Древним думать и переживать было некогда. Тяжёлый труд, напряжённая борьба за выживание, занимали все их силы и помыслы. У нас время есть, есть возможность отложить всё, на всё плюнуть, и посмотреть на свою жизнь, на себя, на то, что вокруг нас. Посмотреть – и ужаснуться.

У древних людей был миф. Над ним не нужно было думать, сопоставлять, сомневаться. Были боги, которых можно просить. Были сказки, страшные, но со счастливым концом. Был круг времён, замкнутый, в котором одно поколение повторяло судьбу другого, без перемен, без страха, что всё оборвётся, и без надежды, что всё изменится к лучшему.

Но было страдание, очень много страдания. А раз так, со временем появились и вопросы – откуда оно, зачем, и неужели – навсегда? И тогда приходили волхвы, приходили пророки, и учили, как не гневить богов, как заколдовать этот непослушный мир, приманить удачу и счастье. Обещали, грозили, искали виновных, снимали напряжение ума и души. Конечно, им верили, потому что некому больше было верить.

Теперь мы видим столько пророков, слышим столько красивых мифов, что ни во что уже не верится всерьёз. Кто прав, и где правда, если каждый говорит и пишет своё, и все – разное? Да может и нет никакой правды, а всё, что нам дано – слепота, растерянность и отчаяние? На свою беду, мы знаем не круговорот поколений, где внукам отпущено столько же горя и радости, сколько дедам и прадедам, нет, мы знаем историю ста поколений, трудный, тревожный путь – куда? Зачем? Взлёты и падения, надежды и перемены, всегда – разочарования, тёмный, неизвестный финал в конце – через миллиард лет? Через тысячу? Через какой-нибудь десяток?

С тех пор, как страдание и разум научили людей задавать себе и своим богам большие неудобные вопросы, написано бессчётное количество книг, проведены бессчётные диспуты, отгремели жестокие войны, бунты, революции, и казни, казни, казни... Каждый раз перо и меч освящала святая вера, чистые помыслы, благие намерения. А страдания меньше не стало. И всё больше и больше вопросов. Для чего мы живём? Почему умираем? Почему многие тысячи лет обделяем, мучим и убиваем друг друга? Как научиться жить по-другому? Когда и чем всё это закончится?

В разное время на эти вопросы отвечали по-разному. А как можем ответить мы?

У каждого времени есть свой дух. Таинственные языческие века сплетены из магических связей и олицетворений. Фанатичное средневековье пропитано божьим страхом и горячей надеждой. Решимость нового времени взрывается неудержимым бунтарским кличем. А наше время идёт следом, на поле затихшей битвы, ступает по осколкам растоптанной веры, по крови погибших идей. В статьях и книгах, в стихах и песнях, на форумах и в дружеских беседах, чем больше хотим от него спрятаться, тем яснее чувствуем его истинный дух – дух скорби, отчаяния и растерянности. Умные дяди назвали этот дух постмодерном.

Депрессия теперь – не хандра бездельников, а смертоносный мор. Мы убиваем себя уже чаще, чем убиваем друг друга. Среди груд умных книг и полных холодильников, мы подчас несчастнее голодного дикаря. Эра разума стала эрой отчаяния. Эра свободы – эрой одиночества. Человек так и не нашёл тех ответов, которые смогли бы его изменить, и безвольно опустил руки.

Но назад пути нет. И все попытки вернуться назад – за ширму веры, в лоно природы – заканчиваются одним только фарсом. В 20 лет вырядившись в школьную форму и взяв в руки букварь, уже не станешь первоклассником. Никакая тайга, никакой Тибет не научит нас другому образу мыслей, не даст нам другую культуру, вместо той, в которой мы выросли, и только её плоды, выросшие в нас, мы сможем передать нашим детям. Быть настоящим, быть собой для нашего поколения – это быть человеком XXI века... и даже, если получится, XXII. И надо быть собой, чтобы идти по своему пути, давать ответы, создавать идеи, в которые самому действительно верится, утверждать их в жизни так, как это самому действительно нужно. Только настоящее, невиданное, новое, сможет выжить и дать плоды, наплевав на все мертвящие разочарования истории. Но мы не дошли ещё до новых идей, не вдохнули в них жизнь, не преобразили дух времени на границе следующей, новой эпохи. Пока мы лишь успели пропитаться этой эпохой... Но как уже от неё воротит!

Всё новое – в чём-то забытое старое, но не возвращение назад, а новый виток длинной спирали. В глазах "пропащей" субкультурной молодёжи новой силой, новой жизнью наливаются отчаянный цинизм и метафизический бунт, вызывающая обречённая покорность и всепрощающая вселенская любовь. И всё это вроде знакомо, и всё это было когда-то давно... А может быть, лишь дежа вю заставляет меня думать о прошлом, глядя на чахлые пока всходы будущего? Может, вот так, на постмодернистской помойке истории, среди зловонного мусора, в неизъяснённых чувствах и туманных догадках, рождается новый, нежданный виток, первый шаг по новому пути человечества?