я тоже участвовала в джаред-топ кинк-фесте :)
начну с этого
заявка 1.74

Братья Падалеки/Дженсен, желательно нон-кон (но можно и по согласию).
Джефф и Джаред давно хотели заполучить Дженсена. Double penetration, укусы, связывание, затраханный до потери сознания стонущий Дженсен. Рейтинг как можно выше.



Выебать Дженсена Эклза была давней голубой мечтой Джареда и, как выяснилось не так давно в пьяной дружеской попойке, мечтой его брата тоже. Джефф при упоминании Эклза сдавил в могучей ладони серебряный кубок, как бумагу, и поклялся, что непременно сучку отловит и уж тогда не позабудет позвать Джареда.
Мечта казалась неосуществимой. Особенно теперь, когда ветреный красавчик во вспыхнувшей междоусобной борьбе кланов решил покинуть на время неспокойную родину и уехал в южные жаркие края, так что на следующий день после попойки Джаред и не вспомнил о пьяном обещании брата, тепло попрощался с ним и уехал в свой замок. Брата повидал, оружием запасся, и довольно.
Каково же было его удивление, когда через месяц в ворота замка забарабанил курьер, с загадочным посланием, написанным братовой рукой. «Присоединяйся к веселью. Спешу поделиться сладкой булочкой, братец! Жду, приезжай скорее».
Не сразу, но Джаред сообразил, о чем идет речь. От неприятного странного чувства, трудно идентифицируемого — и гадость, и радость, и ненависть, и любовь — задрожали пальцы, и Джаред сорвавшимся голосом приказал слугам готовить его к отъезду. На вопрос, надолго ли, не ответил, скривился хмуро.

Добрался он до владений старшего брата в рекордные сроки, всего лишь за двое суток. Джаред ожидал увидеть все, что угодно, в том числе и труп на воротах, но в замке царила тишина, деловито сновали слуги, и брат, хоть и был навеселе, но шумную попойку не собирал и по военным временам был собран и деловит.
Увидел его, улыбнулся. Спросил:
— Есть хочешь?
Не в силах слова сказать, Джаред покачал головой, Джефф ухмыльнулся:
— Что, не терпится? Сейчас пойдем, распоряжения только отдам.
Джаред смотрел, как Джефф разговаривает с управляющим, как спокойно показывает рукой на ворота, как тот согласно и степенно кивает, и в животе все сильнее завязывался узел, нестерпимо хотелось закричать, ударить брата, и его удивляла вдруг проснувшаяся ненависть. Или это была ревность?

И у Джеффа, и у него было немало претензий к Дженсену.
Тот всегда был неуемной блядью, крутил жопой перед любым мало-мальски симпатичным парнем, всегда, с самой зеленой юности, стравливал между собой ухажеров и потешался над ними, легко давал, легко бросал... Джаред одно время искренне ненавидел его. Ненавидел, только вот Дженсену до его ненависти было тьфу, он смеялся даже тогда, когда Джаред ударил его по холеному лицу, застукав с лучшим другом, чего не смеяться — бывший уже теперь друг насмерть схлестнулся с Джаредом, а он, что ему — утер кровь с губы и ушел, посвистывая.
С Джеффом он провернул ту же штуку — поманил — повертел задом, поулыбался, а потом трахался с другим, на его же глазах, и опять смеялся.
Едва только вспомнив этот смех, Джаред почувствовал, как в груди поднимается волна холодного бешенства.

Джефф уже закончил свои дела, подошел к нему, сказал небрежно, слишком уж небрежно:
— Ты готов? Пойдем.
Джаред сглотнул кислую слюну, последовал за братом, тот вел его, нет, не в спальню свою, в темницу.

Они прошли длинным подземным коридором, раз пять приходилось останавливаться и дожидаться, чтобы открыли перед ними решетки.
Наконец они остановились возле обитой металлическими листами двери, и Джефф небрежно махнул стражнику, чтобы тот отошел.

— Он здесь?
Джаред не узнал свой голос, а Джефф спокойно ответил:
— Да. Попалась птичка.

***

Дженсен, если не считать разбитой губы, изменился не сильно, его даже темница не смогла сломить, улыбался, похабно расставив длинные босые ноги, покрытые золотистым пушком, смотрел с вызовом, как будто не на голой деревянной скамье сидел, без единой тряпки на теле, а дома у себя, разве что руки и ноги в кандалах.
Одного взгляда на него хватило Джареду, чтобы ощутить острый прилив возбуждения, и ненависти, и желания стереть, уничтожить эту наглую, блядскую улыбочку с красивого бездушного лица.
При виде Джареда Дженсен просиял, разулыбался, еще шире раскинул ноги, но смех вышел хриплым, натужным, хотя голос звучал весело и ехидно, как и прежде:
— А, и ты здесь? Здравствуй, Джаред, давно не виделись.
Невозмутимый, как будто на светском приеме находился.

Джефф подошел к скамье, на которой сидел Дженсен, сделал что-то с цепями, и кандалы свалились с его рук.
— Спасибо, — ярко улыбнулся Дженсен и с капризной гримаской принялся растирать распухшие запястья, а Джефф без церемоний приказал:
— Вставай раком, блядина.
— Фу, как грубо, — Дженсен удрученно покачал головой, — вот как был ты, Джефф, деревней, так и остался, никакого лоска, что тебе в лоб, что по лбу.

Джефф молча расстегнул штаны, выжидающе и с угрозой глянул на Дженсена. Джаред заметил, как тот едва заметно вздрогнул, но показалось, видимо, а пленник со вздохом сказал:
— Господи. Как же вы мне все надоели.

Как-то очень правдиво и устало это прозвучало. Джаред не мог больше терпеть, погладил себя по выпуклости в штанах, сцепил зубы, чтобы не застонать, так мерзко и прекрасно было все, что происходило сейчас на его глазах — Дженсен, гремя не снятыми с ног кандалами, повернулся к Джеффу спиной и встал коленями на скамью, уперевшись руками перед собой. Джефф ухватил его за бедра, притянул к себе, плюнул на палец и принялся грубо разминать, растягивать маленькое отверстие. Решив вскоре, что достаточно, он приладил огромный член между ягодиц и с видимым усилием буквально натянул Дженсена на себя.

Тот вскрикнул, попытался отпрянуть, но Джефф удерживал его здоровенными ручищами и мощно, с размахом ебал, ухая, вколачивался в него, ненасытно, жадно, не остановить. Дженсен замолчал сразу, Джареду, наблюдавшему за всем сбоку, не видно было лица Дженсена, голову тот опустил.
Джефф трудился долго, Джареду казалось, целую вечность. Трахал и трахал, как заведенный.

Джаред и боялся смотреть, и не мог не смотреть. И хотел, и — не хотел, вернее хотел, но не так. Брат, наконец, зыркнул на него, прохрипел, задыхаясь:
— Чего стоишь? Давай... а то штаны лопнут. Ротик у шлюшки сладкий, глотка глубокая.
От этих слов закружилась голова, как в тумане, Джаред шагнул к скамье, развязал непослушными пальцами веревки на штанах, вынул тяжелый, налившийся кровью потемневший член, не зная, как подступиться. Дженсен вдруг поднял голову и посмотрел на его член, оказавшийся прямо перед лицом. Очередной мощный толчок Джеффа сзади, и эти губы, о которых Джаред мечтал во время дрочки в сортире уже несколько лет — коснулись его члена.
А дальше — у него улетел разум, затопила мозги нестерпимая, зудящая похоть, он схватил Дженсена за волосы и втолкнул, вдавил ему член в рот. Тот задыхался, ему приходилось подстраиваться сразу под обоих, и все равно делал самый лучший в жизни Джареда минет. Глотка у него оказалась и в самом деле глубокая.
Они кончили с Джеффом одновременно, потом Джефф заставил Дженсена вылизать и его член, накрутил длинные волосы на кулак и смотрел Дженсену в лицо, близко, рядом. Смотрел, и будто насмотреться не мог, как тот старательно лижет, и нахваливал, как портовую блядь:
— Молодец, шлюха. Хорошо сосешь. А теперь посмотрим, примешь ли ты нас двоих в одну дырку. Ты же шлюшка бывалая. С тобой и не такое делали. Верно?

Дженсен, замерший было от этих слов, получив чувствительный тычок, снова старательно лизал и сосал. А Джаред, будто заразившийся холодным маниакальным безумием брата, надрачивал член, и смотрел, как Джефф снова одевает на руки безмолвного пленника наручники, как подтягивает цепи к потолку так, что Дженсену пришлось привстать на полусогнутых ногах на своей скамейке, так сильно были натянуты цепи.
Джефф пнул по скамейке, от неожиданности Дженсен покачнулся и упал бы, если бы не цепи. Теперь он свободно стоял на холодном каменном полу с подтянутыми вверх руками и с недоумением наблюдал за манипуляциями Джеффа.

Вскоре и Джаред догадался, чего добивается Джефф, когда тот попросил его закрепить цепь с левой ноги Дженсена на одной стене, а сам потянул за другую. В итоге несчастный оказался распятым в воздухе, посреди камеры, с широко разведенными в стороны ногами.
Это приносило Дженсену неудобство, даже боль, видно было по вспотевшему, напряженному лицу, по напрягшимся мускулам. Но Джеффа это не волновало, он приказал Джареду зайти со спины Дженсена, а сам зашел спереди и сказал ласково, проворковав прямо в губы Дженсену:
— Хочу видеть твое лицо, детка, когда мы войдем в твою растянутую дырку.

А перед Джаредом горело яростной страстью, ненавистью лицо его брата, его член с натугой входил рядом с членом Джеффа в распятое тело Дженсена, и он слышал, впервые слышал, как Дженсен кричит.

Кричал тот недолго, резко замолчал, откинулся назад, голова его упала на плечо Джареда, и вот тогда он увидел — и закрытые глаза, и искусанные губы — и услышал, как тот шепчет сорванным голосом:
— Не надо. Не надо, пожалуйста, больно, больно...
Джефф продолжал мощно вбиваться в тело, безвольной тряпкой повисшее в путах, а Джаред остановился, не в силах заставить себя двигаться или просто уйти, и глаз не мог отвести от белого лица Дженсена.
Джефф посмотрел на него с яростью, рыкнул:
— Тюфяк! Еби его, ты же хотел, чего скис? Давай, покажем сучке, как надо трахаться, дадим жару, на том свете вспомнит, как его выебали тут, или мне другого кого позвать?

Угроза, прозвучавшая столь недвусмысленно в голосе брата, мигом нарисовала в воображении Джареда картину многочисленной групповухи, он сцепил зубы и задвигался.

Дженсен уже даже не шептал, его голова безвольно болталась, и глаза были закрыты.
Кровь, теплая, струившаяся по ногам, Джеффа не отрезвила, он еще ожесточеннее задвигался, быстрее, быстрее. Кончил, шумно дыша, с хлюпом вытащил из растерзанного ануса Дженсена член, и за ним запоздало кончил, ненавидя и презирая себя Джаред.

Джефф, снова превращаясь в спокойного и уверенного — и нормального — не глядя на Дженсена, висевшего жалким куском мяса в каменном мешке, вытер подобранной в углу тряпкой член. Брезгливо кинул ее на пол, подал Джареду другую, чистую и сказал деловито:


— Тут приберут без нас вечером. Пойдем.
— А как же... — Джаред кивнул на Дженсена.
— Я же сказал, вечером уберут тут все. Пусть повисит, ему полезно. Станет услужливей. Шлюх надо учить.

Джаред не смел спорить со старшим братом.
На пороге он оглянулся еще раз, не мог не оглянуться. Из разорванного ануса по ногам Дженсена стекала кровь, медленно, собираясь каплями. Падала на каменный пол и впитывалась в тряпочку, которой так небрежно Джефф вытер член.
И Джаред вдруг вспомнил, где видел ее.
Весь жар кинулся ему в лицо, он поспешно отвернулся от неприглядной картины, спрятал лицо и от брата, и почти убежал, правда, только до первой решетки. Там он, дожидаясь Джеффа, уже немного пришел в себя. И принял решение.

Принял-то принял. А вот как сделать...
Как вытащить Дженсена отсюда, Джаред пока не представлял.

К ночи напившийся Джефф сказал Джареду, пьяно ухмыляясь:
— Хочешь, пойдем, проведаем сучку? Вижу ведь, только об этот и думаешь.
Джаред, застигнутый врасплох, все же сумел изобразить пьяное недоумение и спросил, тщательно скрывая тревогу:
— Так он же, наверно, не готов еще?
— Для нас всегда будет готов, — отрубил брат, подымаясь и почесывая вываливающееся из штанов пузо, — жопу порвали, зато рот рабочий. Пошли, снимем напряжение. Отсасывает он хорошо.


Дженсен лежал все на той же деревянной скамье, только на этот раз прикрыт был какой-то тряпицей с головой.
Отдернув покрывало, Джефф недовольно присвистнул. Дженсен лежал свободно, расслабленно, можно было подумать даже, что спит, только лицо было иссиня-бледным. Четче проявились на теле синяки и ссадины, фиолетово-черные безобразные пятна на бедрах, заметнее выступили ребра, и Джаред подумал вдруг с испугом, что Дженсена, пожалуй, и не кормили с тех пор, как он оказался здесь.
— Ты хоть кормил его? — сразу озвучил он вопрос, грубо спросил, не сдерживая раздражения.
— Нет, — Джефф выпятил подбородок, — блядь сговорчивее становится, когда голодна.
— Сдохнет же, — Джаред нагнулся над Дженсеном. Потрогал лоб, тот горел огнем. Обронил: — Сдохнет, если тут оставить.
— Сука, — выругался Джефф. Подумал, помолчал. Сказал недовольно, — хорошо, что ты предлагаешь?
— Может, поубавишь пыл, Джефф? — тщательно подбирая слова, сказал Джаред и, видя, как вскинулся брат, повысил голос: — Подожди, не кричи. Ты же показал уже, кто хозяин положения, думаю, он усвоил урок. А теперь... Можно развлечься и по-другому. Он никуда не денется, в замке полно людей. Джефф, давай поэлегантнее развлечемся. Вино, шампанское, мягкая постель... красивая блядь. М?

Джефф недолго думал, согласился. Первый шаг был сделан — из-под десяти замков-решеток Дженсена извлекли, призван был лекарь, и на следующий день несчастный очнулся.

Джаред боялся смотреть ему в глаза, боялся, что увидит сломленного, разбитого человека, но Дженсен при виде его даже попытался усмехнуться и сказал еле слышно:
— Какой горячий парень...

Стыд Джаред умело спрятал, и стыд и страх, Дженсен не должен был догадаться, не должен был ничего понять, ни то, что он видел платок, подаренный Дженсену когда-то им, Джаредом, ни о побеге. Пусть думает, что хочет, пусть даже думает, что Падалеки решили держать его в качестве шлюхи в замке, не на цепи и в подвале, а в покоях с ваннами и служанками.
Дженсен на это лишь хмыкнул, сказал снова тихо, не было сил громче:
— Старая песня... дурак твой братец, дурак и деревня. Научился бы ухаживать красиво сразу, не пришлось бы... ох... на цепь сажать...
— А что, — напряженно спросил Джаред, — у него был шанс? Хоть мизерный. Был?
Он ждал ответа, даже дыхание задержал, боясь пропустить, но Дженсен долго молчал и, казалось, заснул в своем коконе из одеял.
Потом все же до Джареда донесся тихий ответ:
— Шанс есть у всех. У некоторых и не один... только... они свои шансы бездарно упускают.

Джаред ушел от Дженсена, а вечером напился снова с братом и думал — ну и пусть, пусть нет шанса, пусть даже надежды нет на прощение, надо все равно выполнить задуманное. Хотя бы ради того шелкового платка.

Случай представился через несколько дней. Дженсен на удивление быстро поправился, заживало на нем все, как на собаке, и уже пару дней назад изголодавшийся Джефф пришел в его комнату и заявил, что, раз ему хватает сил поносить повара и швыряться подушками в прислугу, то и исполнять свои непосредственные обязанности — шлюхи — он уже готов.
Дженсен засмеялся, снова, как всегда, заводя этим смехом, легким, издевательским, заводя и Джареда, и Джеффа, будто дразнясь. Смеялся и тогда, когда Джаред привязывал его к кровати шелковыми, но прочными путами.
Глаза его смеялись, шальные, бесовские, когда Джефф выставил Джареда из спальни, сказав, что сегодня ему одному мало, и Джаред и рад был, что его выставили, и ныло что-то в груди, но он боялся уже, что случится что-то страшное, непоправимое, если он останется.

Он пришел под утро, когда утомленный и довольный Джефф захрапел, можно сказать, дежурил под дверью. Вошел сразу, как услышал раскаты храпа. Джефф раскинулся широко на кровати и придавил немного Дженсена, уже не привязанного.
Дженсен лежал с закрытыми глазами и выглядел бледнее, чем днем, но при звуке осторожных шагов поднял голову с подушки и встретился взглядом с Джаредом.

И снова — на губах его зарождалась знакомая улыбка.
Дженсен покосился на Джеффа и спросил шепотом:
— Тоже хочешь?

Джаред сел на кровать со стороны Дженсена. В горле стоял ком, сказать что-то он не мог. Хочешь? Да, конечно. Только вот не так. И не здесь. Он не придумал ничего, не знал, что ответить, молча, сгорбившись, сидел и смотрел перед собой, и они слушали раскатистый храп Джеффа.
Пока Дженсен не сказал, без улыбки, спокойно и устало:
— Иди, Джаред. Спи. Не спал же поди. Со мной все... хорошо. Иди.

И Джаред ушел, глотая злые, горькие слезы.

А через два дня в соседнем городишке поймали известного во всей округе разбойника, и Джеффу, как одному из судей, пришлось уехать.

Джефф будто чуял, что случится что-то. И то порывался взять с собою Джареда, но тот удачно так, на самом деле, не симулируя, подвернул ногу и, охая, демонстрировал брату распухшую лодыжку, то — совсем немыслимое — хотел забрать с собою под охраной Дженсена. Но последнее было чревато столькими сложностями, что он оставил эту затею и уехал, тяжко глядя на всех и грозя неприятностями, если бестолочи упустят пленника.

Ночью, в самый темный час перед рассветом, когда усыпленная стража громко, не хуже самого Джеффа, храпела, Джаред и Дженсен стояли возле решетки потайного хода, ведущего из замка наружу. На свободу.

Они опять не знали, о чем говорить, и двух слов не сказали наедине. Джаред пришел в спальню к Дженсену всего двадцать минут назад, он не сказал ему ни слова раньше, о своих планах. Но Дженсен не спал и будто ждал его прихода. Услышав про побег, медленно, словно привыкая к мысли, кивнул, посмотрел на него странно, Джареду даже показалось, разочарованно, оделся и послушно пошел за ним.

А теперь они стояли и молчали, и с каждой минутой, Джаред чувствовал, становились все дальше друг от друга. Дженсен первый шевельнулся, сделал шаг по направлению к распахнутой решетке, и Джаред, движимый неясным чувством, спросил глухо:
— Ты так долго хранил его?

Дженсен стоял спиной к нему, так что выражения лица его Джаред не увидел, увидел только, как Дженсен опустил капюшон и ответил просто, без вечных смешков:
— Да.
— Значит... он дорог был тебе?
Дженсен не ответил. Едва заметно пошевелил плечами, словно поежился.

— Тогда почему? — С горечью спросил Джаред. Щипало в глазах, в носу, но сейчас уже не имело никакого значения, увидит Дженсен его слезы или нет, отчаянно хотелось знать, почему тогда Дженсен поступил с ним так, почему посмеялся над ним, почему давал всем без разбору, почему, почему...
Дженсен не ответил снова, и не двинулся с места. Казалось, его тоже что-то держит, он не может взять и уйти.

Он повернулся вдруг к Джареду, так что взлетели полы темного в пол плаща, и Джаред не успел спрятать мокрое от слез лицо и увидел, что Дженсен - снова улыбается. Смотрит на него и улыбается. Не насмешливо, а немного грустно, но почему-то именно эта грустная и светлая улыбка подарила Джареду надежду.
— До свиданья, Джаред.

Дженсен давно ушел, а Джаред все сидел у решетки, слабо улыбаясь, и думал, что, может быть, когда-нибудь они встретятся снова. И все будет по-другому.