Это цитата сообщения oswin-oswald Оригинальное сообщение
если бы кровь моя пролилась на землю, запахло бы осенью
Пусть люди станут похожи друг на друга как две капли воды, тогда все будут счастливы, ибо не будет великанов, рядом с которыми другие почувствуют свое ничтожество. © Рей Брэдбери
В эпиграфе всегда пишут самое главное. О том, кого любят и кого ненавидят, что чувствуют и чем живут, что хотели бы забыть и что пытаются не вспоминать. Я никогда не умел выделить самое главное, самое важное, что можно написать на транспаранте и вывесить всем на обозрение. То, что будто выцарапано на душе. Я думаю самое важное нужно запереть в потайном ящике стола и никому не показывать - вещи, о которых нельзя говорить в слух. Будто смерть Кощеева в игле, игла в яйце, яйцо в утке. Чтобы никто не знал в чем твоя боль или самая большая радость, чтобы никогда никто не смог раскрыть тебя и сломать. И только ты сам потихоньку тлеешь в этом, иногда поделившись огнем с кем-то очень близким. Тихо, на ушко. А иначе никак.
Когда мне нужно поговорить, слушать меня некому. Когда мне хочется помолчать - мир будто сходит с ума. Крик, бормотание сдавливает тебя, размазывает по полу. Почему нельзя приглушить звук? Почему нельзя оглохнуть на время, почему нельзя погрузиться во тьму? Всем что-то надо, все куда-то торопятся и перекрикивают один другого. А потом снова хочется говорить. Но у людей уже нет времени друг для друга.
А еще стало мало света. Его словно кто-то украл, унес с собой на память. Может, боги решили отобрать огонь, который у них однажды украли. Ни света, ни тепла, ни внутри, ни снаружи. Такое чувство, будто умираешь. Сначала окоченеешь, а потом тело покроется белой изморозью, губы посинеют и из них уже белой дымкой перестанет вырываться пар.
Где-то однажды я прочитал фразу "осветите тьму". Она так глубоко въелась под кожу, что забыть ее уже не получится. Забылась и книга, и автор, и строчка, и абзац. Но два слова остались, будто в запечатанном конверте до лучших времен. Но еще, кроме света, сейчас бы тепла. Такой, чтобы согревал, такой, чтобы танцевал вокруг с хрустом сгорающего дерева и старой бумаги. Эта тихая песня от кончиков пальцев до сжатых лопаток пробирается и оживляет.
Мне нравится, что можно быть смешной, распущенной и не играть словами, и не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами. Спасибо Вам и сердцем, и рукой, за то, что Вы меня, того не зная сами, так любите, за мой ночной покой, за редкость встреч закатными часами, за наше негулянье под луной, за солнце не у нас над головами.
