни. Спустив брюки и опираясь левой рукой в зеркало, я дрочил в раковину и мечтал о том, как я размажу о стену эту гадюку, это наглое, развратное существо, как буду бить его кулаками, ногами до крови, до сорванного горла, а потом нагну и трахну, трахну, трахну… вставлю член в эту сладкую соблазнительную задницу, в этот проходной двор для всех мужиков – геев или же совершенно нормальных, как я, - и вые*у его так, как никто и никогда его не е*ал, порву на ленточки для туристов, на сувениры разберу… Чтобы он плакал, захлёбываясь в своей крови и моей сперме, валялся в ногах и просил прощения у своего хозяина и господина… А я опять его трахал, и трахал, и трахал… Кончая с громким стоном, я  видел как наяву Андрея, с залитым моим семенем лицом,  преданно, с любовью и благодарностью взирающего на меня и целующего мои руки. Опираясь на раковину руками, стараясь унять дрожь в коленях и некоторую слабость, я тяжело дышал и смотрел на себя в заляпанное спермой зеркало. Это сумасшествие. Дурдом просто! У меня ведь был сегодня нормальный полноценный секс с обворожительной и красивой женщиной! С чего это я так завёлся, будто полгода не трахался? И на кого? На кого мой член встал? На этого жалкого смазливого червя? Я скрипнул зубами от злости и досады. Вот именно, смазливого! Вот и ответ на вопрос. Эта развращённая тварь настолько соблазнительна, что у кого угодно встанет, даже у всеми уважаемого директора крупного банка, нормального стопроцентного мужика! Это он во всём виноват, а не я! Я по-прежнему гетеросексуал, как и был. А вот его убить мало! Растерзать, четвертовать, расчленить… Воображение быстро подкинуло картинку, как я сдираю с него штаны, чтобы лично «расчленить» преступника. Интересно, какой у него член? Маленький, небось, не то, что у меня… Я снова поймал себя на том, что начинаю думать не о том, о чём следует, и мало того, возбуждаться по новой. Нет, с этим пора кончать! Но, конечно, не так, как я только что… А как?... Хмурясь, я приводил себя в порядок и обдумывал варианты решений. Можно уволить, это проще всего. Но это как раз я всегда сделать успею. Может, просто трахнуть? Ему-то ни холодно, ни жарко не будет от ещё одного члена в заднице, а мне легче станет. Или не легче? Я живо представил себе, как раскладываю кредитника на своём столе… Лицо обдало жаркой волной… Нет, это тоже не выход, я ведь потом изобью его до смерти, удержаться ведь не смогу, и меня посадят, как пить дать… Может, нанять кого-нибудь, чтобы избили? Так ведь они не удержатся, трахнут… разве можно тут кому-то удержаться? От мысли, что я сам найму для него новых трахальщиков, мне резко поплохело… Нет уж! Обойдётся без новых побед на любовном фронте! Конечно, дома я за ним не смогу проследить, но на работе… Да, контролировать эту шлюху как раз  в моей власти. На работе следует работать, а не трахаться и шашни крутить со всеми подряд! Нет, пожалуй, не со всеми… Я с какой-то сильной горечью подумал, что ко мне новый кредитник ни разу не подбивал клинья… Я бы, конечно, убил бы его на месте за это, но сам факт… как-то огорчал… неимоверно… Ни одного взгляда, ни одной соблазнительной улыбки, только злость, ненависть  и очень редко странная растерянность… боится он меня, что ли? Это хорошо, что боится, да, так и надо! Но неужели я настолько плох для него? Глядя в зеркало, я провёл мокрыми руками по волосам, приглаживая причёску. Вроде красивый ещё… Ещё! Внезапно я осознал причину того, почему он не видит во мне сексуальный объект: я ведь старше его почти в два раза! Моему сыну примерно столько же, сколько и ему. Конечно, зачем ему какой-то старпёр, если вокруг такие красавцы ходят! Обида скривила мои губы, исказив лицо, обнажив все приметы возраста: маленькие морщинки вокруг глаз, грубость кожи, пробивающуюся седину в висках… Я мысленно сравнивал себя с Димой, Сергеем, Никитой, да уж чего скрывать, со своим сыном тоже, и сравнение было явно не в мою пользу…С остервенением вытирая руки полотенцем, я размышлял о том, что разве может понять какая-то жалкая шлюшка, что опыт зрелого мужчины не сравнится с жалкими потугами молокососов! Ему бы продемонстрировать разок! Или не раз, а пару-тройку раз! Я опять представил себе картину обнажённой задницы кредитника, опять силой воли остановил поднимающееся возбуждение и желание пойти немедленно набить ему морду, с силой хлопнул дверью гардеробной,  уселся в кресло, смахнул остатки карандаша в урну и придвинул к себе папку с резюме,  начиная понимать, что зациклился, хожу по кругу и просто не в состоянии принять в кои-то веки разумное решение.

Никки.

Когда весь народ с удивительной быстротой ретировался из Димкиного кабинета, я решил, что мне тоже надо бы покинуть сию обитель, так как настроение у Димы было, мягко говоря, ангстовое. А как иначе?! Этот Рома, имбецил конченый! Нет, ну даже я уже все понял, а он, как баран, уперся рогами в стену и «беееекает»! То, что у них с Димой какие-то терки произошли, видно, но еще виднее, как обоим от этого плохо.  Ладно, это ведь не мои проблемы… Любопытно мне стало еще и из-за Андрея. Как-то он уж слишком бурно реагирует на упоминание о шефе. Что-то тут нечисто и надо бы поразнюхать немного больше, а то, попой чувствую, что тут еще одна романтическая сказка зреет.

В общем, проторчав полдня в банке, слоняясь от кабинета к кабинету, разнося бумаги и перепечатывая документы, я понял, что на паутине скоро повешусь от скуки. И тут Боженька ниспослал мне развлечение в виде того забавного охранника – Сергея. Я сидел в кабинете, предоставленном мне Игорем Леонидовичем. Дверь у меня открыта, чтобы я мог видеть, кто куда идет и кто чем занимается. Напротив меня как раз кухня, где народ обычно чаи гоняет, обеды подогревает и так далее. И мой персональный Аполлон как раз зашел на кухню, чтобы, по-видимому, сделать кофе.

Нет, ну как я могу упустить шанс немного подразнить этого... красивого, соблазнительного… Так, о чем это я?! Этого кобелину!!!

Я встал с насиженного места, отмечая про себя, что жопа, наверное, форму стула приняла, столько я уже тут сижу, тихонько зашел на кухню и, встав на цыпочки за спиной охранника, выдохнул томным голосом ему на ухо:

- Чем занимаешься?

- Я? – Сергей резко оборачивается и, встретившись со мной взглядом, жутко краснеет и проливает уже налитый в кружку кофе, хватает какую-то тряпку, пытается вытереть лужу, но при этом роняет банку «Нескафе».

Я чуть не заржал от этого комичного шоу. Он все же додумался поставить кружку на стол, поднять банку и только потом вытереть пролитый напиток.

- Нет, я, - Макеев, только не засмейся! – Решил вот зайти на кухню, подойти к тебе и поговорить сам с собой. Я вообще это дело обожаю.

Я ухмыльнулся и сел на стол, закинув ногу на ногу и внимательно глядя на Сергея. Ой, как же мне хочется, чтобы он сейчас запер дверь и взял меня прямо на этом столе! Стоп! Нет, не так! Как мне хочется кастрировать его тупыми ножницами!

Кстати, а ведь он неспроста так нервничает и заливается краской, когда я к нему подхожу. Возможно ли, что он… Хм…

- Обожаешь?.. Обожаете?.. Это я… извините, - он невнятно что-то бормочет, краснея все больше.

Теперь у Сергея даже кончики ушей покраснели, будто у него аллергия, или он сгорел на солнце.

Он обводит кухню беглым взглядом, стараясь не смотреть мне в глаза, явно ища что-то, чем можно подмести рассыпанный кофе. В результате мой незадачливый охранник наступает на него, неуклюже убирает ногу и спотыкается о стул, теряя равновесие и слегка наваливаясь на меня, руками упираясь в стол по обе стороны от моих бедер. Я улыбаюсь и чувствую, как от близости его сильного тела у меня идет кругом голова. Мои ноги оказались как раз между его расставленными для равновесия ногами. Ну, вот теперь и проверим все мои догадки. Я медленно поднимаю ногу вверх и упираюсь носком ботинка ему в пах.  Внимательно заглядываю в его глаза.

- И как ощущения? – спрашиваю я, растягивая губы в ухмылке.

- Необычные.

Сергея будто подменили. В его глазах загорается какой-то звериный, необузданный огонь, он теснее прижимается ко мне и наваливается всем телом. И мне это безумно нравится, я уже готов послать ко всем чертям открытую дверь и вообще весь банк со всеми его обитателями. Но неожиданно Сергей замирает, словно каменеет и вид у него, как у рыбы, которую вытащили из воды и сказали: «теперь ты птица, лети, маши плавниками!». И он отстранился от меня немного, но я все еще чувствовал и тепло и тяжесть его тела. А еще я заметил, кое-что, что меня завело, как подростка в период полового созревания. У Сережи встал. Тонкие форменные брюки не могли скрыть такого неординарного достоинства, которое хорошо выпирало, и было, скажем так, мне очень интересно.

Я подался вперед, вцепившись в его широкие плечи, обвел языком его ухо, слегка прикусив мочку, и прошептал:

- А поподробнее?

Я даже заметил, как у него на виске вздулась венка, настолько он был напряжен, и, перекатившись через неё, по коже медленно сползла капелька пота. Он поднял одну руку и заправил мне за ухо выбившуюся из прически прядь, затем запустил пальцы в волосы и, положив на затылок ладонь, притянул меня ближе к себе и  впился в губы поцелуем, так жадно и неистово. Его язык сразу же врывается между моих приоткрытых губ, захватнически, неуступчиво лаская мой рот. Ой, мама дорогая! У меня встал только от одного поцелуйчика! Я сказал «поцелуйчика»? Нет, поцелуя! Он сжимает и приподнимает мои бедра так, будто прямо не снимая штанов меня трахнет!

А потом вдруг, не без труда, но отстраняется и, жутко краснея, говорит:

- Вот… подробнее… извините… - и опять заливается краской.

Я перевел взгляд на его пах и отчетливо осознал, что мой охранник кончил. Прямо вот так, от одного поцелуя со мной. Вот тут-то все мои сомнения отпали, будто и не было их вовсе!

- Тю, такой большой мальчик, а кончает в штаны, - елейным голоском пропел я, проводя ладонью по его щеке.

Надо же! Я всего полдня в банке, а он меня уже так хочет. Видать, я сильно ему понравился. Можно немного поиграться с ним.

- Что, так невтерпеж? – я раздвинул ноги и облизнул губы.

Но как же он целуется, это же просто даже словами не передать! Хочу еще, но пока рано, надо немного подождать. А он молчит и вид у него такой, как у нашкодившего кота: хочет убежать, а может и убить… Я делаю глубокий вдох, собираясь с силами и на одном дыхании, говорю:

- Хочешь быть моим рабом?

- Это как это? – вид у Сергея, мягко говоря, охуевший.

- Ты не знаешь, кто такие рабы? – я тру переносицу, давая ему понять, что подробные объяснения для меня утомительны.

- В подвале сидеть? – он вытаращил на меня глаза, как на современного работорговца. – Что делать надо?

- Прислуживать, - лаконично ответил я.

- Где прислуживать? – вид у Сергея был такой, будто его по голове дубиной шарахнули, но при этом на лице явственно выражалась «серьезная» мыслительная деятельность.

- Не «где», а кому. Ты будешь прислуживать мне. Будешь охранять меня, все мои прихоти выполнять, жить подле меня… В общем, будешь, как верный пес, - пожал плечами я.

На такие условия только псих согласится или конченый мазохист.

- Я буду с тобой... с вами жить? - глаза у него широко распахнулись. - В одной квартире?

Сергей отчего-то стал радостным просто до жути.

- Ну да, ты мне можешь понадобиться и ночью. Не буду же я ждать, пока ты приедешь из какой-нибудь Тмутаракани.

- Я согласен! Когда переезжать? - ответил он уж очень быстро, даже брюки перестал полотенцем прикрывать.

Вот теперь была моя очередь вытаращить на него глаза. Он что, настолько сильно меня хочет отыметь, что так мгновенно согласился унижаться передо мной и прислуживать, как чмо какое-то?

Я слез со стола и холодно проговорил:

- Есть условия. Первое, ты продолжаешь работать в банке, так как за твое добровольное рабство платить я тебе не собираюсь. Второе, для посторонних людей, ты – охранник банка Сергей, я – сын учредителя банка, Никита Валерьевич, мы с тобой не друзья, не знакомые, мы вообще друг другу никто, это понятно?

- Понятно, - Сергей вдруг стал серьезным. – Что ж тут непонятного?..

Он насупился и уставился в пол. А я удовлетворенно хмыкнул, подошел к нему и пальцами приподнял лицо, заставляя смотреть в глаза. Встав на цыпочки, я провел языком по его губам, не целуя и выдохнул:

- Хороший мальчик.

Я развернулся и пошел прочь из кухни, борясь со жгучим желанием развернуться и бросится в его объятия. Нет! Развернуться и дать ему в морду!

Ничего, я еще покажу этим кобелям, как засматриваться на хорошеньких мальчиков. Я их научу думать башкой, а не хером! Ох, мои наполеоновские планы сейчас может разрушить только формирование  пары десятков  кредитных  досье, оставшихся  так и не сшитыми с уходом Марины  на  больничный.

Сергей

Я никогда не понимал, как можно изнасиловать человека. А теперь понимаю. Еще немного - и я бы это сделал. Даже не знаю, как остановился. Никки такой маленький, хрупкий, как былинка в чистом поле. Наверно, я побоялся его задушить. Я ведь его люблю и не хотел делать ему больно. А еще  никогда не думал, что можно кончить от одного поцелуя. Можно, еще как можно! Это смотря кого целовать.

У меня сейчас ощущение, как будто я в сказку попал. Он меня к себе жить позвал. Что-то про рабство говорил. Какое же это рабство? Рабство – в зиндане сидеть, голодать, камни в горах собирать. Нам прапор про пленных это рассказывал. А Никки мне совсем другое предложил: охранять, прихоти его выполнять, жить с ним в одной квартире. Это не рабство. Это - счастье. Я о таком даже мечтать не мог.

До разговора с Никки мне очень хреново было. Ленка рассказала, что он – сын одного из владельцев банка. Если у меня до этого хоть какая-то надежда была, то после Ленкиных слов она пропала. Не станет такой, как он, глядеть на такого, как я. Не ровня я ему. Так, пыль под ногами. Таких, как я, - миллионы, а он – один-единственный. Никки, солнышко.

Когда он ко мне подошел и заговорил, я аж чашку выронил. А когда ухо мне облизал, у меня крыша поехала. Совсем с катушек слетел. Какие у него губы, сладкие! Попка упругая. Руки красивые. У меня опять стоит. Хочу его так, что голова болит.

Рабство? Служить, как собака? Да пожалуйста! Да пусть меня хоть Тузиком назовет, хоть Моськой! Я и есть перед ним дворняга. Да я ботинки его лизать готов, если он захочет.

Была у нас в деревне собака злая, на цепи сидела, на всех бросалась. Мне ее жалко стало, я через забор перелез и ее освободил. Так она меня чуть не загрызла. Я от нее на забор залез, штаны порвал. А батя мне сказал, что ей свобода не нужна. Что привязь у нее не на шее, а в голове. Так вот, мне эта свобода без Никки тоже не нужна. Как в песне поется? «Лучше быть нужным, чем свободным».

Рабство? Ну и пусть. Зато я буду видеть его каждый день. Близко, а не как все остальные. Он мне даже работать разрешил… В общем, голова у меня кругом идет.

Так… От комнаты я, значит, отказываюсь, раз я у Никки жить буду. Родителям скажу, что работаю у него телохранителем. Про рабство не скажу. А то мама меня опять ко врачу потащит, как в детстве.

Она меня к невропатологу постоянно водила, а та ее пугала. Про родовую травму что-то говорила. Таблетки мне выписывала и массажи делала. Массажи – это было приятно, а вот от таблеток спать хотелось. Отец их нашел и выкинул. Он маме тогда еще сказал, что времена голодные, и ее врачиха на деньги разводит. Не знаю, может, так оно и было? Но с тех пор я таблетки больше не ел. Но и массаж мне не делали. А жаль. Это приятно. Если Никки захочет, я массаж ему делать буду. Я для него все, что угодно сделаю. Пусть только намекнет.