Рома.

– Ты еще, наверное, после командировки не отошел. Отдыхать тебе надо... – «А ты ещё по головке меня погладь и постели тут, на стульях», - раздражённо подумал я. Голос Димы прямо-таки лучился приторно-наигранной заботой и сочувствием. Да что такое, сговорились они, что ли, все: «Отдыхать тебе надо…» Мне не 80 лет! Конечно, отдохну. Так отдохну, что завтра в машине отсыпаться придётся, а моим невольным пассажирам морщиться от запаха перегара в салоне.
– Вот и отдохну сегодня вечером, – я одним махом проглотил бутерброд (плевать, что их у Димы всего два было, пусть свой шоколад дожёвывает), – от командировки и от… всего остального. 
Может, у меня, конечно, и воображение разыгралось, но, кажется, глаза Димы как-то подозрительно сузились, а голос просто не сахарным, а медовым стал…
– В ночной клуб? В «Корону»? Замечательный клуб, кстати… 
Может, для твоих педиковатых дружков он и замечательный, раз ты их туда водишь. А я выбираю только лучшее.
– «Корона»? Отстой! Нет, мы едем в «Магнетик».
О сказанном я пожалел сразу: стоило увидеть расплывшееся в довольной улыбочке лицо Димы, чтобы понять, что меня развели. И кто виноват? С другой стороны, может, я просто накручиваю себя, и ничего такого Дима не задумал. Просто обман зрения. Свет не так упал… Ага, на голову мне явно что-то упало ещё в детстве, раз до сих пор не научился язык за зубами держать. 
- Как я понимаю, не один, - тоном лучшего друга, интересующегося здоровьем моей умирающей бабушки, уточнил Дмитрий. 
- Нет, не один, - буркнул я. А может он думает, что я его приглашать пришёл!? Ха! Размечтался! Пусть его Андрюшка по клубам водит, водкой поит и танцует. «И укладывает баиньки?» - внутренний голос решил напомнить о себе, как всегда, не вовремя. Сцепив зубы, я попытался отбросить картинку целующегося с новеньким Димки. Но она отбрасываться никак не желала, продолжая подсовывать всё новые кадры из замедленной съёмки: вот светловолосый парень в неоновых огнях светомузыки ночного клуба медленно расстегивает пуговицы на облегающей, как вторая кожа, рубашке цвета металлик, которую как-то мельком видел на Диме. Медленно ласкает пальцами открывшуюся нежную молочно-белую кожу груди. То, что Димка не отличается привычной для русского мужика волосатостью, я убедился, ещё когда отвёз эту пьяную бестолочь домой в тот первый раз, когда он прилюдно заявил, что он гей и не против со мной... Я поднял на него глаза и снова посмотрел на этого странного парня, который, о чём-то задумавшись, крутил в руках кружку с давно остывшим кофе. 
 А кто для меня Дима? На протяжении этого года я не раз задавал себе этот вопрос и до сих пор не мог дать однозначного ответа.
 Друг? Определённо, но это было не всё. Между нами всегда было что-то ещё. На грани флирта и чего-то иного, когда временами темнели голубые глаза, и насмешливо-заигрывающий тон сменялся серьёзным, режущим, как канцелярский нож, юмором. Хотя, шутил ли он в такие моменты? Вот и сейчас Дима опять посмотрел на меня «тем самым» взглядом:
- Ты не передумал, а то у меня тут новое свидание и новая любовь намечается? Но я бы лучше с тобой пошёл… 
- Да пошёл ты! 
- Уже иду. Где там у нас второй оперзал? Подбросишь, водила?
- Урод, ты Димка. 
- В генотипе или вообще? 
- Вообще. 
- А ты с уродами не того?
- Я с мужиками ни того, ни этого… 
- Ну что ж, будем искать своё счастье в более доступных местах… - он отворачивается, как будто и не было этого странного обмена ничего не значащими словами-уколами. Зачем он заговаривает об этом снова и снова? Мы уже год балансируем на этой тонкой грани между шуткой и правдой. Потому что я знал, что Дима неравнодушен ко мне, но не знал, что я испытываю к нему. Нет, конечно, знал: он – друг. Просто друг…
И всё же, если это так, то почему таких моментов я так боюсь? И каждый раз жду, предвкушая... Вот и сегодня, услышав его предложение, сердце затопила волна облегчения. Я ведь уже думал, что Дима больше никогда не спросит… Значит, он всё ещё… Несмотря на наличие сладкого мальчика… Я смотрю на его окаменевшее лицо и не понимаю себя. Может, у меня какая-то странная извращённая форма садомазохизма? Ведь я видел, что ему больно, когда раз за разом отказывал ему. И всё же… не хотел терять Диму. Его дружбу и то самое «что-то ещё». Иногда я представлял себе, что будет, если Димыч решит уволиться и уйдёт работать в другое место, переедет в другой город… И не мог. Сашка, Николя и другие друзья из прошлой жизни давно уже перестали иметь для меня значение. Они остались там – за порогом банка, который я перешагнул год назад. Я с лёгкостью смог отбросить годы нашей дружбы, наших шалостей и хулиганств, мог месяцами не видеть их, не созваниваться и не ждать их звонков. Совсем не скучал по ним, может, только по нашему общему лихому прошлому - и всё. 
Но два месяца назад, когда отец дал мне отпуск и оплатил путёвку в Грецию, все две недели я думал только о том, что хочу вернуться. Мне было скучно без Димыча. Всё чаще, слушая экскурсовода, представлял себе, какую бы язвительную шуточку мог бы отпустить Димка, если бы был сейчас рядом... 
Так, блуждая с экскурсией по Акрополю, осматривая развалины Парфенона, я практически, как наяву, слышал его голос: «Вот и найдено то самое место, где Роман Крамской научился ТАК водить машину!»
Больше чем уверен, его бы позабавило, что одно из первых описаний гомосексуальных отношений было сделано древними греками. Убеждён, он бы ухмыльнулся и сказал: «Если уж Цицерон говорил, что у греков было позором для юношей, если они не имели любовников, то позорник ты, Ромка: отказываешься, даже не попробовав!» 
- В этой связи можно процитировать отрывок одного из диалогов Платона, где Аспазия утешает Сократа: «Что же ты плачешь, дорогой мой Сократ? Неужели вечно будет смущать твою душу эта любовь, которой, точно молнией, обжёг тебя этот бесчувственный юноша? Верь мне, я вымолю у него более благосклонное отношение к тебе», – вещала дородная тётка-эскурсовод. «Что-то не к той экскурсии я прибился», - подумал я, но так и проходил за ними следом, ещё пару часов любуясь фресками и барельефами с обнимающимися юношами и девушками.
Иногда мне даже казалось, что длинная Димкина тень нависает надо мной, но стоило обернуться, иллюзия развеивалась. Всего лишь одна из этих бесконечных полуразрушенных колонн… 
Из Греции я прилетел ночью, и у меня был ещё целый день отпуска на «отсып и акклиматизацию», как сказал отец. Но в восемь тридцать я уже стоял у дверей банка. Сердце радостно забилось, когда на мой уверенный стук в дверь кабинета на пороге появился Димыч. С неизменной чашкой кофе в руках и такой родной усмешкой на губах. И, глядя в его смеющиеся голубые глаза, я понял, что вернулся домой…

- Тебе не кажется, что пауза слишком длинная? Я уже думаю затянуть какую-нибудь заунывную песню… в тему твоей уныло-вдохновлённой физе.
- Ой, только не песню. У тебя нет ни слуха, ни голоса, и не представляю, сколько нужно выпить, чтобы спокойно слушать эти вопли. 
- Ты ещё меня в душе не слышал! Может…
- Не может, Дим, не может этого быть. Никогда, - я с силой опустил чашку на стол, отметив про себя, что почти не притронулся к кофе, захомячив бутерброд практически всухомятку. – Я ушёл. 
- Тогда ты тоже это сказал… Ритуальное прощание с любовницей под утро: «Я ушёл…» Как-то неромантично…
- Нет. Я ухожу молча. Пока, Дим.
Я захлопнул дверь и на мгновение замер перед ней, решая куда податься. На самом деле, хотелось тишины и уединения, чтобы подумать. Или наоборот, куда-то в шумную толпу, чтобы не думать. Клуботерапия мне была явно необходима. Я подсел на Димку, и мне нужно было как-то выйти из этого странного состояния. Старая компания поможет мне вернуть того себя, каким я был до этого грёбанного банка. А пока пойду к Кате загляну. Вдруг начальство гневится на моё долгое отсутствие? На самом деле, не так уж мне и нужен был этот бутерброд, так как по пути я заехал в пиццерию и от души побаловал свой организм высокобелковой, калорийной пищей. 
Решительным шагом я миновал холл и направился к нашей Катюше. 
Красавица сидела за столом, закинув ногу на ногу, покачивая изящной туфелькой на пальцах не менее изящной ножки и откусывая ровно по полдольки шоколада. Чашка с зелёным чаем стояла под рукой и то и дело подносилась к накрашенным радикально-красной помадой губам. Просто ужас какой-то, куда ни кинься, везде этот шоколад и зелёный чай. Мода новая, что ли, пошла? В нашем доме этого добра сроду не бывало: банка дорогого кофе и чай в пакетиках – лучшее, что мог предложить кухонный шкаф Крамских. А эта мутно-зелёная мерзость… моча пьяного ослика. Я поморщился, а Катя сделала очередной глоток этой тошнотворной жидкости и непритворно-радостно заулыбалась мне: 
- Ррромаааа, - ну, опять она дразнится! – привет! Ты уже вернулся?
- Как видишь! – я упал на стул. Если сейчас опять начнётся лекция о том, что мне нужно больше отдыхать, с намёками, как же херово я выгляжу, то пойду и кого-нибудь придушу. И даже знаю кого: одного патлатого белобрысого соблазнителя! Но я оказался неправ. После предложения выпить этой бурды под названием «зелёный чай», от которого я благополучно отказался, даже не нагрубив при этом, речь пошла вовсе не обо мне.
- Ты уже знаешь? – Катерина заломила бровь, испытующе глядя на меня.
- И о чём это я должен знать? – скучающим тоном вопросил я. Очередная сплетня.
- Рома! Я тебе удивляюсь. Твой лучший друг заводит у тебя под носом роман с новым сотрудником, а ты ни о чём даже не догадываешься! 
Я моментально подобрался. Это она о Димыче? Поставив локти на стол и пригнув голову поближе к Катерине, я, не отрывая от неё взгляда, спросил, загибая пальцы на правой руке.
- Во-первых, откуда ты это знаешь? Во-вторых, что тебе известно?
Катерина слегка удивлённо понаблюдала за моей реакцией, потом, сощурившись, довольно улыбнулась и ответила:
- Ну, во-первых, сама видела. Своими глазами. А во-вторых, это известно уже всем.
- Что известно?
- О том, что они целовались. Как только ты утром вышел из кабинета Димы, они и начали. Очень страстно, - театральным голосом прошипела Катерина, округлив глаза.
Вот, блин! Не успел я за порог ступить! Хоть бы подождали немного, о погоде поговорили, что ли. Сволочи! Я сцепил пальцы в замок и попытался успокоиться.
- Ну, на самом деле я давно знаю. Они от меня ничего не скрывают, - вымолвил я равнодушно.
- Дааа? – в глазах Катерины показался то ли испуг, то ли паника. – И что, у них серьёзные отношения?
- Не знаю. Меня это не касается, - я постарался придать голосу как можно больше пофигизма.
- Вот как? – ядовитым голосом вопросила Катерина. – Не касается? У него на глазах лучший друг, можно сказать, погибает, а его это, видите ли, не касается!
- Да ну? – постарался ответить так же. – С каких это пор трахаться с блондинистым красавчиком и погибать стало одним и тем же понятием?
Катерина тяжело вздохнула и откинулась на спинку стула.
- Эх, Рома, Рома! – со вселенской тоской в голосе сказала она. Затем, собрав пальцы щепоткой и размахивая ими перед моим носом, продолжила: - Как ты не видишь? Как ты не понимаешь? Они же совершенно не подходят друг другу. Абсолютно разные, оба неуравновешенные, нервные, вспыльчивые, раздражительные (это Димыч, что ли?)… К чему могут привести их отношения? – возопила она, воздев руку к небесам. Так как я молчал, ошарашенно наблюдая за бенефисом великой драматической актрисы, по воле рока не попавшей на подмостки МХАТа, она выдержала театральную паузу и сама ответила на свой вопрос: - К катастрофе! К полной катастрофе в личной жизни Димы, которая, вполне возможно, кончится суицидом!
- Ну, не обязательно ведь суицидом… - как-то не вполне уверенно возразил я.
- Может, и не суицидом, - с готовностью кивнула Катерина, - но, согласись, что их отношения – это неправильно, неприемлемо и категорично недопустимо!
- Вот это точно! – с радостью подтвердил я.
Катерина накрыла ладонью мою руку и проникновенным голосом продолжила:
- Рома, ты, как лучший друг, должен помочь человеку разобраться в себе, выбрать свой путь в жизни, свою судьбу. Ты – единственный человек, к которому он прислушается.
- Интересно, и что же я должен ему сказать? Димочка, не трахайся больше, а то будет бо-бо? – ехидно спросил я.
Катерина, оставив мой выпад без внимания, вздохнула и продолжила:
- К сожалению, время для слов ты уже пропустил. Это уже ничем не поможет. Пора действовать!
- И как же? – мне и самому стало любопытно, что я могу сделать в этой ситуации.
- Надо всяческими способами отвлекать внимание Димы от Андрея, не дать ему увлечься и полюбить его.
«Полюбить его?» На этой фразе моё сердце болезненно ёкнуло и сжалось. А ведь Катерина права. Надо что-то делать, пока не поздно. Если он его полюбит… Если… Сердце вырвалось из тисков и бешено заколотилось.
- Как? – прохрипел я. На Катином лице мелькнула улыбка.
- Элементарно. Нужно отвлекать его внимание на себя!
Я горько усмехнулся.
- Катя, ты даже не понимаешь, что предлагаешь…
- Рома, я не предлагаю тебе ложиться с ним в постель! Хотя, если честно, то для лучшего друга не зазорно сделать даже и это. Я говорю о совместном времяпровождении. Сходите в кино, в лес на природу, поиграйте вместе в компьютерные игры, попейте пива с воблой, что ли… Ну мало ли занятий найдётся у двух мужчин… помимо секса?
Я задумчиво поскрёб пальцами по подбородку. Да, пожалуй, Катерина права. Чем больше времени я буду проводить с Димычем, тем меньше его останется на всяких сладких мальчиков…
- Я подумаю… Но ничего обещать не могу, - не хватало ещё посвящать её в свои планы! – А ты мне вот что скажи, уважаемая Катерина Тимофеевна. Какой такой интерес ты имеешь в этом деле, что так ратуешь за моральную чистоту сотрудников нашего банка?
На лице Катерины отразился напряжённый мыслительный процесс. И неожиданно тихо она сказала:
- Ром, я отвечу тебе правду, только если ты никому никогда ничего не скажешь… 
Я кивнул.
- Обещаешь?
- Обещаю.
Она вздохнула.
- Понимаешь, одному очень хорошему и доброму человеку (извини, имени я тебе не скажу) очень сильно понравился Андрей. Настолько сильно, что этот человек готов связать с ним свою жизнь. Он мучается и страдает. И я вот… решила помочь ему. Ну что может получиться у Димы с Андреем? Ничего хорошего! А так, будут люди счастливы... Понимаешь? 
Так вот в чём дело! Какая-то наивная девушка втрескалась по уши, а милосердная Катя вызвалась ей помочь! Во мне моментально проснулся охотничий азарт.
- Это Леночка? Скажи! Хотя нет, вряд ли… Может, Аллочка Сафонова?
- Ром, не старайся! Имени я тебе не скажу, это не моя тайна!
- Катенька, с каких это пор ты стала бережно относиться к чужим тайнам?
Глаза Катерины блеснули обидой.
- Рома, я тебе доверилась, а ты… Ты же обещал, помнишь?
- Катюш, не волнуйся, я всё помню и никому ничего не скажу! Ладно, мне пора. А все твои слова я приму к сведению, только не убивайся ты так! – я подмигнул надувшей губы Катеньке и пошёл на улицу подышать свежим воздухом через фильтр сигареты. 
Надо было хорошенько всё обдумать. Кто же мог так запасть на Андрея? Мои глаза наткнулись на мощную фигуру Серёжи-охранника недалеко от выхода. Я вспомнил утреннюю проверку на жучки, его страстные, томные взгляды на шоколадного мальчика и наши с Димычем подколы. Запасть на Андрея? Хороший и добрый человек? Ву-ху!!! Бинго! И так сильно, что готов связать свою жизнь??? Ну ни хрена себе! Женится на нём, что ли? Или как там, у геев, бывает? Надо бы у Димыча спросить… Я злорадно оскалился, представив кредитника в белом свадебном платье и фате рядом с франтовато выряженным Сергеем. А ведь лично мне их союз очень даже выгоден! Чувствуя себя Макиавелли, передвигающим человеческие фигурки на шахматной доске интриги, я, выпуская кольца и струи дыма, начал усиленно размышлять, как же мне провести мой гениальный план в жизнь.