Всюду нас окружают лица. Мы научились их видеть насквозь. По неприметным пропорциям носов и подбородков мы без труда отличаем женское лицо от мужского, а брата Васю от брата Пети. Даже характер можно угадать по физиономическим признакам. А уж настроение – так легче лёгкого.
В детстве, в очертаниях чашки или часов мы тоже различаем лица. Ножницы удивлённо смотрят на нас своими ушками, и самоуверенная буква А спорит с насупленной Б. Вещь имеет осанку, позу, словно дающую ещё лучше понять её неподвижную жизнь. В узорах ковра предстают важные процессии и демонические пляски, поединки многолапых чудовищ с разверстыми пастями. Сосны за окном, как застывшие в судороге женщины, тянутся руками к небу над понурым и задумчивым обрывом. Природа полна лиц, характеров, настроений, и диалог облаков с речной водой не кажется менее реальным, чем диалог соседок у калитки.
Наша система распознавания образов настроена на такую чувствительность, что видит искомое всюду, чтобы не пропустить его там, где оно действительно есть. Ведь нет ничего важнее, чем угадать, что за птица твой новый друг или враг, предсказать его поступки, вовремя подчиниться или взять инициативу. Для этого черты лица, мимика, манера двигаться и говорить дают нашей интуиции поистине бесценную информацию. Потому и отношения между людьми столь тонкая и многоплановая материя, где автоматика нашего подсознания подчас значит неизмеримо больше, чем самый изощрённый расчёт. Милая, твоя улыбка натянута, я вижу, что ты недовольна!
Как всегда в технике, плата за чувствительность – ложные сигналы. Потому циферблат часов как глазами смотрит на нас числом 12, трёхфазная розетка скривилась, словно ест лимон, а в урчании холодильника слышится поучительная интонация. Даже в зрелые годы, если расслабиться (и немного сойти с ума=)) всё это чувствуется определённо. Поэты соврать не дадут – у них деревья кормят грудью, а кораблям снятся сны. Всё живое и неживое умеет плакать и смеяться, реке можно поведать свою боль, а утёсу – тайну. Впрочем, и вполне нормальные люди по душам общаются со своими компьютерами и автомобилями, когда что-то идёт не так.
Что же удивительного в том, что с древнейших времён люди наделяли предметы чувствами и желаниями, заклинали их словами? Как в сказке: "Огонь нейдет камень палить, камень нейдет топор тупить, топор нейдет дубье рубить, дубье нейдет людей бить..." Вот и нет козы с орехами. Кстати о дубье и прочей военной технике – согласно финской "Калевале" у железа попросту скверный характер, отчего и случается кровопролитие.
В сказах Бажова камень и золото не просто ищутся горняком в недрах земли, а даются или не даются ему волей подземных демонов. Так мы везде ищем вокруг себя чужую волю – будь это духи рек и лесов, единый бог-творец, соседки-ведуньи, масонский заговор или происки вездесущих спецслужб. На этом от самых корней складывалось наше мышление, наша культура, и долго ещё не переведутся маги и экстрасенсы, снимающие порчу и приворот с доверчивых домохозяек. Призраки наполняют наше сознание, и нет для нас ничего интереснее, чем вскрывать на кухне заговоры и враждебные козни мировой закулисы.
А камень в горе лежит миллионы лет, бесстрастно и неподвижно. Он ждёт трезвой мысли и верной руки горняка, а не приказа от каменной девки. Так и фундаментальные законы жизни ждут исследователя и инженера, а не жреца и конспиролога. Это они, мёртвые и безразличные, повелевают всем живым, от последней бактерии и амёбы до серых кардиналов глобального бизнеса.
На христианских иконах бог-отец имеет типичный человеческий облик. Даже это бесконечное обобщение, этот иллюзорный абсолют обрёл человеческое лицо в глазах тех, кто ему поклонялся. Он, содержащий в себе целый мир, униследовал от создавших его людей человеческие чувства и человеческий характер, примитивный, противоречивый и скверный.
Но гуманист знает, что из всего что есть вокруг нас только человек чувствует по-человечески, только к человеку и подобным ему существам применимы понятия цели, смысла, правды, добра. Их не было и не могло быть в природе до того как наши предки впервые испытали боль и радость на этой Земле. И он не верит лицам, глядящим невидящими глазами из чащ и облаков, фантазий и абстракций. Всё это лишь мёртвый камень, из которого люди строят себе дом.
В этом доме не переведутся красивые песни. Ведь и поэт-гуманист работает с олицетворениями. Быть хозяином своих олицетворений, а не давать им хозяйничать над собой – вот граница, отделяющая поэта от мистика. Надо ли говорить, что быть хозяином собственной головы лучше, чем повелителем целого мира.